В какой-то момент размеренный гул голосов прервали мои слова:

— Если мы не знаем, как проникнуть к Елисееву незаметно, то что нам мешает прийти к нему открыто? Это ведь так просто!

— А потом он так же просто нас всех прикончит?

— Нет, вы не поняли, — объяснила я. — Мы наведаемся к нему домой так, чтобы он даже заподозрить не мог, кто мы. Устроим маскарад: переоденемся, примерим на себя другие образы, образы тех людей, которых он наверняка сам с радостью пустит в дом.

Теперь всё внимание в переговорном зале было обращено на меня. Возможно, моя идея многим показалась безрассудной, но лучше уж маскарад, чем попытки стать ниндзя, а вскорости переквалифицироваться в самураев: если окажешься пойманным у Елисеева, то тебе поможет только харакири.

— А это мысль, — произнес кто-то из окружавших меня людей. — Но лучше всего, если открыто пойдет один человек, а остальные будут на подстраховке: так меньше риска.

— В этом что-то есть, — прервал Жилинский, — но это слишком опасно.

— Да, — согласилась я, но тут же снова пустилась в объяснения: — Если провалимся, то будет еще хуже, чем пытаться пройти незаметно. Но если всё пройдет хорошо, то получим гораздо больше, разве не так?

Ник почесал затылок.

— А если сделать наоборот? Отправим несколько человек, которые буду отвлекать Елисеева и охрану, а в это время кто-то тайком проникнет в дом и заберет нужные документы?

— Нет, это то же самое, что и первоначальный план: запорем с самого начала. Но даже если Елисеев заметит, как какая-нибудь журналистка или оператор что-то ищет в его столе, можно хотя бы оправдать тем, что хотелось сделать необычный сюжет, — теперь на меня смотрели, как на идиотку. — Нет, но конечно же, это совсем уж на всякий случай, по плану никто не должен увидеть, что мы копаемся в Елисеевских бумагах, — уверенно добавила я.

На самом деле уверенность была показательной: я и сама понимала, что моя идея держится на чистом везении, как, впрочем, абсолютно любой план по проникновению в дом Елисеева, но тут снова заговорил Дима:

— Есть вариант понадежнее, но риск окажется еще выше.

— И что же это? — с недоверием спросил Ник.

— Нужны дети либо кто-то, кто в загримированном виде может сойти за детей или подростков.

— У нас таких нет, — сразу отозвался дядя. — Даже девушки, работающие на нас, слишком, как бы так сказать…

— Габаритные, — подсказал Ник. Мне было сложно представить, что он имеет в виду. — У нас есть Вася, — Дима удивленно вскинул брови. — Не этот Вася, — добавил Ник, обращаясь к нему. — Но Вася программист и стопроцентно не справится.

Я перевела взгляд на Диму.

— Какие именно дети и подростки тебе нужны?

— Например, такие как ты, — воодушевленно ответил он. — Помнишь, летом ты часто переодевалась в парня? — я утвердительно кивнула. — В идеале нужны парни-подростки, но хрупкие девчонки тоже сойдут.

Костин отец хмурится.

— Таких мы обычно никуда не посылаем. К тому же, Джина только вернулась в компанию, как ты себе это представляешь?

— Да, но только она всё лето вытворяла такое, на что решились бы далеко не все мужчины, — не унимается Дима.

— Я пойду, — тихо говорю я, но все меня слышат.

— Тебе бы в куклы еще играть, — презрительно фыркает мужчина, который подначивал меня еще в прошлый раз; я выяснила, что его фамилия Аникеев. Ну ничего, он мне тоже сразу не понравился, еще когда я смотрела его фото со слежки: даже удивительно, что я не узнала его при первой встрече здесь.

— А ты, я смотрю, хочешь стать моей марионеткой? — я вижу, как он приходит в ярость буквально со скоростью света, но грозный взгляд Ника заставляет его оставаться на месте.

Дима задумался.

— В принципе, можно загримировать Джину и Зою, — в ответ на удивленные взгляды он пояснил: — Пересмешница. Наш человек. А еще было бы неплохо достать цыган, они, случайно, на нас не работают?

