Я не должна была сюда приходить — домашнее обучение было отличной отмазкой держаться подальше от всего этого сборища. Но сегодня… мне нужна была она.

Вадим идёт чуть позади. Не как охранник — как тень. И я это ненавижу, потому что его присутствие всё равно чувствуется кожей.

Зал на втором этаже шумный. Сотни голосов сливаются в одну неприятную какофонию, пока я сканирую лица.

И нахожу её.

Кира.

Такая же, как всегда — волосы, собранные в небрежный хвост, чёрная кожанка, на губах блеск, который ей чертовски идёт. Она смеётся над чем-то, что сказал парень рядом, но как только замечает меня — смех замирает.

Я подхожу, и, конечно, несколько голосов из толпы находят время для идиотских комментариев:

— О, гляньте, кто вернулся из своего замка!

— Принцесса решила вспомнить, что у неё есть подданные?

Смех. Вязкий, мерзкий.

— Заткнитесь, — Кира бросает это спокойно, но так, что смех тут же обрывается. — Или я вам напомню, почему вы со мной не спорите.

Тишина. Я улыбаюсь, хотя внутри бурлит.

— Нам нужно поговорить, — говорю ей.

Она приподнимает бровь.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — повторяю, и, не дожидаясь согласия, беру её за руку и увожу прочь, чувствуя, как за спиной Вадим меняется — становится внимательнее, настороженнее.

Мы выходим в пустой коридор, где запах пыли и старой краски, а не чужих насмешек. Кира прислоняется к стене, скрещивает руки на груди.

— Ладно, Лазарева. Что за срочность?

Я разворачиваюсь к Вадиму, который стоит метрах в трёх, и всё ещё наблюдает за нами так, будто мы в зоне боевых действий.

— Ты не мог бы уйти? — говорю ровно, но с намёком на раздражение. — Девчачьи разговоры.

Его бровь чуть приподнимается, уголок рта дёргается.

— Будешь должна, Беда, — тихо бросает он, и этот тон заставляет меня на секунду пожалеть, что вообще открыла рот.

Я закатываю глаза и поворачиваюсь обратно к Кире. Вадим уходит медленно, будто проверяет, не передумаю ли я, но всё же скрывается за углом.

— Ого, — Кира улыбается, качая головой. — Как ты приручила этого зверя?

— Сексом, — отвечаю я так буднично, что Кира сначала даже не понимает, что я сказала.

— Чт-чтооо? — у неё округляются глаза, и я вижу, как она на секунду теряет весь свой боевой настрой. — Ты… серьёзно?

— Знаешь… — я чуть наклоняюсь к ней и снижаю голос. — Для такого разговора нужно тихое место, десерт и кофе. И чтобы никто не мешал.

Кира медленно расплывается в ухмылке, в глазах загорается хищный интерес.

— Ну всё, Лазарева… теперь ты меня точно заинтриговала.

Она отталкивается от стены, будто готова хоть сейчас сорваться куда угодно.

— Веди.

Мы выбрали маленькое кафе на тихой улице, куда редко заглядывают студенты. Узкие столики у окна, запах свежей выпечки и кофе, лёгкая музыка вполголоса.

Вадим остался снаружи, как тень за стеклом — я чувствую его взгляд даже сквозь витрину, и от этого разговор кажется ещё более рискованным.

Кира делает первый глоток капучино, подаётся вперёд и, не мигая, смотрит на меня:

— Ну? Говори уже.

Я обвожу ложкой по краю своей чашки, тяну паузу — и всё же начинаю.

— Мы с ним… — я запинаюсь, но решаю сразу в лоб. — Спим.

Кира чуть не давится кофе.

— Охренеть. И как… он?

— Как наркотик, — выдыхаю я, и в голове вспыхивают сцены. — Он грубый, требовательный, и от него невозможно оторваться. В душе, в машине, в его комнате, в моей… даже возле окна, когда за стеклом шёл дождь. Он знает, что делает. И делает так, что я потом едва могу ходить.

Кира прикрывает рот ладонью, то ли шокированная, то ли откровенно завидующая.

— Господи, Ева…

Я улыбаюсь, но внутри всё греет воспоминание — горячая вода по коже, его пальцы на моём затылке, его голос, хриплый и низкий, приказывающий «глотай».

— И знаешь, что самое странное? — добавляю тихо. — Я понимаю, что это опасно. Что он может меня уничтожить. Но всё равно… хочу. Ещё. И сильнее.

