На негнущихся ногах кое-как добрела до дома. Передо мной всё расплывалось от слёз, таких солёных и едких, что, казалось, они выжгут мне глаза. Без сил я рухнула на постель и тихонько заскулила. В груди болело невыносимо, и, чудилось, сердце сейчас просто разорвётся от обиды и горечи.
***
58 Всё к лучшему
Эрика
– Эрика, глянь-ка, что я тебе принёс! – звонко окликнул Вир ещё с крыльца.
Я только чуть успокоилась, только угомонилась… Но стоило услышать его голос, звенящий такой искренней радостью, как на меня снова обида нахлынула. Небось, с Нарой уже свиделся, вот и счастливый такой.
Свернувшись клубочком, я зарыдала пуще прежнего. Волк как раз вошёл в дом, и так меня и застал.
– Эрика! – уж не знаю, что он подумал, но радость из голоса исчезла бесследно, на смену ей пришёл страх. – Что с тобой? Что такое?
Он оказался рядом в одно мгновение. Я тут же ощутила горячие ладони на своих плечах. Сильные руки подхватили меня легко, как пушинку, развернули.
– Милая, что такое? Ну же, скажи! Что случилось, Эрика? Где болит?
– Тут… – провыла я, прижимая ладошку к груди.
– Да что ж за напасть! – в сердцах охнул Вир. – Погоди, моя хорошая! Я сейчас… Сейчас мигом Ольну приведу.
– Не надо, – проскулила я.
Ещё не хватало тут сейчас чужих людей.
– А что тогда сделать? Может, отвар? Ты только скажи! – побледневший Волк тревожно заглядывал мне в лицо, непрестанно оглаживая по плечам.
– Пусти меня, пусти! – заелозила я. – Не трогай меня своими руками!
Он так опешил от моих слов, что от неожиданности действительно выпустил меня из объятий.
– Ты чего, Лисичка моя?
– И вовсе я не твоя! – обиженно фыркнула я. – И… вообще… можешь обратно идти, откуда явился! Не нужна мне твоя забота. Без тебя не пропаду.
– Обратно идти… Зачем мне обратно в лавку идти? Тебе купить надо чего-то? – озадаченно выдал Вир. Надо заметить, почти без злости, скорее, растерянно.
Я в ответ только взревела гневно и уткнулась лицом в подушку.
– Да что случилось-то? Объясни толком!
– Я всё знаю! – прорычала я, не отрываясь от подушки.
– А я вот ничего не знаю, – Вир, кажется, понял, что жизни моей ничего не угрожало, и в голосе его появилась чуть заметная ирония. – Может, объяснишь толком, что стряслось? Кто тебя до слёз довёл? Кто обидеть посмел?
– Ты! – буркнула я, отрываясь от подушки. Всё-таки хотелось мне видеть его бесстыжие глаза.
– Я? – удивлённо вскинул брови Волк. – Это когда же я успел? Меня тут даже не было…
– Вот то-то и оно, – фыркнула, отворачиваясь. – Знаю я, где ты был…
– И где же? – бросил холодно Вир.
– Ясно где… – я снова горестно всхлипнула. – У этой… Нары своей, наверняка.
– Нара… Нара… – хмурясь, повторил за мной Волк.
Вот же гад, ещё притворяется, что не помнит!
– Это… которая пироги вкусные печёт? Нет, за пирогами я сегодня не заходил. Могу сбегать. Хочешь?
Да что ж такое! Он ещё издеваться надо мной будет!
Я взвилась, как будто меня ужалили, и в сердцах ударила Волка. Правда, мой маленький кулачок его крепкому, стальному телу был как комариный укус.
– Знаю я, какие вы там с ней пироги печёте, – зашипела я, как рассерженная кошка. – Небось, уже все её булочки на вкус испробовал? Ещё бы! Столько сдобы…
Коснувшись собственной яростно вздымавшейся груди, я красноречиво дорисовала в воздухе пышный бюст этой змеюки. Пожалуй, вышло это забавно, даже смешно. Но всё-таки я ожидала чего угодно, только не того, что случилось дальше.
Вир расхохотался. Расхохотался на весь дом, громко, весело, так, что слёзы на глазах выступили. От такой наглости, я даже обидеться позабыла, так растерялась и опешила.
– Ох, Эрика! – сквозь смех упрекнул Волк и покачал головой. – Да что ты придумала, милая моя?! Какая ещё Нара? Причём тут…
– Я сама слышала, своими ушами, – я сердито нахохлилась, но реветь, наконец, перестала. – Она соседке похвалялась, что ты к ней ночевать ходишь.
