Кивок головой и хлесткий окрик солдата на паршивом английском — «шагай вперед». Как ни странно, на допрос повели вовсе не к броневику, где по всем приметам должен был располагаться командный состав, а совсем в другую сторону. Джон немного занервничал, но внешне виду старался не подавать.

Вот сейчас возьмут и примкнут в фургоне до вечера, и все мои планы утекут в канализацию.

Однако обошлось. Привели к небольшой командирской палатке, раскинутой меж грузовиков, грубо велели остановиться. Один из сопровождающих ушел внутрь докладывать начальству, второй остался охранять пленника. Джон непроизвольно покрутил головой, на всякий случай наметил потенциально возможные пути для экстренного отхода. В то, что ему позволят сбежать, он не особо верил, но с намертво вбитыми в голову рефлексами не поспоришь.

Пока все шло по плану. Дальнейшее развитие событий теперь зависело исключительно от загруженности офицеров охраны и степени их любопытства в отношении Джона. Самое неприятное, что его могло ожидать — повторная встреча с молодым и въедливым контрразведчиком. Не нравился ему этот желторотый лейтенант службы безопасности, хотя Джон так и не смог понять, почему. Подсознание буквально вопило об опасности, а Макферсон учил прислушиваться к собственной интуиции и не поступать вопреки ее указаниям.

Во всех остальных вариантах исхода возможных событий он легко оправдывал свои действия банальным «извините, друзья, я слегка заблудился», после чего инцидент должен быть исчерпан.

Это в теории. Конечно, при желании вояки все равно найдут, что предъявить Джону, и могут прикрыть на пару дней под так называемый домашний арест. А это недопустимо, ведь уже завтра они прибудут в Бахр-дар.

Если и давать отмашку началу плану Х, то прямо сейчас — немедленно.

Вернулся второй сопровождающий, быстро мотнул головой — «иди». Джон не стал изображать недотепу, подчинился. Сделал уверенный шаг, еще один, поднырнул под полог военной палатки, медленно выпрямился, с облегчением перевел дух. Перед ним стоял резидент собственной персоной. Долгожданная встреча произошла. Наверное, ради этого стоило подвергнуть себя опасности. Как известно, ничем не рискнешь — ничего не получишь.

— Привет Джон, — с натянутой улыбкой произнес Пауль, недвусмысленным жестом провожая подчиненных на выход из палатки, — повторяю вопрос: какого черта ты делаешь в Африке?

Джон равнодушно пожал плечами. Теперь-то уж можно расслабиться.

— Здравствуй, Пауль. Развяжи меня. Есть очень важный разговор.

— Успеется, — вдруг ухмыльнулся тот, — прежде я хочу получить ответ на свой вопрос.

Джон недоуменно уставился на собеседника.

— Ситуация потребовала личного присутствия.

— Ловить рыбку в мутной воде чужими руками?

Связанные кисти пришли в движение, тремор настойчиво сигнализировал об опасности.

Какого черта?

— Операция слишком важна для Америки, чтобы доверить ее выполнение одному-единственному агенту. Обычная перестраховка командования. Ты же в курсе…

— Вот как? — Пауль совершенно неискренне удивился. Возможно, он сделал это умышленно, чтобы дать понять Джону — его вранье ни для кого не является тайной за семью печатями.

Неужели этот болван забыл, что такое субординация?

— Мне кажется, — Пауль демонстративно уселся на небольшой раскладной стульчик, — необходимо кое-что прояснить, а то за годы, проведенные в сытости и благополучии, ты совсем потерял контроль над своими людьми.

Джон почувствовал, как лицо непроизвольно наливается кровью.

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, что сказал. Пока ты в тепле и роскоши «Ковчега» старательно изображаешь умного и влиятельного командира, твои агенты жрут дерьмо и таскают каштаны из огня голыми руками. А ведь это несправедливо, Джон. Не находишь?

— Я тебя не вполне понимаю.

— Что же в моих словах непонятно, Джон? Я десять лет в Метрополии, и что я за это получил? Очередное фиктивное звание и несколько виртуальных нулей на счету в банке. Вот только ни снять, ни потратить эти баксы у меня нет никакой возможности. То есть получается, все эти годы я рисковал собственной задницей просто так — за идею? Я ведь не идеалист, Джон, тебе это прекрасно известно. И даже не коммунист, чтобы работать за еду…

— Честь, отвага, патриотизм, — глухо произнес Джон, — разве эти слова пустой звук?

