Поварят было семеро и работали они посменно: еду в королевской кухне готовили безостановочно – так много было слуг у короля, что накормить всех по графику не было возможности. Так что каждые несколько часов какой-нибудь из поварят отправлялся на кухню и помогла готовить еду, а его уставший после смены собрат возвращался в каморку и ложился спать. Дети-поварята были практически ровесники Сабин: кто-то младше, кто-то старше. По их словам, жизнь у них была короткая, но насыщенная и перспективная: если они выживали в процессе безостановочного приготовления пищи, они могли стать поварами. Тогда им полагалось уже нормальное жалованье и отдельное жилье. В принципе, профессия королевского повара даже считалась в народе более-менее престижной. Как учитель, например.

Так что стать поваренком было достаточно здорово. Оставалось только выжить во время «обучения».

Кто-то мог подвернуться под руку не тому человеку. На кого-то могли случайно упасть горшки – тяжелые, чугунные. И от пострадавшего оставался только тонкий мясной блин. Кто-то мог упасть в чан с кипятком, когда мыл посуду и обвариться насмерть. А кто-то от усталости и изнеможения просто сходил с ума и куда-то исчезал.

Коротко, но весело и перспективно.

Так что ребята не роптали.

Главным человеком на кухне был шеф-повар – массивная женщина с вечно тревожным лицом. Иногда людям казалось, что она и вовсе не спит: вне кухни ее почти не встречали. На вид ей было лет сорок-сорок пять, но вечно потное раскрасневшееся лицо, маленькие суетливые глазки и ручищи-окорока затрудняли ее возрастную идентификацию. И, если бы не ее огромные груди, вообще было бы трудно определить, мужчина перед тобой или женщина.

Поварята остроумно звали эту женщину Кабаниха. На самом деле ее имя было Кэт.

Когда Сабин пришла в себя (а это случилось примерно через сутки после происшествия на площади), она, по началу, сильно испугалась: не могла понять, где она и как тут очутилась. Какая-то небольшая комнатка с небольшим окном, старые двухэтажные кровати, на них спящие дети в количестве трех штук. Еще один ребенок – девочка лет семи – сидит на старом стуле в изголовье ее кровати. В руках девочка держала миску с бульоном и глубокую деревянную ложку.

- Тебе надо попить, - сказала девочка тихим голосом. – Ты ослабела, наверно. Кабаниха велела дать тебе бульон. От него, как она говорит, ты быстро станешь сильной и сможешь работать.

Девочку звали Су Ён и она исчезла через сутки после этого разговора. Куда она пропала, Сабин не поняла. Не то что-то случилось с ней, не то увели куда-то. Но за то время, пока Су Ён присматривала за Сабин, гостья кухни узнала много важной для себя информации: да, она теперь будет работать на кухне. Либо до смерти, либо до распоряжения короля (что вряд ли), либо пока не произойдет что-то еще. Нет, уйти она не сможет – теперь у Сабин на шее кожаный ошейник (узенький, но прочный и не давящий; дети кухни неоднократно пытались его перерезать или сжечь, но ничего не получалось) и любой, кто увидит ее вне кухни, обязан будет беглянку поймать и отвести на экзекуцию.

- А что на счет пения и плясок? – спросила Сабин.

- Ты что?! – у Су Ён округлились глаза. – Это же все знают!

- А я не знаю, я в лесу жила, - сказала Сабин.

Су Ён наклонилась к новенькой и прошептала:

- Все знают, что когда король едет по улице, надо петь, танцевать и радоваться.

- Почему?

- Потому что король должен видеть, что мы счастливы жить в его королевстве, - пожала плечами Су Ён.

- А если этого не делать? – спросила Сабин. – Что будет тогда?

Но Су Ён не ответила. Она испуганно вжалась в свой стул и трясла головой, отказываясь говорить.

- Что будет тогда? – допытывалась Сабин. – Что случится, если не показывать радость?

- Да что-что: тебя отправят на воспитательную беседу, вот и всё, - донесся хмурый голос. Сабин повернула гудящую голову и увидела две грязные пятки, свесившиеся со второго этажа кровати. Через мгновение оттуда спрыгнул хмурый парень лет шестнадцати. – Возьмут тебя посреди улицы и отправят на беседу, где и выяснят, от чего ты не радостный.

- Просто поговорят и всё? – удивилась Сабин.

