Можно представить удивление парней, сопровождающееся закрученными и очень матерными выражениями, когда из остановившейся где-то вдалеке машины вывалились мы четверо. В душе я была очень благодарна им за то, что хотя бы прямо сейчас ничего не спрашивали: просто подстраивались под ситуацию. Я, к примеру, таким талантом похвастаться не могла, ведь это по сути из-за меня мы сегодня попали в переделку. Сначала я донимала Костю лишними на тот момент вопросами, а потом и вовсе назвала свою фамилию; пусть я сказала только одному человеку, но этого хватило, чтобы по клубу пошел слух, и люди Елисеева совсем озверели.

После обработки ран и нескольких звонков, сделанных Костей, мы сразу заснули как убитые. Мне повезло больше, чем ему: словленная мной пуля прошла навылет, через икру, и даже не задела кость. Это объясняло, почему я обильно поливала кровью салон такси всю дорогу, и пришлось доплатить еще и за чистку.

Правда, перед сном мне все же пришлось ответить на один вопрос:

— Как ты попала, куда нужно? Я думал, ты не умеешь стрелять.

— Папа часто водил меня в тир, — сказала я и от неожиданности сразу же зажала рот рукой. Я понятия не имела об этом, и даже сейчас не сказать, что вспомнила: просто ответ вылетел сам собой. Что ж, теперь я хотя бы могла объяснить свою меткость, которая, правда, просыпалась только в критические моменты: просто так я бы, наверное, и с двух метров не попала.

А утром, после подробного рассказа о том, во что мы вчера вляпались, Косте пора было уезжать, но он решительно, как и ночью, не хотел отпускать меня.

— Может, хватит уже бегать?

Это так странно. Еще вчера я не то что не могла прикоснуться, а была вынуждена прятаться и ползать по кустам, чтобы случайно не попасться ему на глаза, а теперь могу целовать и трогать, как будто все это совсем нормально. Как будто мы — пара, и все эти действия — само собой разумеющееся. Непривычно и до дрожи приятно.

— Простите, ребят, но, — я всмотрелась в их лица, чтобы на всякий случай отпечатать в памяти на всю жизнь, — я поеду.

Когда мои немногочисленные вещи были упакованы в рюкзак, а один из водителей Жилинских уже подъезжал к дому, насколько это было возможно, — прямо возле нас не было мало-мальски пристойной дороги — пришло время прощаться. Было настолько грустно, что я чуть не попросила Костю отправляться без меня: жила же я без него как-то больше двух месяцев, а с друзьями мы сблизились настолько, что я без раздумий могла назвать их своей новой семьей. Неужели все так и закончится?

Конечно, мы пообещали быть на связи, а Димас даже отдал мне насовсем ту самую флешку, которую сначала собирался за большие деньги продать Косте. Для Бродяги, кажется, смена места жительства уже стала чем-то обыденным, не зря же я его так назвала. Окинув прощальным взглядом дом в Заречье, подаривший мне уют, тепло и самостоятельную жизнь, я покинула его, поправляя на плече лямку чехла с гитарой.

Почти всю дорогу сердце разрывалось от необъяснимой тоски, но все-таки и она скрашивалась одним небольшим, но весомым обстоятельством: Костя крепко-крепко прижимал меня к себе.

***

1 — «Тамань — полуостров свободы» — самый крупный байк-фестиваль на территории Краснодарского края.

2 — Речь идет о ноже.

Кто сказал, что в жизни что-то бывает просто? Казалось бы, что наплевав на всё, что только можно, мы с Костей наконец сможем быть вместе, и даже вроде как прояснили всё, что касается наших чувств друг к другу: он буквально носит меня на руках, у меня есть всё, что только душа пожелает, а главное — парень моей мечты теперь рядом.

Но что-то всё равно было не так. Возможно, дело в разных взглядах на жизнь и отношения, а может быть, так сказалась семилетняя разница в возрасте? После моего возвращения и переезда к нему Костя решил просто завалить меня просто кучей шмоток и дорогих подарков и сделать из меня то ли куклу, то ли принцессу, но меня такое категорически не устраивало, к тому же, последнее время он и вовсе начал вести себя так, будто я его собственность. Да, в доме было всё, о чем мне достаточно было только подумать, но я даже не могла никого позвать в гости, потому что в тот же момент рядом нарисовывался Костя и начинал занудствовать на тему безопасности. О том, чтобы выйти из дома, даже речи быть не могло.

