— Как ты назовешь форель в бальном платье? — осведомилась я, заглядывая под повязку у него на колене.

Мальчишка улыбнулся мне щербатой улыбкой:

— Как?

— Бо-о-ольшой орыбагиналкой!

Мальчишка захихикал, едва не выбив мне глаз пяткой. Я засмеялась вместе с ним, придерживая ему ноги.

— А чем щекочут осьминоги?

— Чем?! — едва не закричал он, подпрыгивая от нетерпения.

— О-щупальцами! — крикнула в ответ я и потянулась к его бокам, шевеля пальцами. Мальчишка увернулся и захохотал до колик.

— В этом возрасте они просто прелесть, да? — спросила младшая из женщин.

Я улыбнулась и повернула голову, чтобы ответить, но она стояла рядом с Лютером и с обожанием на него смотрела. Лютер же не сводил глаз с меня, его лицо казалось мягче обычного.

— Просто прелесть, да? — снова спросила дама, положив руку ему на плечо. Лицо принца тотчас посуровело.

— Что?

От такого проявления неразделенной любви я тихонько фыркнула, потом снова посмотрела на мальчишку:

— По-моему, ты в полном порядке, дружище. Что-нибудь еще болит?

Мальчишка покачал головой и улыбнулся мне, а я улыбнулась ему:

 — Тогда беги быстрее, не то мне придется… — С озорным гортанным смешком я потянулась, чтобы снова пощекотать его.

Мальчишка взвизгнул, расхохотался и бросился прочь к горе своих игрушек: там безопаснее.

Я встала, подбоченилась и с полуулыбкой повернулась к даме помоложе.

— Шансов было немного, но, думаю, он выживет.

Изящные молочно-белые ладони, которые, вероятно, не знали ни дня работы, взлетели к груди.

— Что? Он был ранен настолько серьезно?

Моя улыбка померкла.

— Нет! Нет, я просто пошутила. Он в полном порядке. Я…

Тонкие черты ее лица скривились в злую гримасу.

— Угроза жизни ребенка хоть в малейшей степени вряд ли может считаться шуткой.

Мои щеки вспыхнули. Я посмотрела на Лютера, который наблюдал за мной, вскинув одну бровь. Губы он сжимал по-прежнему плотно, но при этом выглядел до возмутительного веселым. Настала моя очередь конфузиться, а он упивался местью.

Усмирив гордыню, я кивнула:

— Простите, я не хотела вас расстроить.

Дама скрестила руки на груди:

— Вряд ли мне стоит удивляться, что для таких, как вы, несчастный умирающий ребенок — это смешно.

Горячая волна гнева безвозвратно смыла смущение с моего лица. Я приблизилась на шаг, сжимая руки в кулаки.

— Что вы сейчас сказали?

Веселиться Лютеру расхотелось. Он снова встал между нами, перемена в моем поведении заставила его мышцы напрячься. Проигнорировав Лютера, я глянула ему через плечо, не сводя глаз с женщины, с ее самодовольного, язвительного лица.

— Я каждую неделю лечу детей, умирающих от голода, потому что их родителям не по карману еда. Я боюсь зим и сирот, которых найдут замерзшими насмерть в сугробах, потому что у них нет теплого дома. Тем временем подобные вам сидят в этом нелепом дворце, обвешанные таким количеством золота и драгоценностей, что хватило бы каждую из проблем смертных решить вот так, — прошипела я, щелкнув пальцами. — Так что не смейте читать мне нотации о несчастных умирающих детях.

Женщина фыркнула:

— Не мы виноваты в том, что вы, смертные, не заботитесь о себе подобных.

Глубоко внутри меня нетерпеливый голос завыл из своей клетки.

«Борись!»

Лютер благоразумно перешел к действиям прежде, чем я успела отреагировать. Он схватил женщину за плечо и оттащил далеко-далеко за пределы моей досягаемости.

Я уловила приглушенную перепалку, но была слишком занята — скрипела зубами и боролась с яростным возмущением, — чтобы прислушиваться.

Я собрала вещи и отошла к угловому столику ждать, когда закончит Мора. Снова надела ножевой ремень и зло покидала вещи в сумку, взвешивая за и против удушения члена королевской семьи прямо во дворце.

За лидировало с большим отрывом.