- Ага, - кивнул хмурый парень. – Клещами и железом. А потом, когда выяснят все, что хотят, они придут с разъяснительной беседой к твоей семье. И проведут профилактические мероприятия, - эту фразу мальчик буквально выплюнул, - со всей твоей родней. Теми же методами. В этом королевстве все должны жить счастливо и радостно. Это закон.

И хмурый мальчик неторопливо побрел к двери. Там он обул старые мокасины, пригладил волосы, напялил на голову какой-то смешной кособокий поварской колпак и тяжело вздохнул. После чего открыл дверь и ушел в царивший за дверью шум. Из открывшейся двери пахнуло чем-то не особо вкусным, будто переваренными овощами, забытыми на неделю.

- И как отсюда выбраться? – прошептала Сабин. Она обращалась больше к самой себе, чем к Су Ён.

- Да никак, - пожала плечами Су Ён. – Ну или просто ждать чуда.

С этими словами она допила предназначавшийся Сабин бульон, напялила свой колпак (совсем крошеный) и ушла, шаркая ногами, вслед за хмурым мальчиком. Когда дверь за ней закрылась, Сабин заплакала.

Время шло и Сабин начала привыкать. Она привыкла к запаху кухни, к ее шуму. Она привыкла к ощущению ошейника и к окружавшим ее поварятам. По утрам Сабин выходила в кухню и узнавала у взрослых поваров, кому чем нужно помогать. Эти вечно суетящиеся и громко кричащие взрослые люди сновали сквозь огромную кухню подобно братьям покойного мистера Крыса. То тут, то там регулярно взлетали под потолок облака раскаленного пара.

Сабин бегала по кухне и помогала: она носила из погребов и кладовых овощи и крупу, переставляла банки со специями, мыла посуду, чистила картошку. Пару раз ее заставляли точить ножи, но получалось это у нее на столько из рук вон плохо, что больше ей это не поручали.

Вся царящая в кухне суета, все эти облака пара, дым из печей и крики поваров напоминали ей страшные картинки из страшных книжек, которые ей показывала Бабушка: та называла это место Адом. Или Преисподней. И, как говорила Бабушка, в каждом Аду был свой повелитель, король, которого звали Сатана.

В кухне Сатаной была Кэт по прозвищу Кабаниха. Невысокая, очень плотная, упитанная. Лицо ее всегда выражало одновременно суетливость и обеспокоенность. Она говорила негромко, но властно. А если кому-то доводилось оплошать, ее маленькие глазки мгновенно покрывались льдом, и она начинала шипеть на виновника сквозь зубы.

Ее боялись. Ее ненавидели. Но и, по-своему, любили и уважали: она держала всю кухню стальной хваткой и всегда знала всё и обо всём. Ходили слухи, что она вообще не спит и питается жаром из печей.

Сабин не знала, так ли это.

Она вообще ничего не знала. Особенно о том, что происходило там, снаружи, вне кухни. Каждый день она просыпалась и шла работать. Закончив смену, девочка чувствовала себя на столько вымотанной, что ни на что другое сил просто не было. Иногда всех поварят разом водили в отдельную комнатёнку при кухне – общий душ, поделенный на две секции – для мальчиков и девочек.

Сабин не знала, сколько прошло дней – один, десять или больше. Она несколько раз спала, несколько раз ела, ходила в душ… голода не было. К усталости она тоже начала привыкать. Мешало ей другое – чувство крайнего отупения от монотонности жизни: в ней не происходило вообще ничего. Только сон и работа. Иногда – душ. Девочка начала осознавать, что будто теряет себя, забывает свою сущность. Она ведь, по сути, не могла даже нормально отсчитывать время – смены были «плавающие», начинались и кончались в разное время. Она пробовала, подобно остальным, рисовать палочки на стене (одна палочка – одна смена), но это не помогало.

Трижды она видела, как поварята менялись. В первый раз, почти сразу после ее прибытия в кухню, Су Ён исчезла. Сначала Сабин не поняла, что произошло, но потом увидела, что на место пропавшей привели новичка, мальчишку, лет десяти. Мальчик плакал и дрожал, и всё звал маму и папу. Позже Сабин подслушала, что родителей мальчика «отдали на перевоспитание» из-за того, что они не искренне радовались при виде короля, а бедного сиротку сбагрили на кухню.