Я рисовала и Константина, явившегося ко мне в образе черного духа, и озерницу, певшую мне песни, костомах, прекрасную Барбару в виде призрака, защитившую меня от волков, Роксолану, трагически павшую в битве, изображала кладбища и могилы. Кому-то мое искусство казалось глубоким и наполненным, кому-то жутким и мрачным, но я находила его красивым. Я чувствовала умиротворение по отношению к тому, в чем люди ощущали ужас. И вдохновлялась этим. Я видела начало там, где многие видели финал. Я меняла страх на легкость, а кажущуюся бессмысленность жизни на вечность существования души. Я превращала разрушение в созидание.

Я успокаивала тревоги, которые рождались из-за неспособности других людей смириться с потерями и смертью. Я верила, что своим творчеством помогаю тем, кто хоть на миг задерживается у моих картин и вглядывается чуть дольше, чем нужно во тьму – в ней они могли разглядеть не только монстров, а надежду. Ведь в них можно узреть ночь, которая всегда является предвестницей рассвета.

Мы с Яном состарились вместе – я приняла решение не пользоваться молодильными яблоками.

И Ян был прав: то была моя последняя попытка найти прелесть в каждом отрезке человеческой жизни, и я не хотела упустить ни один из них.

Ян проходил через это со мной, хотя возрастные изменения дракона фальшивы – он использовал магию, чтобы мы выглядели милой парой приветливых старичков.

Я умерла на девяносто седьмом году жизни в собственной кровати, в окружении самых близких – мужа и дочери. Морана пришла за мной, как и обещала – пока моя семья осталась в яви улаживать вопрос с похоронами моего тела, которое не значило для нас уже ничего, но много для тех, кто считал нас близкими и друзьями – я неторопливо отправилась вслед за Мораной по дороге, ведущей меня к Калиновому мосту.

Впервые я шагала по нему сама, ступая по раскаленному металлу, не ощущая жара, не обжигаясь. Я пересекала мост, став призраком, душой. На рубеже, в деревянном тесном гробу я провела не слишком много времени – в моем случае все оказалось быстрее, чем мы ожидали.

Мне было почти нечего вспоминать.

У меня не было ни сотен воплощений, не тысяч лет, проведенных в обители живых. Кроме жизни, которая только что оборвалась, имелись лишь две предыдущие. В первой, совсем короткой, меня – тогда маленького мальчика в возрасте пяти лет – насмерть сбил автомобиль. Моя душа вернулась в явь, пошла на новый круг рождения, потому что не смогла отпустить маму и папу, успела узнать, что такое любовь, но не имела возможности получить ее в достаточной мере, и отчаянно жаждала еще.

Во второй я была северным оленем, покинувшим стаю, живущим годы во всепоглощающем одиночестве, умершим в уединении, забытым всеми, замерзшим в холодном снегу в февральскую метель.

А после родилась Ава Аранская. Моя душа была совсем молодой, можно сказать, новой.

Мне сразу вспомнилась песня Велеса, которую он пел, сидя в лодке, плывущей по млечной реке в ирий:

Велес знал. Он видел меня насквозь, хоть и заявлял, что подобное невозможно, не признаваясь даже Яну, что имеет такую способность.

Но иначе и быть не могло: именно Велес переправлял души из нави в мир живых.

Ему известно о нас абсолютно все.

Когда я прошла искупление, рядом уже была моя семья. Разрешив насущные вопросы в яви, они последовали за мной – Ян и Аня. Дракон подал мне руку, помогая подняться из деревянного ящика, приглашая ступить на землю мира, который станет моим домом навсегда.

Встречали меня и остальные – рядом с Мораной стояла Валентина. Черная тень, являвшая собой Константина, недвижимо замерла, приветствуя меня. В отдалении ожидали и Гай с Велесом. Встретившись взглядом с изгнанным богом, я заметила на его лице широкую загадочную улыбку, значение которой могли сейчас понять только мы вдвоем. Он подмигнул мне, и я кивнула, давая понять, что вспомнила о его песне.

На лице Яна отражалось неподдельное волнение – перед ним я выглядела той же самой молодой женщиной, с короткими волосами цвета темного шоколада, с ореховыми глазами, но внутри я могла быть кем-то другим, кто должен вмещать в себе иные, вспыхнувшие в памяти воплощения.

Ян был готов узнать меня новую и принять той, кем я на самом деле являлась, но его всегда волновало, буду ли я по-прежнему любить его, став кем-то еще, точнее, став самой собой.

Широкая ладонь Яна легла на мою щеку, нас разделяло расстояние в небольшой шаг. Его глаза с любопытством и одновременно едва заметным смятением заглядывали в мои. Я мягко улыбнулась, дескать, ему нечего бояться, а тревоги напрасны.

– Посмотри, – шепнула я, приглашая его отправиться в мои мысли, давая разрешение узнать мое прошлое.

Брови Яна сошлись на переносице. Он кивнул.

Минула минута, но его лицо уже разгладилось, а об эмоциях свидетельствовал лишь шумный тяжелый выдох горячего драконьего пара.

– Твоя всего-навсего третья жизнь? – проговорил он с оттенком возмущения, злясь на себя, а может, и на Тьму. – Прекрасно. Худшего я и правда не мог предположить.

Он справедливо полагал, что я в принципе и не пожила, и ничего особенного не повидала, но истина заключалась в том, что моя последняя жизнь была одной из лучших, о которой можно только мечтать – я бы не променяла ее на десятки, и сотни, и тысячи воплощений.

И она стала такой благодаря ему, несмотря на боль в прошлом, которую мне пришлось вынести. Ян сумел подарить мне невероятное счастье – у меня не хватит и миллиона лет, чтобы его отблагодарить.

Я подаюсь вперед и нежно целую Яна в щеку. Он приобнимает меня и дарит ответное касание губами, приникая к моему лбу – жест полон теплоты, заботы, покровительственности, словно не было без малого века, за который я состарилась вместе с ним.

И сейчас я будто все еще была той нежной беззащитной девчонкой, которую он всегда оберегал.

Затем Ян манерно протягивает ладонь и приглашает меня отправиться в путь. Я беру его за руку, переплетая наши пальцы, за другую ладонь меня берет наша дочь, и мы втроем движемся к Моране.

– Итак, – начинаю я, – теперь я должна работать всю жизнь? Пока не схлопнется Вселенная или Тьма не сотрет себя с ткани бытия? Удручающая перспектива в контексте бессмертия.

Ян усмехается:

– Ну, тебе будет подвластно время, поэтому свободная минутка у тебя, конечно, найдется. – Он бросает горящий взгляд в сторону матери. Взгляд, таящий былую горечь от давней обиды. Но более смягченный, чем раньше. – И полагаю, получится как-то договориться с Мораной по поводу выходных. – Он снова оборачивается ко мне и смотрит на меня пылающими аквамариновым светом глазами – глазами цвета вечности.

Какое будущее ждало нас впереди? Каким оно станет и насколько долгим? Никому не подвластно подобное узнать. Покажет лишь время. И мы просто шли, рука об руку, навстречу грядущему, навстречу невозможному счастью, которое однажды я случайно нашла среди мрака и тьмы. Шли проживать свою собственную вечность рядом с теми, кто бесконечно нам дорог.

- Прости, Саша, но я так не могу. Больше не звони, - голос родной и любимой девушки отдавал металлом.

"Она уже для себя все решила", - вдруг ясно понял я. "Таким голосом в суде приговор зачитывают, а не со своим парнем разговаривают..."