Вообще-то, Ник заезжал пару раз, но он тоже говорил, что к бабушкиному дому мне даже приближаться нельзя, что меня могут выследить и лучше пусть вообще люди Елисеева думают, что я мертва: они как раз сейчас распространяют соответствующие слухи, мол, я погибла еще возле клуба. Ник говорил, что пока не закончилось лето, мне лучше даже не выходить за порог, а к сентябрю Костя обещал выхлопотать для меня домашнее обучение, чтобы я и дальше никуда не выходила.

Костя чах надо мной, как царь Кощей над златом, правда, спустя несколько дней, за которые он успел уже порядком надоесть мне своей гиперопекой, он стал всё чаще отлучаться, при это не забывая предупредить охрану о том, чтобы я не покидала пределов дома. Еще три месяца назад я бы, наверное, визжала от радости в подобной ситуации, ведь тогда я еще ничего не знала, но теперь я не могла сидеть в этой долбаной золотой клетке из худших турецких сериалов, тем более тогда, когда была в курсе, что вот такая вот «безопасность» обходится слишком, слишком дорого.

Возможно, кто-то сейчас рискует жизнью ради того, чтобы моя собственная не была подвержена вообще никаким рискам. А я вообще-то неплохо справлялась, и за всё лето никому из ребят ни разу не нужно было сломя голову бросаться меня спасать, а вот мне рисковать из-за чужих косяков приходилось. В один вечер во время ссоры с Костей я даже расколошматила половину дорогущего сервиза в попытке прояснить свою позицию, но это тоже не помогло, а следующим утром был доставлен точно такой же новый сервиз.

Он стал бы превосходным политиком, если бы вдруг захотел попробовать. Свое обещание, данное еще в Заречье, парень вроде бы сдержал, но весьма условно: рассказал мне всё то, что я смогла выяснить и сама, хотя он знал больше, намного больше, чем было достаточно мне, ведь он сам принимал непосредственное и очень активное участие в происходящем. Разумеется, самой важной и интересной информацией со мной никто не поделился.

Правда, вторую часть моих условий Костя и правда выполнил: переоборудовал какое-то помещение под дополнительную штаб-квартиру, раздобыл для ребят жилье с более-менее комфортными условиями и даже оформил их в штат компании, правда, я с трудом могла вообразить, на какие должности, особенно пятнадцатилетнюю Зою. По идее, то же самое должно было произойти и со мной, но похоже, Костя и не собирался давать мне заняться делом.

В один из совершенно одинаковых для меня дней я решила снова поговорить с Костей. Хоть он и перестал доставать меня чрезмерной опекой, но из дома я всё равно не могла и шагу ступить, а сам парень и вовсе перестал обращать на меня внимание. Последние пару дней мы даже мельком не виделись, и я не понимала причин такого отношения к себе. Несмотря на то, что мой майский побег и правда был очень безрассудным и глупым, я всё же достаточно хорошо за это время показала, что могу постоять за себя, и совсем необязательно держать меня в четырех стенах, хорошо, хоть на цепь не посадил. Если я не интересую Костю как девушка, то тем более у него нет причин держать меня у себя дома. Может, это всё было лишь предлогом, чтобы я пошла с ним и согласилась вернуться? Господи, он мог бы тогда просто отвезти меня домой, к бабушке, и не было бы вообще никаких проблем, я бы сама дальше со всем разобралась.

Слишком многое требовало прояснения, и я намерена была получить ответы немедленно: я устала от бессмысленного ожидания. Когда я зашла в комнату, парень сидел за столом и курил, рассматривая вид из окна. Сделав глубокий вдох, я решительным шагом подошла к нему.

— Костя, объясни мне, в конце концов, что происходит! Я целыми днями сижу тут одна и даже не имею понятия о том, где ты всё время пропадаешь. Как это называется? — он никак не отреагировал. Вообще никак, даже не посмотрел на меня, как будто я была и вовсе пустым местом. — И перестань курить наконец! Дымишь как паровоз! — разозленная отсутствием какой-либо реакции с его стороны, я вырвала из его пальцев сигарету и выбросила в открытое окно.