Кира откидывается на спинку, качает головой:

— Лазарева, ты реально играешь с огнём. И по-моему, уже горишь.

Кира всё ещё таращится на меня, будто переваривает услышанное, а я кручу ложку в кофе и понимаю — надо выложить остальное.

— И это ещё не всё, — говорю, и голос у меня чуть тише, чем хотелось бы. — Отец объявил, что я… выхожу замуж.

— Чё? — у неё аж брови взлетают.

— За Савелия Троицкого, — выдыхаю.

На лице Киры сначала шок, потом откровенное отвращение.

— Ты шутишь. Этот ублюдок? Он же… ну, ты знаешь, кто он!

— Знаю, — перебиваю я. — Но отцу всё равно. Для него это «союз, который принесёт семье всё, что нужно».

Кира фыркает.

— Союз, блядь. Это же договорняк.

Я поднимаю взгляд от чашки.

— Он даже сказал, что мы виделись один раз, и этого достаточно. Слышишь? Один раз.

Кира всё ещё сидит, сжимая чашку, но я уже знаю, что хочу сказать — и, чёрт возьми, мне плевать, как это прозвучит.

— Я понимаю, что свадьбы не избежать, — начинаю, чувствуя, как в груди растёт злость вперемешку с какой-то обречённой ясностью. — Отец всё уже решил. Свадьба — это не вопрос «если», это вопрос «когда».

Я откидываюсь на спинку стула, скрещиваю ноги и продолжаю:

— И понимаю, что то, что между мной и Вадимом… — я усмехаюсь, но это больше похоже на оскал, — это не про вечность. Мы сжигаем друг друга, и однажды это пламя просто выгорит.

Кира чуть щурится.

— Но ты всё равно с ним?

— Да, — отвечаю слишком быстро, слишком честно. — Потому что сейчас я хочу, чтобы каждое прикосновение, каждое его «Беда» у меня в ухе, каждый раз, когда он держит меня так, что я забываю своё имя, — всё это было моим. Я хочу это прожить до конца, без остатка.

Я наклоняюсь к ней, шепчу почти заговорщицки:

— Пусть потом я окажусь в золотой клетке с этим ублюдком Троицким… но перед этим я буду жить. Так, что мне хватит воспоминаний, чтобы не сойти с ума в его постели.

Кира моргает, потом фыркает.

— Ты ненормальная.

— Я знаю, — улыбаюсь, делая глоток кофе. — Но лучше быть ненормальной с ним… чем нормальной с тем, кого ненавижу.

Мы замолкаем на пару секунд, а потом она добавляет, уже с тем самым её опасным прищуром:

— Ну что, Лазарева… тогда тебе нужно успеть всё. И, судя по твоему лицу, ты уже строишь план.

Я усмехаюсь и, не отрицая, отвечаю:

— Ага. И ты, возможно, будешь частью этого бардака.

Я ставлю чашку на блюдце и смотрю на неё чуть пристальнее.

— А что у тебя? — спрашиваю, делая вид, что просто из любопытства, но на самом деле вцепляюсь в каждое её движение. — Ты какая-то странная после того вечера… Или ты со своим таинственным мужчиной всегда такая?

Кира мгновенно делает невинное лицо, отпивает кофе, будто это способ отрезать разговор.

— Ничего нет.

— Ага, конечно, — я закатываю глаза. — Я знаю тебя девять лет, Кира. Мы с тобой со школы. Если я вижу, что что-то не так, значит, оно точно не так.

Она опускает взгляд на стол, крутит ложку, как будто думает, стоит ли вообще открывать рот.

— Ева… — начинает она медленно, — некоторые вещи лучше не трогать.

— Да брось, — подаюсь вперёд, опираясь локтями о стол. — Я же вижу, что у тебя в голове сейчас целый сериал идёт. Давай, выкладывай.

Кира закусывает губу, и это уже само по себе ответ.

— Ты всё равно не отстанешь, да?

— Даже не надейся, — я ухмыляюсь, но внутри уже знаю, что она сейчас скажет что-то, от чего у меня мурашки побегут.

Кира долго смотрит на меня, потом резко выдыхает, словно сбрасывая с плеч тяжёлый груз.

— Ладно, — говорит тихо, но с каким-то странным вызовом. — Я сплю с женатым мужчиной.

Я моргаю, пытаясь понять, это шутка или она совсем поехала.

— Серьёзно?

— Угу, — она откидывается на спинку стула, глядя в окно, будто ей плевать, что я сейчас подскочу и начну орать. — И он старше меня больше чем на двадцать лет.