– Что он увидел, что заставило его выбрать тебя?

– Что-то в моих рунах. Не знаю, что именно. Сарфов не учат читать, потому что знаки на их спинах должны быть для них загадками.

– Думаю, это свело бы меня с ума. Разве тебя не тянет поглядеть?

– Если бы я мог предсказать твое будущее прямо сейчас, ты бы попросила меня об этом? Неужели ты бы захотела бояться всех невзгод до их наступления и никогда не иметь радостных сюрпризов? Думаю, нет.

– Значит, вы никогда их не видели?

– Я несколько раз мельком видел их отражение, но, как я уже говорил, меня никогда не учили читать. Для меня это просто каракули. Хотя, когда я был молод, они вызывали у меня большее любопытство. Теодус уверял меня, что над ними нужно размышлять – иногда годами, – прежде чем они обретут смысл. Он сказал, что смысл им придает жизнь.

– Значит ли это, что вы можете изменить их смысл, изменив свою жизнь?

– Не знаю, – сказал Хонус. – Я никогда об этом не думал. Возможно, Теодус задумывался. До того как мы встретились, он медитировал уже дюжину лет.

– Значит, он был намного старше тебя?

– Да, – ответил Хонус. – Когда он выбрал меня, я подумал, что Карм подарила мне нового отца.

– Должно быть, ты очень любил его.

На глаза Хонуса навернулись слезы, и он зашагал вперед, чтобы спрятать их. Йим поспешил догнать его.

– Ты чтишь Теодуса своими чувствами. Нет ничего постыдного в их проявлении.

Хонус испустил рыдание, которое, казалось, вырвалось из глубины души.

– Тринадцать лет я служил ему! О, сколько историй я мог бы рассказать! Он был мудрым, но и веселым. Людям он нравился. Когда он был рядом со мной, я никогда не был одинок. Даже сейчас я жду, что услышу его смех. Моя спина до сих пор чувствует его руки на моих рунах. Он часто обращался к ним и говорил, что это его писания. Я был полезен. А теперь... – Он безнадежно пожал плечами.

Йим не удивилась, когда Хонус замолчал, и не стала расспрашивать его дальше. Но когда они остановились, чтобы передохнуть, она снова заговорила о Теодусе.

– Ты говорил, что твой Носитель был забавным человеком, – сказала она. – У тебя должно быть много историй о его шутках.

На лице Хонуса заиграла слабая улыбка.

– Да, – сказал он. – Одна из моих любимых – о той ночи, когда мы остановились у одного скряги. Когда Носитель и его Сарф путешествуют, они полагаются на благотворительность в своих нуждах. Даже если бы Теодусу дали телегу, полную провизии, он все равно попросил бы ужин, ибо любил встречаться с людьми. Он был хорошим гостем, полным рассказов, но и хорошим слушателем. Так он многому научился, и многие из его знаний пригодились хозяевам. Однажды, после того как он помог одному человеку вылечить его больную корову, ему дали большой мешок зерна, которого хватило бы на несколько дней. Тем не менее, на следующую ночь он попросил милостыню в доме отъявленного скряги.

Многие люди кормили и приютили нас исключительно из почитания Карм, но у других были иные причины. Одни считали, что это приносит им престиж, другие надеялись добиться благосклонности богини. Скупец, приютивший нас в ту ночь, скорее всего, думал о последнем. Это было хорошо обставленное жилище, но человек утверждал, что обеднел. Он поставил на огонь кастрюлю и пошел в кладовую. Вернувшись, он принес небольшую чашку зерна для приготовления каши. Этого едва хватало, чтобы накормить одного человека, не говоря уже о трех. Это все, что у меня есть, Кармаматус, – сказал он, – но для меня большая честь поделиться этим.

Теодус торжественно кивнул и сказал мужчине, что Карм отплатит ему за щедрость. После того как мужчина опустошил чашу в котел, Теодус отвел меня в сторону и велел тайком наполнить ее нашим собственным зерном. Я так и сделал, пока Теодус отвлекал человека. Когда скупец обнаружил, что чаша полна, он сначала решил, что не досыпал в горшок свое зерно. Когда он понял, что это не так, Теодус сказал ему, что Карм отплатил ему за щедрость. Тот объявил, что это чудо, и добавил лишнее зерно в горшок, поскольку оно ему ничего не стоило. Теодус хитростью велел мне снова наполнить чашу, что я и сделал при первой же возможности. Скупец обрадовался, увидев, что чашка снова наполнена зерном, и быстро добавил его в горшок.

