В доме никого не было. Джейк это понял сразу, как только увидел его: пустые окна, ничего не шевелится, дверь заперта точно так же, как ее оставил Джейк, и тишина – основной показатель пустоты. Мальчик даже не стал входить внутрь, чтобы убедиться в этом лишний раз. Будь внутри Лиз, он бы услышал ее шаги или голос – сестра никогда не спала днем. А будь дома отец – то был бы или громогласный храп, или грохот падающих предметов, попадающихся ему на пути. Он просто развернулся и пошел, куда глаза глядят, понадеявшись на свою удачу, или интуицию. Минут через пятнадцать он вспомнил о том, что забыл в цирке свой фонарь, но решил не возвращаться за ним – люди в темных костюмах все еще могли находиться там.

Кто они? Что им надо? И почему их так боятся эти храбрые артисты?

Джейк подошел к перекрестку и рефлекторно осенил себя символом, отгоняющим злых духов – на столбе висел мертвый человек с петлей на шее. Мальчик не знал, чем провинился этот мертвец, но проступок должен был быть достаточно серьезным для того, чтобы бедолагу не просто убили, но оставили висеть на столбе, да еще и на перекрестке. Всем известно, что перекресток – дурное место. А уж найти упокоение на нем – так и вовсе скверно! Значит те, кто заставил бедолагу станцевать TyburnJig[Тайбёрнская джига. То же самое, что и «пеньковое фанданго» или «объятия пеньковой вдовы».], ненавидели его искренне.

Смерть – вообще штука скверная, а уж в таком месте, как этот город – и подавно. Правда, вокруг постоянно кто-то умирал: люди, не люди, фантастические твари, нечисть, нежить, небожители… Так что повешенный – это обычное дело. Некоторые дети даже хвастались своим бесстрашием перед сверстниками: подбегали к трупу на веревке и хватали его за коленки. Но все же умереть на перекрестке – скверно. Вскоре труп срежут, и в его существовании начнется новая глава. Вряд ли его похоронят или даже просто сожгут. Скорей всего или продадут тайком некромантам, или в какой-нибудь сомнительный трактир, где повара не задумываются над тем, что они бросают в котел, а посетители – не спрашивают, что едят.

Послышались шаги множества ног и через перекресток торопливо прошла группа людей. Один из них был облачен в одежду священнослужителя, а в руках он держал молитвенник. Джейк не очень разбирался в религиях, поэтому не смог определить, к какой религии относится этот представитель культа.

Людей было не много – девять или десять. Четверо из них несли на плечах гроб. Священник шел впереди, а дама в пышном черном платье и вуали – последней. Священник негромко пробормотал себе под нос: «Ох уж эти осенние прогулки вечером по району!». Мальчик удивился: сейчас вроде бы была не осень, да и до вечера еще долго. Когда мимо Джейка проносили на плечах гроб, он мог бы поклясться, что услышал, как внутри него стучит о стенки тело покойного: уж больно торопливо шли по улице люди. У всех участвовавших в похоронной процессии был недовольный вид, будто их оторвали от важных дел и заставили заниматься чем-то ненужным и обременительным. Вроде визита к нелюбимой бабушке, которая несколько часов к ряду готова сама с собой спорить, какого же цвета был на ней свитер в тот самый день, много лет назад. И все это можно выслушивать бесконечно долго, не уловив из текста вообще ничего. А в голове будет крутиться не очень-то вежливая и дипломатичная фраза: «Завали…»

- Ты не знаешь, как пройти в Дур-Шаррукин?

- Что? – переспросил Джейк. Он обернулся на голос и увидел ламассу: тело льва, огромные крылья, голова женщины-человека. Существо смотрело на мальчика благосклонно и миролюбиво.

- Я спросила, как пройти в Дур-Шаррукин, дитя, - мягко повторила ламассу.

- Простите, я не знаю, - ответил растерявшийся Джейк. Он слишком глубоко ушел в лабиринт своих мыслей и теперь с трудом пытался сообразить, что же за часть города вокруг него сейчас. Похоронная процессия уже скрылась из виду.

- Очень жаль это слышать, - грустно вздохнула ламассу. – Что ты здесь делаешь, дитя?

