— Что ты думаешь насчет Питера?

А может быть, в Питер, и всё образуется?

Земфира

Редкие встречные машины слепили светом фар, а некоторые водители, спеша домой к остаткам праздничного ужина, сигналили и умудрялись кричать поздравления с Новым годом. Во мне плескался где-то литр алкоголя, а может быть, даже больше: со всеми, с кем мне удавалось пообщаться этой ночью, за разговором я выпивала минимум два-три глотка, а гостей было много. Перед нашей спонтанной поездкой мы успели поднять не один тост, но только теперь, полностью расслабившись в машине, я постепенно начала чувствовать опьянение.

Проблема заключалась в том, что Костя должен был сейчас оказаться в таком же положении, хотя, справедливости ради, за весь вечер я только пару раз видела в его руке бокал.

— Костя, солнышко, а сколько ты пил? — ненавязчиво интересуюсь я.

— Пару бокалов шампанского, — я поуютнее закутываюсь в плед, — последний — где-то полтора часа назад, — парень улыбается, всем своим видом излучая надежность. — Не переживай, не тормознут же нас в новогоднюю ночь.

Всё-таки не очень хочется влипнуть, да еще и вдали от своего города. Правда, меня больше волновали не гаишники, которые с легкостью могли бы закрыть глаза на всё, если вопрос решают деньги и связи, а то, что мы и сами могли пострадать. Естественно, папа был трезвым, когда мы разбились, да и авария была подстроена, но если бы Костя выпил немного виски или коньяка, я была бы спокойнее, чем когда пузырьки из шампанского в любой момент могут ударить ему в голову.

Как ни странно, доезжаем мы без происшествий. Мы спокойно миновали все посты ГИБДД, которых на нашем пути встретилось на удивление мало, но Костя потихоньку начинал засыпать. Я видела, как он устал, и предлагала остановиться на пару часов, но парень отчаянно сопротивлялся и на каждой заправке продолжал смешивать кофе с энергетиком — классический способ не заснуть либо добиться остановки сердца. Наверное, я бы всё же настояла на перерыве, но город, если верить навигатору, был уже в пяти минутах езды.

Я была не очень удивлена, когда мы остановились возле многоэтажки в одном из центральных районов Питера — это же, мать его, Костя, он не мог не продумать всё заранее. Спонтанность — это больше по моей части, а вчера я и вовсе не догадалась бы, что сегодня мы можем оказаться здесь, в сотнях километров от Москвы.

Дом, расположенный на Невском проспекте — я прочитала табличку — был вовсе не новостройкой: судя по стилю здания, ему лет семьдесят, если не все девяносто. Но больше всего меня потрясли дворы: полностью закрытые пространства с въездом только с одной стороны лишь иногда соединялись арками, проделанными в домах, и поразительно напоминали колодцы, из которых никак не выбраться. Это было непривычно и даже казалось дикостью по сравнению с открытыми чуть ли не со всех сторон московскими дворами, хотя и в столице можно было встретить что угодно.

Пока я хлопала глазами и беззвучно открывала и закрывала рот, напоминая рыбку, Костя провел меня мимо таблички «ПАРАДНАЯ № 1», которая вызвала у меня новую порцию удивления, и, пока я пыталась прийти в себя, мы уже проникли внутрь и поднялись на четвертый этаж. Управившись со странной формы ключами, один из которых до крайности напоминал карманную монтировку, Костя распахнул передо мной тяжелую железную дверь.

— Ух ты! Давно же здесь никого не было, — охнула я, окидывая взглядом толстый слой пыли, покрывавшей всё вокруг.

— Лет десять, наверное, — парень почесал затылок, — а может, даже больше.

Мы наскоро вытираем пыль, убираем царивший в квартире бардак — Костя туманно сказал, что последний раз эту квартиру покидали в большой спешке, — и, бросив прямо на пол в одной из комнат небольшой уютной двушки сумки с вещами, всё-таки решаем поспать.

Диван был не первой свежести, а одеяло даже у меня, жившей целое лето в не самых комфортных условиях, вызвало опасения, но Костя сложил к себе в рюкзак даже постельное из дома, которое я с радостью принялась застилать, однако настоящая проблема вылезла ровно тогда, когда я, управившись с простыней и наволочками, дошла до самого страшного: пододеяльника. Одеяло никак не желало туда впихиваться, и только что вышедший из душа парень застал меня стоящей раком внутри пододеяльника и отчаянно пытающейся нащупать кончики.

