Я согласно кивнул. С такими тепличными условиями охоты сомневаться не приходится.

— Макс, зачем тебе этот металлолом? — спросила Катя, когда мы покинули поселение.

— Думаю, Хорь не сочтет бесплатную передачу обломков за нарушение договора.

— Какого договора?

— Ну, мы договорились с Хорем, что действуем строго в рамках озвученной им схемы. Мы обмениваем у неандертальцев макры на оружие. А это просто обломки.

— Ты хочешь отдать этот хлам другому племени?

— Это для нас хлам. А для них это продукт недостижимых технологий. Им пригодится.

— Боюсь, Хорь все равно не одобрит.

— Если не одобрит, мы больше так делать не будем, — заверил я Катю, прекрасно понимая, что Хорь еще как не одобрит. Что возможно, он сейчас подслушивает и бесится от злости, потому что материализоваться здесь и высказать все, что думает по этому поводу, не может.

Мы не покинули мир полосатых макров, а отправились к неандертальцам по гребню горы, опоясывающему долину. По пути успели поглазеть на многообразие динозавров, успевающих мутировать чуть не на глазах после каждого успешного сражения. А динозавры здесь дрались непрерывно. Здесь все рождалось, росло, сражалось и умирало в сверх ускоренном режиме.

Растения так вообще отрастали на глазах. Вот только прошлось стадо травоядных, не оставив ни единого ростка, а уже тянутся из земли новые ростки, побеги, стебельки, всходы и прочая поросль. Папоротники уже раскрывают свежие зеленые листья. Новая волна травоядных уже принюхивается и подползает. А за травоядными наступают хищники всех мастей, успевающие схлёстываться друг с другом за кормовую базу.

Летающие родственники птеродактилей заинтересованно посматривали на нашего Уголька, скачущего по гребню и тянущего мыльницу гравикара, но нападать на странное «двойное» существо не решались.

Остановив транспортное средство на той же полянке перед замаскированным входом в пещеру, деликатно подождали, когда «бдящий у входа» сгоняет за вожаком неандертальцев. Все-таки верно говорят, что все познается в сравнении. Еще вчера неандертальский босс казался грубым, неотесанным и плохо воспитанным. Но после общения с главшлангом, он стал восприниматься душкой. Очень располагающим к себе, предупредительным, высококультурным бородачом.

— Рано приехали, — сообщил вышедший к нам вожак и поскреб грязным ногтем заросшее пузо, — Макров еще нет.

— Сегодня мы с благотворительным визитом, — ответил я, открывая заднюю дверь гравикара, — Принимай добро.

— Макров нет, — повторил вожак, скептически осмотрев груду ломаного вооружения.

— Бери давай, безвозмездно — значит, даром. А дареному коню в зубы не смотрят.

— Конь — друг, — припомнил вожак, с надеждой посмотрев на Уголька.

— Друг-друг… до коневодства вам еще дорасти надо. А у вас намечается такая проблема, что, боюсь, вы даже кур разводить не успеете научиться. На вас собираются напасть враги.

— Звери, — косматый атаман легкомысленно отмахнулся, — Мы умеем отпугивать зверя.

Атаман сунул в рот четыре пальца, по два одномандатных перста от каждой пятерни, и пронзительно свистнул. Стайка рыщущих неподалеку мелких хищников пустилась наутек.

— И большого зверя тоже можете отпугнуть? — переспросил я недоверчиво.

— Если вместе свистнем, отпугнем большого, — горделиво ответствовал вожак, — Звери не страшны.

— Увы, не звери. Лысых людей видел на той стороне долины?

— Безволосые, — ахнул вожак, — Напасть?

— Да-да. Безволосые. Хотят напасть и всех вас перебить. Так что надо готовить оборону. Пошли внутрь, обсудим обстановку.

Обстановка в жилой пещере меня удивила. Женщины успели наладить устойчивый быт, на все сто процентов использовав все те новшества, что привнесли мы с Катей. Вареное мясо стало нормой, его еще и впрок запасают, потому что оно не так быстро портится. Сырую воду не пьют, а только кипяченую, к тому еще наловчились добавлять в нее травы и делать отвары. Я этому их точно не учил, сами додумались.