– Вообще-то все эти ночи я тут, рядом с тобой, провёл, – Вир указал взглядом на лавку подле моей кровати. – Или ты не заметила?
Нет уж, так меня не проведешь!
– Ну… может, ты не ночью, а днём к ней ходишь… – не сдалась я. И тут же опять вспылила: – Какая разница! Всё одно… за тем же.
– Это зачем же? – Волк, лукаво усмехнувшись, придвинулся ближе, и я смущённо отпрянула.
– За тем! – я отвела взгляд, чувствуя, как горят щёки. – Будто сам не знаешь…
– Не знаю, – усмехнулся Вир. И вдруг самым бессовестным образом сгрёб меня в охапку и усадил на колени.
Я дёрнулась, пытаясь вырваться… Но тут же замерла, как мышка, с неистово колотящимся сердцем, когда мою шею обожгли его горячие губы.
А через миг тихий хриплый голос произнёс у самого уха, щекоча жарким дыханием:
– Не знаю, – повторил он. – Скажи… зачем мне куда-то идти, когда у меня ты есть?
Вир неспешно прокладывал дорожку из нежнейших поцелуев от виска, по щеке, к моим уже приоткрывшимся в томительном ожидании губам…
Ещё немного, и я сдамся, позабыв из-за чего, вообще, случилась эта нелепая ссора. Я зажмурилась, пытаясь взять себя в руки.
Чуть слышно выдохнула:
– Пусти!
– Ни за что не отпущу, – горячее дыхание, наконец, коснулось моих губ, но поцелуя не последовало. – Эрика, посмотри на меня!
Я открыла глаза и тотчас утонула в сияющих серо-зелёных омутах. Вир глядел на меня с такой нежностью, с таким трепетом, с такой любовью, что все мои сомнения, вся эта жгучая ревность, вся жалящая душу обида вдруг показались такими пустыми, нелепыми, надуманными.
– Я говорить красиво никогда не умел, – вздохнув, признал Вир, – но одно сказать могу… Никто мне, кроме тебя, не нужен! Никто на всём белом свете.
– Даже Нара? – я виновато улыбнулась, шмыгнула носом.– Она же вон какая красавица…
– Вот же дурная девка! – смеясь, покачал головой Волк, мимолётно целуя в нос. – Да ты для меня всех краше, ты, бедовая моя! Разве ещё одну такую где-то сыщешь? С тобой одной я быть хочу.
Я порывисто обняла его за шею, прижалась к горячей груди, слушая, как сердце стучит гулко, неистово. Боль утихала, светлая радость вновь наполняла меня, будто чистая вода колодец.
– Только… знаешь, так дело не пойдёт… – вдруг проворчал Волк, заставляя меня отстраниться и снова тревожно напрячься. – Если ты каждому встречному верить готова, а мне нет, то ничего у нас, Эрика, с тобой не сложится. Разве так можно?! Ведь знаешь, как ты мне дорога, а сама всякую ерунду в голову берешь. До слёз вон себя довела!
– Прости! Верно говоришь… – я стыдливо опустила голову. Но тут же снова вскинула подбородок. – Только как же я знать могу, что у тебя на душе, если ты всё молчишь и меня сторонишься? То целуешь, то лишний раз дотронуться не хочешь…
– Ох, Лисичка моя, ничего ты ещё не понимаешь… – Вир судорожно вздохнул и вдруг таким взглядом меня обжёг, что в животе всё будто в узел стянуло, и сладко стало, и мучительно так. – Если бы ты знала только, как мне трудно рядом с тобой себя в руках держать, как ты манишь! Это же… хуже пытки не придумать… И разве какая-то там… Нара тебя затмить сможет? Ты у меня одна и днём, и ночью перед глазами. – Он ласково провёл ладонью по моим волосам, отвёл прядь от лица. – Ты вот что… Глупости эти из головы выбрасывай! И давай так договоримся: я тебе верю, ты мне веришь. А всякие сплетни и злословия пусть стороной идут, они нас не касаются! И если что-то покоя тебе не даёт, так впредь у меня сперва спрашивай!
– Хорошо, – я улыбнулась, снова пряча лицо на его груди. – Обещаю. Прости меня, дурную! Я просто, как услышала, что эта змеюка говорит о тебе, так будто разум потеряла…
– Ревнуешь? – усмехнулся Вир мне в макушку.
– Да! – не стала я юлить и притворяться. – И вообще… она тебя на праздник позвать собралась… Вот пусть только попробует!
– Мало ли, что она хотела! А я вот вовсе не её позвать хотел… – хмыкнул Волк. И я затаилась в безмолвной надежде... Но он внезапно заговорил о другом, протянув мне свёрток, лежащий рядом на постели. – Смотри, что я тебе принёс!