Однако наши нежности были прерваны появлением целительницы Ольны. К счастью, мы загодя услышали её шаги на скрипучем крыльце и успели оторваться друг от друга. Думаю, женщина ни в чём нас не заподозрила. А лихорадочно блестевшие глаза и раскрасневшиеся лица всегда можно было списать на последствия моей болезни и ликование Вира по поводу моего исцеления.

Ольна, к слову, тоже от души порадовалась моему пробуждению. Принялась меня расспрашивать о самочувствии и дотошно осматривать.

Вир, мгновенно сообразив, что сейчас нас лучше оставить вдвоём, бросил на меня тоскливый взгляд и вышел из комнаты.

Вскоре, впрочем, вернулся. Сперва вежливо уточнил, можно ли войти, а после моего разрешения, внёс лохань с тёплой водой. Мне снова захотелось расцеловать его за заботу.

После стольких дней, проведённых в забытьи и лихорадке, я жаждала смыть с себя все следы болезни и отравивших меня ядовитых чар. Ольна хоть всё это время и ходила за мной, как могла, всё-таки ни разу не устраивала мне полноценного омовения. И сейчас с радостью взялась с этим помочь.

Пусть меня ещё шатало от слабости, но желание привести себя в порядок оказалось непреодолимым. Я вымылась, переоделась в чистую одежду. Ольна тем временем перестелила постель, даже тюфяк перевернула другой стороной.

Всё это определённо того стоило. Я хоть и вернулась в кровать, едва держась на ногах, зато ощущала себя посвежевшей, обновлённой, практически ожившей или родившейся заново.

А тут и Вир снова пожаловал. Да не с пустыми руками. Принёс мне горячей похлёбки на курином бульоне, тушёных овощей и сладкий взвар с мёдом.

Заверив Ольну, что дальше он сам справится, Волк отпустил женщину, у которой по всем Луговкам ещё хлопот хватало, и… принялся меня кормить. Да, да, прямо как дитя малое, с ложки.

Сперва мне от стыда захотелось провалиться. Я всё порывалась у него ложку отобрать и убеждала, что могу сама. Он на это только фыркал смешливо и продолжал всё это безобразие.

Вскоре я уже не перечила, потому что вдруг поняла, что, оказывается, есть вот так, с рук любимого мужчины, это приятно и… даже как-то… волнительно. Всякий раз, когда Вир касался случайно моих губ, лица или груди, по телу пробегали мурашки, и сладостная нега растекалась по животу.

Признаться, я ждала новых поцелуев, но их не последовало. Более того, Вир теперь будто нарочно старался держаться от меня подальше. Нет, он по-прежнему был ласков, говорил по-доброму, приветливо, больше не супился нарочито сурово, как делал прежде.

А уж смотрел как! Я ловила время от времени его взгляды, и они обжигали, как жар большого костра. Но ко мне Волк больше почти не приближался.

А когда ему всё-таки приходилось это делать, я тут же слышала его тяжёлые шумные вздохи, будто ему само моё присутствие было в тягость.

Меня всё это порядком сбивало с толку. Но пока я отмахивалась от дурных мыслей, ведь совсем недавно видела его другим. И счастье всё ещё сияло во мне ярче летнего солнца.

Ночь мы снова провели в одной комнате. Я на постели, Вир на лавке. Я слышала, как он долго вертелся, ёрзал, не мог уснуть. Но, в конце концов, сон сморил нас обоих.

На следующий день всё повторилось. Утром Вир проснулся раньше меня, принёс мне завтрак, с улыбкой пожелал доброго дня. А когда помогал мне сесть в постели поудобнее, чтобы можно было спокойно подкрепиться, даже на миг коснулся губами моей щеки. Но тут же смущённо отступил.

Так и повелось.

Ещё пять дней я провела практически лёжа. Иногда выходила посидеть на крыльцо и в уютный садик рядом с домом. Ноги уже держали меня лучше, но далеко отходить от дома я сначала не решалась. Вир неизменно был поблизости, но при этом гораздо дальше , чем мне того хотелось.

Лишь один раз за всё это время, на третий день после моего пробуждения, согласилась с Виром пройтись по деревне немного. Разумеется, всю дорогу я цеплялась за его локоть, а шла неспешно, как улитка, но была счастлива уже оттого, что иду своими ногами. А ещё оттого, что Волк наконец-то был так близко и позволял к нему прикасаться.