Пара щенков в клетке больше не сидит. Они обжились, освоились, отъелись и по-моему изрядно подросли. Чувствуют себя уверенно не только среди детворы, но и среди взрослого населения, выпрашивая у женщин косточки и кусочки. При этом женщины не жадничают, дают щенкам то, что просят.

— Собака — друг, — пояснил вождь, заметив мой изучающий взгляд.

— Помогают?

— Чутье — опасность — предупреждают, — подтвердил неандерталец, — Собака — умный друг.

— Рад, что вы с собаками так быстро подружились… так, я не понял, кого вы там заперли в собачьей клетке? — строго спросил я, продолжая обход общепещерной территории с фонарем в руке, — Уже додумались изолировать граждан за нарушение общественного порядка?

— Там зу-зу, — охотно объяснился вождь, подводя меня к клетке.

Как выяснилось, в клетке сидел мелкий динозаврик. Из тех водоплавающих, что крали у племени детей, проникая в пещеру по подземному ручью. Одного такого заманили в пустующую собачью клетку при помощи сырых кишок и заперли. Теперь динозаврика пытаются социализировать так же, как и собак. Он уже охотно жрёт с руки и откликается на имя Зу-зу.

— Ну-ну, похвальное начинание, — оценил я, пряча скепсис, — Если вам это удастся, вы станете первыми, кто умудрился приручить земноводное словно собаку, кстати, я не понял, отчего собачки у вас так быстро растут?

— Не быстро, — возразил вождь, — Зверь — быстро, собака — не быстро.

— По сравнению с вашим зверьем, может, и в самом деле небыстро, — вынужденно согласился я.

— Макс, мы же не знаем, как быстро здесь течет время, — напомнила Катя, — Это мы по своему времени здесь были вчера, а для них, возможно, прошли дни или недели.

— Слушай, вождь, а мы давно у вас были? — спросил я, чтобы проверить Катино предположение.

— Давно? — не понял вождь.

— Ну сколько дней прошло? Вчера? Позавчера? На той неделе?

Вождь беспомощно пожал плечами. Как поется в песне, «на этом острове нет календаря». Однако, помучив вождя, я все же выяснил, что со времени нашего последнего визита темнота ночи сменилась светом дня неоднократно. Точней выснить не удалось, но стало ясно, что Катя права. В этом юном мире время течет намного быстрее обычного, что для молодых миров явление нередкое.

— Теперь понятно, как вы успели так хорошо освоить все новшества, — резюмировал я, — А еще мы поступили предусмотрительно, что привезли сюда все обломки. Пока гоняли бы за новым оружием, рептилоиды успели бы напасть.

Я стал показывать мужской части племени, как затачивать об камень затупившийся металл, как отстукивать кромку, чтобы утончить лезвие. Потом показал, как менять сломанные древка и рукоятки. Все это делалось абы как, без малейшего инструментария, но даже эти мои уроки криворукского мастерства дикарей впечатлили. Они поняли главное, что сломанное оружие, принесенное из другого мира, можно чинить, точить, переделывать и приспосабливать.

Я разошелся настолько, что попытался перековать клинок, раскалив его в углях костра. Температуры в костре явно не хватало, ковка получилась от слова никак. Тем не менее, аборигены ухватили идею, что разогретый докрасна металл становится более пластичным и податливым.

Уходил из пещеры с чувством выполненного долга. Предупредил неандертальцев о готовящемся нападении и, как смог, заложил начальный навык металлообработки. От идеи остаться здесь и помочь отбивать нападение я отказался. Это будет явным вмешательством «в честную игру». Хорь такого мне не простит. Но, надеюсь, хоть немного уравнял шансы неандертальцев против рептилоидов.

На обратном пути из мира полосатых макров, когда проезжали через верхний ярус древа, я переживал, что нарисуется Хорь и опять будет выговаривать. Что мы сделали не так, что мы сделали не этак. Оснований для недовольства у него хватает. Можно, конечно, было поискать другую дорогу без перехода «наверх», но я посчитал, что легче выслушать наезды Хоря, чем терять время на объезды.