— Прошу прощения за эту сцену. — Голос Лютера донесся у меня из-за плеча. — Она была невежлива.

— Похоже, это семейное, — пробормотала я.

Лютер приблизился ко мне и заговорил тише:

— Я искал вас в Смертном городе. Хотел поблагодарить за то, что вы сделали для моей сестры.

— Очень сомневаюсь! — фыркнула я.

Лютер ощетинился и слегка изменил позу.

— Хотел. А еще… Я хотел извиниться за то, как вел себя во время вашего прошлого визита во дворец.

— Да нет, вы приходили спросить Мору, в самом ли деле я смертная. — Я повернулась к нему, вытащила один из своих кинжалов и прижала кончик к запястью. — Она развеяла ваши подозрения, или мне вскрыть себе вены, чтобы завоевать ваше расположение?

К моему вящему негодованию, Лютер и бровью не повел. Продолжая смотреть мне в глаза, он сомкнул ладонь вокруг клинка. Я не могла не следить за ним затаив дыхание, когда его пальцы сжали острие. Он стиснул его так сильно, что костяшки побелели. Ни капли крови не появилось. Даже ни единой царапины.

— Думаю, мисс Беллатор, можно с уверенностью сказать, что мое расположение вы уже завоевали, — проговорил Лютер, вытягивая кинжал у меня из руки.

Молниеносным движением руки он перевернул его в ладони, чтобы схватить за рукоять. Приблизившись еще на шаг, он ловко вернул кинжал мне на пояс:

 — Если бы было иначе, сейчас этот кинжал оказался бы далеко не у вас в ножнах.

Большой палец Лютера скользнул по моему бедру, и кожу как огнем обожгло.

Боги, как я его ненавидела!

Лютер нахмурился.

— Орели должна была мне сказать, — вдруг заявил он.

Я захлопала глазами. Имя матери выдернуло меня из потока непрошеной похоти и вызвало вспышку злости.

— Сказать вам что?

— Если в Смертном городе живется так плохо, ваша мать должна была меня предупредить, чтобы я оказал содействие.

Я зло уставилась на него:

— Однако моей матери здесь нет, не так ли? — От недвусмысленного обвинения в моем тоне Лютер напрягся. — Кроме того, в Смертном городе всегда живется плохо. И всегда жилось плохо.

От напряжения на шее Лютера проступила жилка. Это движение заставило меня присмотреться к шраму, который через губы принца тянулся вниз по его шее, и задержать внимание на месте, где бледная зазубренная линия исчезала под воротом пиджака.

— Если какая-то семья в беде, скажите мне, и я приму ме…

— Каждая семья в беде, Лютер. Не притворяйтесь, что таким, как вы, не наплевать на нас.

Я вызывающе глянула на Лютера, подначивая отчитать меня за обращение без титула, но он лишь таращился на меня. Подбородок у него мелко дрожал.

Я сделала вдох, чтобы успокоиться. Сейчас, когда голос снова звучал внутри, мне не стоило спорить с принцем, и я тем более не верила, что он впрямь желает помочь. Если бы желал, то не нуждался бы в подсказках — даже короткая прогулка по грязным людным улицам Смертного города показала бы ему ужасающие условия, в которых мы живем.

— Как Лили? — сквозь зубы спросила я. — Ей нужен повторный осмотр?

Смена темы заставила принца нахмуриться, его неестественное спокойствие на миг нарушилось, и я беззвучно отпраздновала победу.

— Она в порядке. Выздоровела. Кстати, неожиданно быстро.

— Хорошо. — Я отступила на шаг и почувствовала, как бедро что-то тянет, — ладонь принца по-прежнему лежала на рукояти моего клинка. Лютер медленно убрал руку.

Нервно сглотнув, я повернулась к нему спиной.

Он долго наблюдал, как я собираю вещи. Особая аура, наполнявшая воздух в его присутствии, сгустилась вокруг, словно море накрыв меня с головой.

Принц встал сбоку и понизил голос:

— Я так понимаю, ваш брат и моя сестра очень сблизились.

В голове у меня зазвенели тревожные звоночки.

— Уверен, вам известно об опасности, — продолжал Лютер, — которая возникает, когда отношения между Потомком и смертным пересекают… черту.

Я снова прикусила язык.

— Уверен, вам также известно, что в подобных неприятных ситуациях самую высокую цену платит смертный.