Его присутствие выдает тихое похрюкивание за моей спиной, и становится даже неловко: мне очень давно не удавалось никого рассмешить. Что поделать, если семейные дела даются мне куда лучше, чем заправка кроватей.

— Хватит ржать, не видишь, тут битва не на жизнь, а на смерть! — возмущаюсь я, эмоционально жестикулируя, и оттого еще сильнее путаюсь в ткани, руках и ногах даже при последующей попытке выбраться наружу.

— С одеялом, что ли? — пока Костя старательно давит смех, я наконец вылажу из пододеяльного плена и теперь, всё еще не отпуская постельное, свободной рукой пытаюсь наугад пригладить волосы, торчащие во все известные стороны света и еще в несколько неизвестных, пока не открытых наукой. — Давай я, — парень мягко забирает у меня из рук кончики одеяла, опалив дыханием мой висок. В считанные минуты под моим удивленным взглядом одеяло ложится в пододеяльник ровно так, как нужно.

— Мяу.

— Что? — парень удивленно оборачивается на меня.

— Мяу, — повторяю я. — Я котик, у меня лапки.

Костя снова смеется: так искренне и по-доброму, что у меня сами собой возникают ассоциации с июльским солнцем.

— Идем, котик, — он делает акцент на обращении, — поможешь мне, — с этими словами парень протягивает мне два серых клетчатых уголка, оставив у себя два противоположных.

Расправив одеяло, мы вдруг снова сталкиваемся глазами, и меня будто обжигает. Момент выходит очень хрупким, практически интимным, и можно было бы наплевать на то, что мы оба хотели в данный момент только одного: спать, потому что друг друга мы, кажется, хотим не меньше. Я чувствовала, как учащается мое сердцебиение от одного только Костиного взгляда и как туман обволакивает всё вокруг. Делая шаг вперед и намереваясь поцеловать парня, я начинаю проваливаться куда-то через воздушную вату, но через мгновение, а может и спустя вечность, оказываюсь в сильных мужских руках и сразу же доверчиво прижимаюсь покрепче.

Просыпаюсь я уже на кровати, всеми руками и ногами обнимая Костю. Он еще спал, мирно посапывая, а я пыталась вспомнить, на каком моменте я отключилась: неужели я заснула, когда мы заправляли одеяло? Внутренний голос, черт бы его побрал, ехидно подсказывает, что было вовсе не так. Нет, родная, называй вещи своими именами: ты надеялась на секс, но заснула, обломав и Костю, и себя. Мне не в чем себя винить: в конце концов, спать было так уютно, а мы так давно не слышали тишины, что не поддаться было бы просто преступлением.

На часах было уже четыре часа дня, и мне стоило, наверное, разбудить парня, но будить настолько сладко спящего человека было бы преступлением мирового масштаба. Тем более, что как раз на этой мысли этот самый спящий человек сгребает меня в охапку, не давая абсолютно никакой возможности выбраться из теплой уютной постели. Да ладно, кому я вру, мне вовсе не хотелось вставать, тем более, когда тут обнимают так уютно, и я не нахожу ничего лучше, чем, задумавшись о всякой ерунде, снова провалиться в сон.

Вечером, когда мы уже окончательно проснулись, стало ясно, что еды у нет от слова совсем. Собрав в недельную поездку столько вещей, что хватит на полжизни, Костя совсем забыл о банальной необходимости чем-то питаться. Пришлось одеваться — как хорошо, что парень прихватил мои любимые ботинки без каблука — и топать в ближайший продуктовый, а Питер Костя знал ненамного лучше меня: он редко здесь бывал и ориентировался только по навигатору в машине.

В итоге мы заблудились в трех дворах и просто чудом наконец вышли к какой-то станции метро. Меня сразу же привлекли кафешки, которых поблизости обнаружилось немало, и я уже начинала сомневаться, что этим вечером нам вообще понадобится магазин: лично я после долгих петляний по улице не была в настроении готовить.