— Для меня он такой же пустой, как и твое паршивое имя.

— Тогда пусть это будут другие слова, — не моргнув глазом, перечислил Джон, — нация, свобода, демократия.

Пауль демонстративно сплюнул себе под ноги.

— Случись что, Соединенные Штаты не шевельнут даже мизинцем левой ноги, чтобы вытащить мою задницу из дерьма. Разве я не прав?

Шеридан не стал отвечать на провокационный вопрос, отделался многозначительным молчанием.

— Нечего возразить? В таком случае скажи, Джон, почему я должен подыхать в пустыне за чужие права и свободы? Почему я должен ежедневно рисковать собственной задницей ради чужой карьеры и благополучия? Ответь мне, Джон?

Кажется, моему терпению приходит конец.

— Чего ты хочешь? Пересмотра контракта?

Пауль впервые вполне искренне рассмеялся.

— А что ты можешь мне предложить, Джон? Зеленые фантики? Спасибо, но нет. Оставь их себе. За прошедшие десять лет инфляция полностью обесценила доллар и превратила его в мятую резанную бумагу. Он больше никому не нужен, Джон. Еще пару лет, и за баксы станут давать в морду.

— Как насчет золота? Полторы тонны золота в слитках. И не где-нибудь в банке США, а прямо здесь — в Африке.

Пауль вновь рассмеялся.

— И какие же блага я смогу купить в Африке на твое золото, Джон? Большущий кусок мертвой пустыни? Бочку грязной и вонючей воды? Ведро полутухлой рыбы? Нет, Джон, твое предложение выслушано и отвергнуто. Попробуй подумать еще, может быть, в голову придет более гениальная идея?

И этого придется ликвидировать. В самую первую очередь!

— К чему ты клонишь, Пауль?

— А ты не догадываешься?

Пауль поднялся и завел обе руки за спину.

— Жаль, очень жаль. Но я даже рад, что так вышло. Мои подозрения подтвердились. Ты, Джон, вовсе не так умен, как я полагал ранее…

Джон демонстративно поиграл желваками.

— Высказался? Полегчало?

Улыбка постепенно сползла с лица Пауля, кисти непроизвольно сжались в кулаки.

— А теперь слушай сюда, болван. Ты не знаешь даже половины фактов и обстоятельств, которые тебя окружают. Не знаешь ты и того, какие силы задействованы в операции. Нельзя покидать игровой стол в середине партии. Партнеры не поймут.

— А кто сказал, что я собираюсь прекратить игру? Речь совсем о другом, Джон. Когда все колоды крапленые, исход известен заранее. И какой тогда мне интерес продолжать игру на прежних ставках?

— Повторяю вопрос, чего ты хочешь?

— Сменить крупье.

Шеридан неожиданно поперхнулся невысказанными словами и пропустил свою реплику.

— А ты думал, Джон, всегда будешь получать бесплатный билет?

— Да как ты себе это представляешь?

Пауль в ответ усмехнулся:

— Игра уже идет, Джон. Ты немного опоздал к началу. Ставки больше не принимаются.

— Идиот! Повторяю еще раз, ты даже не в курсе, кто еще сидит за игровым столом, но упрямо метишь в раздающие. А хватит ли у тебя мозгов вести собственную игру?

Нойманн ухмыльнулся.

— Чем же ты меня решил удивить, Джон? Своей примитивной засадой в Бахр-даре? Или может быть, жалким отрядом изможденных голодом китайцев, потерявшихся где-то в пустыне?

— Откуда…?

— Ты сам поставил себя вне игры, когда ступил на трап последнего ржавого самолета. Ибо в Африке все иначе. Здесь играют по-крупному, или не играют вообще. У тебя, Джон, больше нет властных покровителей с большими погонами, которые могли бы прикрыть задницу. Только песок, жара и пули калибра 7,62. Если ты вообще понимаешь, о чем я говорю.

Похоже, у Пауля от жары завелись крысы на чердаке.