— Нет, — процедил дядя Игорь сквозь зубы; в радиусе метра вокруг него чувствуется недовольство.

— А я как раз собиралась поступать в актерское, — послышался радостный голос. На пороге зала стояла запыхавшаяся Таля, которая отчего-то очень широко улыбалась, подобно Чеширскому коту. — Я могу сыграть кого угодно, правда.

Ты вернешься, я верю,

Оттуда, откуда никому нет возврата…

Flёur

— Нет, это полный бред, — выслушав предложение Димаса, выдохнула я. — Если бы настоящий цыганский табор ворвался к Елисееву домой, то он, может, и правда растерялся бы, но три-четыре человека, которые даже не знают, что делать?

Дима почесал затылок.

— А какие еще предложения? Вооруженный налет?

Я закатила глаза.

— Нет, чем ты слушаешь? Надо спереть бумаги так, чтобы никто ничего не заподозрил. Конечно, потом он догадается, но к этому моменту мы будем уже далеко, а там ищи-свищи нас по фейковым документам.

— Мне неважно, — встряла Талина. Хоть она никогда не собиралась поступать ни в какое актерское, а планировала стать стилистом, я не стала ничего говорить: сестра всё еще оставалась магистром вранья с многолетним опытом.

Зоя, примчавшаяся к нам по первому зову, хлопнула в ладоши.

— Решено, идем в качестве журналистов. Я слышала, Елисеев отличается честолюбием, так что такой вариант действительно лучший.

Нам даже выделили отдельную от переговорного зала комнату, чтобы мы могли обсудить план вчетвером. Вообще-то, даже сейчас вся затея держалась на соплях, потому что меня всё еще могли узнать, но Таля уже рисовала в своем блокноте подходящий образ журналистки.

— Четверых многовато для одного интервью, — заметил Дима.

Я задумалась.

— Журналистка, фотограф, видеооператор, а четвертый человек, — и правда сложно, — пусть будет стажером.

— Видеооператор?

Зоя ласково улыбнулась парню. Черт, он заметит когда-нибудь?

— Представляешь, как это усыпит бдительность Елисеева? К нему пришли не просто из какой-то газеты, а с местного телеканала. Тут кто угодно обрадуется и забудет обо всём на свете.

Когда мы возвращались домой, было уже темно. Все давно разъехались: остался только Леонид Викторович и дядя Игорь, который провожал нас с Талей недовольным взглядом. Что с ним не так, почему смотрит почти как на врага? Неужели он и правда хотел присвоить мою долю? Насчет Тали мы еще не разговаривали, но прогнозы всё равно вырисовывались неутешительные.

— Джи, этот Дима — такой красавчик, — щебетала Таля. — А вы правда жили вместе?

— Вместе, — согласилась я. — А вместе с нами еще четыре человека.

Сестра надулась.

— Я же серьезно, а ты…

— Если серьезно, то даже думать о нем забудь, — отчеканила я. — Он занят.

— Грустно, — подытожила Таля.

В школе мы никак не могли улучить момент, чтобы обсудить и доработать план: всё время что-то происходило, кто-то звал то меня, то подругу, а на уроках внезапно стало намного меньше свободного времени. Учителя со всех сторон твердили про выпускной класс, и, поскольку мы были вполне себе обычной СШ, то у нас не предусматривалось уклона на определенные предметы, поэтому гоняли нас абсолютно на всех.

Ник, как и обещал, на своих уроках не трогал ни меня, ни Талю, и мы обе пришли к выводу, что невыносимый брат может быть человеком, когда захочет. Вообще-то, у нас троих и правда были очень теплые братско-сестринские отношения, и несмотря на все разногласия, мы и правда друг друга любили. Со стороны это зачастую выглядело весьма комично, потому что, несмотря на все наши различия, мы были стопроцентно похожи в одном: обожали друг друга бесить, и для нас это было чуть ли не высшим проявлением любви. Многие, кстати, даже не верили, что мы всего лишь двоюродные, и строили теории масонского заговора, вызывая лишь мою улыбку: как можно быть не родными, если мы — внуки одной бабушки, да еще и по стечению обстоятельств как раз живем вместе с ней.