Король выгнул спину под неестественно острым углом, потом снова рухнул на кровать. Его рука безвольно обмякла, наконец выпустив мою.

Сердце громко стучало в предчувствии беды. Попятившись от кровати, я споткнулась о стоящий рядом стул, отчего я упала, а кинжал Брека вылетел из ножен и, гремя, покатился по каменному полу. Я подняла его и выставила перед собой, готовая обороняться.

За дрожащим вдохом Ультера последовал судорожный, дребезжащий выдох — такие я слышала лишь перед неминуемой смертью пациентов.

Вместе с сиянием его кожа потеряла последние капли цвета. Бледность стала пепельной, агония перекосила лицо, рот широко открылся в безмолвном крике.

— Блаженный Клан, что ты натворила?!

В открытом дверном проеме теперь стоял страж. Его полный ужаса взгляд метался между мной и королем.

«Ой, плохо дело».

— Ничего, — быстро ответила я, поднимаясь на ноги. — Порой… порой такое случается. Когда смерть близко, может…

— Что здесь происходит?

Голос Лютера.

«Очень плохо. Очень-очень плохо».

Принц и еще два стража появились в главной гостиной, глядя на мои руки.

На мои дрожащие руки, испуганно стиснувшие клинок из фортосской стали.

Любому только что вошедшему наверняка подумалось, что я затевала что-то недоброе. Например, измену короне.

— Ничего не случилось, — возразила я. — Ничего. Король просто… Ничего не случилось.

Лютер протиснулся мимо стражей к кровати Ультера. Бросив один взгляд на перекошенное от боли лицо, он откинул одеяла и стал высматривать раны на его теле.

— Я его не трогала, — выпалила я. — Страж застал меня врасплох.

— Я слышал голоса, — вмешался страж. — Крики и звуки борьбы. — Он показал на перевернутый стул у моих ног и с ненавистью посмотрел на меня.

— Звуки борьбы? — Я категорично покачала головой. — Клянусь, я ничего не сделала!

Я умоляюще взглянула на Лютера, но темное подозрение, которое я видела прошлой ночью перед зданием склада, снова появилось в его глазах.

Худшим во всем этом казалось то, что мне стало больно. У принца не имелось причин мне верить — на деле у него имелось множество причин не верить мне, — но в тот момент, увидев, что он смотрит на меня, как на убийцу беззащитного умирающего старика, я почувствовала, будто это он вонзил кинжал мне в грудь. На миг, только на один миг, я наивно поверила, что мы чуть ли не друзья.

В горле жгло, и я ненавидела себя за это.

И я превратила обиду в ярость, замаскировав раненое сердце хмурым видом.

— Я вообще не хотела навещать короля. Вы сами умоляли меня к нему заглянуть, помните?

Никто не сказал ни слова.

Лютер молча закончил осматривать тело короля, а я буравила стену злым взглядом, часто моргая, чтобы подавить эмоции, давящие мне на грудь. Лютер убедился, что вреда королю не причинили, и замер. Изменившись в лице, он двинулся ко мне.

— Дием…

— Для вас мисс Беллатор! — рявкнула я, упорно отказываясь встречаться с ним взглядом. — Или арестуйте меня, или позвольте уйти. Не желаю иметь больше ничего общего ни с этим дворцом, ни с любым из его обитателей!

Надолго воцарилась тишина.

— Вы можете идти, — тихо сказал Лютер.

Я протиснулась мимо него, выбралась из королевских покоев и зашагала по длинным коридорам. Услышав, что он идет следом, я с трудом подавила инстинктивное желание побежать и перешла на быстрый шаг — торопливо спустилась по винтовой лестнице фойе, перескакивая через две ступеньки за раз.

Приближаясь к парадной двери, я попалась на глаза стражу, которого поставила на колени во время своего первого официального визита. Глянув на нож, до сих пор зажатый у меня в руке, страж шагнул ко мне с мстительной ухмылкой.

— Только тронь ее, и я оторву твои гребаные руки! — зарокотал голос Лютера, и страж побледнел.

Он мельком посмотрел через мое плечо, потом снова на меня. Съежившись, он вернулся на свой пост, но, будь его злобный взгляд оружием, мои кишки украшали бы люстру у нас над головами.