Луговки больше не выглядели мёртвыми и пустыми. Нам навстречу часто попадались жители поселения. И все они, без исключения, считали своим долгом подойти к нам и поблагодарить меня за помощь и исцеление.

Это было приятно, что уж и говорить. Теперь я особенно сильно ощущала, что моя жертва была ненапрасной. Да, я расплатилась за доброе дело собственным здоровьем, но оно того стоило.

Мне с каждым днём становилось всё лучше, ещё немного и силы вернутся полностью, а эти люди могли умереть. Теперь же они будут жить. И ведь это прекрасно…

К пятому дню я окрепла настолько, что Вир уже не опасался оставлять меня одну надолго, а я даже отваживалась на то, чтобы без его помощи дойти до кого-то из соседей – поболтать, справиться об их здоровье. Всё же в четырёх стенах лежать было скучно.

А ещё эти разговоры позволяли мне отвлечься от муторных мыслей, терзавших меня всё сильнее. Мыслей о Вире, разумеется.

Я опять изводила себя, пытаясь понять, что же я сделала не так, отчего мой любимый, уже почти открывший мне свою душу, вдруг снова превратился в неприступного Стального Волка. С одной стороны, мне даже нравилось, что он меня опекал так, будто я тонкая былиночка, которую можно легко сломать, стоит лишь коснуться неосторожно. С другой, я уже измучилась, просто дошла до края. Сама была готова взмолиться о том, чтобы Вир снова меня обнял и поцеловал, а то и вовсе наброситься на него первой.

Не желая окончательно погрузиться в тоску-кручину, я отправилась к тетушке Бёрне, добросердечной пожилой женщине, которая на время дала нам приют под крышей своего дома, вернее, дома её сына. Сама она заправляла хозяйством в соседнем дворе.

Я уже вошла в ворота, но ещё не успела подняться на крыльцо, когда поняла, что кто-то уже заглянул в гости к Бёрне. Молодой женский голос был довольно громким, а потому я без труда расслышала разговор. И первые же слова заставили меня приостановиться…

– Бёрна, а что, постоялец твой дома али нет, не знаешь?

– Почём мне знать, я за ним не слежу. Вир сам себе хозяин, – откликнулась хозяйка. – А тебе-то что за дело?

– А вот… – кокетливо отозвалась молодая, но потом всё же не утерпела и продолжила: – Хочу его на праздник позвать. Завтра же Ночь Огней.

– Ишь, чего удумала! – фыркнула Бёрна возмущённо-насмешливо. – А ничего, что у него там, в доме, девка своя имеется?!

– Подумаешь! – теперь уже молодой голос прозвучал обиженно. – Девка ещё не жена. Да хоть бы и жена была… Не дерево, всегда в сторону отодвинуть можно! И вообще, целительница эта Виру вовсе никто. Он за ней приглядывает, потому что ему форинг Ильд приказал. Дар у неё шибко ценный, вот он с ней и нянчится. И всё на том. Они вовсе не полюбовники.

Я понимала, что незнакомка это сказала сейчас в сердцах, что эти злые слова ничего не значили. Но сердце всё равно уколола игла обиды и гнева. Я, сама не знаю зачем, привстала на цыпочки и заглянула в окно. Статную, темноволосую красавицу я определённо уже видела в Луговках несколько раз. Она часто бродила тут неподалёку. Да и помнила, как лечила. Кажется, её звали Нарой.

Любопытный разговор, между тем, продолжался…

– А ты откуда знаешь? – не поверила хозяйка дома. – Это кто же тебе такое сказал? Может, сам Вир?

– А, может, и сам! – хвастливо доложила эта краля. – Или, думаешь, он ко мне в гости только за пирогами заходит? Хотя, конечно, обычно с ним не до разговоров.

– Ох, Нара, совести у тебя совсем нет! Вот в мою пору девки такое стыдились на люди выносить. Ни одна бы не посмела тем хвастать, что молодец к ней ходит ночевать, с которым она свадебной клятвой не связана. А теперь, ишь, ещё и похваляешься тем!

– Ну, таким-то молодцем чего бы и не похваляться? – хмыкнула надменно Нара. – Вот погодите все, ещё обзавидуетесь, когда он меня с собой в столицу заберёт…

Наверное, она ещё что-то говорила, но я уже не слушала.