- Я ищу свою сестру… или отца, - ответил Джейк. – Хоть кого-то, кто мог бы помочь мне. Моя сестра, она пропала вчера (позавчера? Сколько он уже ее ищет?) вечером. Я вернулся с работы, а ее уже нет.

- А твой отец? – спросила ламассу. Джейк посмотрел в ее глаза: теплые и лучистые.

- Я не знаю, где он. Он работает вором, если это можно назвать работой. И люди, его коллеги, говорят, что он не вернулся с последнего дела. Вот я и не могу его найти.

- Мне становится грустно от того, что я слышу, - ламассу печально покачала головой. – Но, думаю, я смогу тебе помочь. Мы, ламассу и шеду[Ламассу – женщина, шеду – мужчина.], имеем очень развитую интуицию. Я не смогу тебе ничего сказать о твоей сестре, но отец твой вот-вот придет домой или уже там.

- Но я только что был там! – возразил Джейк. Ламассу посмотрела на него с мягким упреком. – Ну ладно, не только что, а почти час назад. Столько всего происходит вокруг, столько людей, все что-то делают…

- Я могу тебя проводить, если хочешь, - мягко сказала ламассу. – Пока мой муж, мой шеду, занят делами, у меня есть свободное время. Хочешь?

Мальчик согласился, и они отправились обратно в дом Джейка. Прохожие, встречавшие на своем пути эту странную парочку, смотрели на них с опаской: ламассу – редкие существа, толком про них никто ничего не знал. Ни где они водились, ни чем питались. Ламассу и шеду не вмешивались в дела других существ, жили будто особняком. Единственный слух, который слышал о них Джейк, это то, что они все искали какой-то город. Дур-Шаррукин. Но где это – никто не знал.

Солнце скрылось за тучей – то ли облако, то ли смог вперемешку с паром от огромных общественных бань на окраине города. Подчас отличить тучу от извергаемого из бань в воздух месива было крайне трудно. А еще на окраине были какие-то загадочные плавильни, непонятные фабрики, полуразрушенный замок, какие-то башенки, обломки старой каменной стены, еле живые поля с пшеницей… За полями начинался густой и зловещий лес, ходить в который строго-настрого запрещали всем детям. Впрочем, когда у родителей рождался нежданный ребенок, они могли отнести его в лесную чащу и оставить там.

O tempora, o mores!

Что-то в доме изменилось. Когда Джейк был тут в последний раз, он буквально чувствовал, что внутри никого нет. Сейчас же он был уверен, что там, за старой закрытой дверью, точно кто-то есть.

- С тобой войти? – спросила ламассу.

- Да, - кивнул Джейк. Ему было совестно просить об этом, но страх перед грядущим разговором с отцом все же перевесил.

Тихо скрипнула дверь, впустив внутрь аккуратно ступающего Джейка и мягко переступающую лапами ламассу.

Зачастую о том, что можно увидеть или найти в доме, говорит запах. Вам достаточно сделать всего один вдох, чтобы понять, что ждет вас за порогом. Если запах тлена – внутри мертвец, причем давнишний. Если пахнет кошками – внутри бардак и много-много пушистых зверьков. Если пахнет гнилью – много мусора. А если чем-то странным, неприятным и удушливым – то внутри безумец.

Дом Джейка пах алкоголем. Его пьяный отец лежал на полу, завернувшись в старую шкуру и спал. Старые штаны сплошь в пятнах грязи и разводах мочи, прочая одежда – вся измята и испачкана. Лицо – давно не брито, седые волосы топорщатся в разные стороны, делая его похожим на старую облезлую игрушку.

Отец был пьян, и пьян преизрядно. Собственно, иначе он пить и не мог – или никак, или в ноль.

Ламассу сморщила нос и рефлекторно оскалилась. Джейк лишь печально вздохнул и направился на кухню. Там он молча набрал из ведра ковш воды и, еще раз вздохнув, окатил отца холодной водой. Отец вздрогнул и поморщился. Джейк сильно пнул его в бедро и сказал:

- Отец. Просыпайся.

Ламассу наблюдала за всем молча.

Отец Джейка и Лиз разлепил совершенно стеклянные от алкоголя глаза и почти минуту пытался сфокусироваться на своем сыне. Получилось.

- Джейк? Ты чего? Иди поиграй, - прохрипел Тони.