Быстрым шагом я вышла на крыльцо и спустилась по ступенькам. Даже прохладный утренний воздух не охладил бурлящие эмоции, едва не извергающиеся из меня.

Сердце болело, и я не понимала почему. Почему меня волнует, что подумал обо мне Лютер? Он же Потомок, а Потомки мне враги. Пусть я не готова хладнокровно их убивать, как Хранители, это еще не означало, что мы можем стать союзниками.

И конечно, не означало, что мы можем стать друг другу чем-то большим.

Я как можно решительнее отказалась от этой мысли. Мне нужно убраться подальше отсюда и никогда-никогда не возвращаться.

Я бросилась бежать — за дворцовые ворота, по безлюдной тропе, что тянулась вдоль защитных стен к Смертному городу. Я почти долетела до главной дороги, когда за спиной раздался голос Лютера:

— Дием, подожди!

— Не смейте так меня называть! — рявкнула я, не сбавляя скорости.

— Пожалуйста, перестань бежать!

— Катись в ад!

Он вдруг стиснул мое запястье и притянул к себе.

По инерции я дернулась назад и врезалась Лютеру в грудь. И тут же рефлекторно вскинула руку с кинжалом, а второй рукой, вопреки годам тренировок и здравому смыслу, вцепилась в него, чтобы удержать равновесие. Рука Лютера обвила мою талию и крепко прижала к его телу.

Миллион злых слов тотчас возник на языке, но почти сразу исчез, потому что ладонь Лютера легонько надавила мне на поясницу.

— Пять минут, Дием, пожалуйста, дай мне всего пять минут.

Мы оба тяжело дышали и при каждом вдохе касались друг друга грудью.

Волнение я замаскировала испепеляющим взглядом.

— Я же сказала, не смейте меня так называть!

Уголки рта Лютера поползли вверх.

— Похоже, мы оба плохо следуем приказам. — Он посмотрел на кинжал, застывший у его горла. — Ты его не уберешь?

— Ну, по-моему, кинжал там, где надо. — Я ответила ухмылкой на его ухмылку, но моя получилась куда холоднее. — Осторожность девушке не помешает. В этой части города каких только чудовищ нет.

У Лютера заблестели глаза.

— Ты даже не представляешь.

Я попыталась отстраниться, но Лютер двигался вместе со мной, пока я спиной не уперлась в высокую каменную стену. Он изогнул шею и поднял подбородок так, что острие клинка задело тонкую кожу его горла.

Я нахмурилась и усилием воли удержала руку с кинжалом на месте.

— Странный способ извиниться.

— Я пришел сюда не извиняться. Конечно же я тебя подозревал. Разве можно меня винить?

Нет, конечно нет. Как я могла его винить? Я и сама в себе сомневалась.

— Просто взять и отпустить тебя было бы оскорбительно, и я не посмел бы проявить к тебе такое неуважение. Угрозу я распознаю сразу. — Взгляд Лютера медленно двинулся вниз по моему телу, такой осязаемый, словно он и правда тщательно меня ощупал за все самые интимные места, как в тот день, когда искал у меня оружие. — А ты девушка исключительно опасная.

— Тогда зачем ты здесь, Лютер?

Он снова заглянул мне в глаза, открыл рот, но ничего не ответил.

Я могла лишить его жизни в считаные секунды. Одно движение кисти, и три дюйма фортосской стали рассекут самую важную для жизни артерию. Смерть будет страшная, мучительная, но быстрая. Такая быстрая, что даже целители-Потомки не спасут. На безлюдной тропе, по которой почти никто не ходит, его тело могут не найти несколько часов, а то и дней. К тому времени меня след простынет.

И все же…

Та сосредоточенность, с которой Лютер рассматривал меня, завороженный каждым моим движением, каждым моим вдохом. Жадность, с которой он все крепче сжимал меня, хотя я все равно не смогла бы вырваться из его мускулистых рук. Казалось, что, стоит мне моргнуть, его лицо оказывается ближе. Ближе. И ближе.

Я держала в руках его жизнь, но чувствовала себя скорее жертвой, чем хищницей.

— Если ты считаешь меня настолько опасной, — начала я, хриплым голосом выдавая больше, чем собиралась, — наверное, мне стоит устранить тебя сейчас, пока есть такая возможность. Убить тебя, прежде чем ты убьешь меня.