И хотя Теодус вел себя так, словно наполнение чашки было совершенно естественным, скряга ликовал. Он задорно расхаживал по комнате, восхваляя Карм. Затем ему пришла в голову мысль, и он поспешил в свою кладовую. Вернулся он оттуда с огромным количеством еды и питья. Там было хорошее красное вино, сыр, хлеб, колбасы, маринованные овощи, засахаренные фрукты и многое другое. Все, что он принес, было в каком-то сосуде, независимо от того, нужно это было или нет. Мы устроили веселый пир, и скупец веселился вместе с нами. И все же я не мог не заметить, что на протяжении всей трапезы он не сводил глаз с тарелок, ожидая, что они чудесным образом пополнятся.

Йим рассмеялась над этой историей.

– А Теодус так и не сказал ему, что его одурачили?

– Это было не в его духе, – ответил Хонус. – Кроме того, он сказал, что скряга сам себя одурачил, и только он мог решить, какой урок был усвоен той ночью.

– Наверное, хорошо было путешествовать с таким человеком, – сказал Йим.

– Так и было, – с тоской сказал Хонус. – Но было и тяжело, особенно в последние годы. Теодус был святым человеком и к тому же серьезным. Когда его обеспокоило поклонение Пожирателю, он отправился в далекое путешествие, чтобы понять это. Никакие трудности его не пугали. Мы хорошо узнали Лувейн и другие столь же гиблые места. Это был трудный путь, который он прошел, и он пришел к тяжелому концу.

– Что с ним случилось, Мастер?

– Мне невыносимо говорить об этом. Трудно представить, почему Карм допустила такой конец для столь хорошего человека. Возможно, Теодус смог бы объяснить это. Я не могу.

– Это большая потеря, – сказала Йим. – Я – плохая замена столь доброму и мудрому человеку.

– И все же ты здесь благодаря ему, – ответил Хонус.

***

Закончив лихорадочно собирать вещи, Курдак купил еще эля, чтобы заглушить свой ужас. В результате похмелье затянуло его отъезд из Дуркина. Было уже позднее утро, когда он вышел из дома своей матери с туманной головой, но в страхе. Он вышел в один из узких и запущенных переулков города. Мусор и прочее захламляли землю между тесно стоящими домами. Мать шла за ним, с влажными глазами и неохотой. Она с тоской оглянулась на свое убогое жилище, словно была не прочь остаться в нем. Тем не менее, она продолжила путь.

Курдак нес мешок, набитый до отказа. Его мать, у которой была только одна здоровая рука, несла мешок поменьше. Курдак привязал его к ее спине, так как она была не в состоянии нести его. Нагруженные таким образом, они вышли из переулка на одну из немощеных дорожек Дуркина. Как обычно, вдоль нее выстроились люди, торгующие товаром, а их украденные вещи лежали перед ними на грязи. В этот день продавцов было меньше, чем обычно, а покупателей не было вовсе. Без гомона торговцев и торгашей на дорожке было зловеще тихо.

Они изо всех сил торопились к входу в город, обходя пьяниц, валявшихся на их пути, и по крайней мере один труп. Увидев ворота, Курдак ускорил шаг. Они были открыты и не охранялись. Он повернулся и увидел, что его мать с трудом поспевает за ним.

– Давай, ма. Скоро мы будем в безопасности.

– В безопасности? Бездомные в дикой природе? Скорее всего, нас догонят волки.

Несмотря на свои слова, старуха пошла быстрее. Вскоре мать и сын оказались за пределами полуразрушенных стен города, и перед ними раскинулась дорога на север. Она проходила между запущенными полями, а затем исчезала за вершиной холма. Курдак уже начал облегченно выдыхать, когда на гребне подъема появилась темная линия. Он остановился и прищурился.

– Почему ты остановился, сынок?

– На дороге есть люди.