— Ненадежно, — цокает языком Костя, заставляя меня прятать раздражение и смех за усталым вздохом.

— Можно поставить глушилку связи где-нибудь поблизости, — предлагаю в ответ. — И им никто не дозвонится, даже если очень захочет. Из того, что я уже успела изучить, оружие на всю Елисеевскую свору поставляет Чалов, и у него наверняка есть крупные склады.

Идея всем по нраву, и Марс помечает в своей тетрадке фамилию рядом с идеей избавления, а я в двух словах записываю в изрядно потолстевший за последний месяц ежедневник суть плана напротив фамилии и краткого досье.

— Было бы здорово обезглавить какое-то подразделение, — продолжает Марс. — Нужно прощупать почву, у чьих людей меньше самостоятельности, и временно устранить только их главного. Допустим, подошли бы явные проблемы с законом, чтобы объект был под колпаком.

— Мы так не делаем, — цедит Костя сквозь зубы.

С Жилинским нельзя не согласиться: органам правопорядка мы не сдаем даже врагов, это нехитрое правило — пожалуй, едва ли не единственное распространяющееся на всех — прописано у каждого из нас глубоко под кожей, и за его нарушение свои же разделаются с тобой, даже не моргнув глазом. Я думаю о том, что все равно не смогла бы навредить Косте или, например, Тале, что бы они ни натворили, потому что безумно их люблю, но следом приходит осознание, что они бы и не натворили ни за что — потому что это взаимно. Вот такой вот замкнутый круг.

Атмосфера накаляется в неловких перешептываниях за столом, и ситуацию снова приходится брать в свои руки. Взрослые люди, а огрызаются совсем как дети, ей-богу.

— У меня мысль, — ради таких моментов стоило научиться говорить тихо, но так, чтобы все слышали и мгновенно замолкали. Выдерживая паузу, неторопливо открываю лежащую рядом пачку «Собрания», дожидаюсь, пока Костя поднесет к зажатой в зубах сигарете огонек зажигалки. — Мы можем убить двух зайцев сразу.

Если не считать Елисеевского офиса, который мы пока трогать не собирались, в самом большом здании заседал Петр Васильевич Голубев, расположившись на целых восьми этажах, и логичнее всего было усыплять именно его офис.

Голубев вообще был не особо известной личностью: то ли через ресторанный бизнес доходы отмывал, то ли через ларьки в подземках — я никак запомнить не могла, да никто точного ответа и не знал. Может, у него офис напичкан вооруженной охраной сверху донизу, а может, он просто отмывает доходы всей шайки и получает с этой бухгалтерии свой процент, и в здании работает всего-навсего батальон экономистов с юристами да длинноногие секретарши, которые не очень-то сойдут за боевые единицы.

Чтобы весь наш номер со снотворным точно был не зря, нужно привлечь в офис как можно больше бойцов.

— Перевернуть всю их систему безопасности, — сразу оживляется Димас. — Покошмарить несколько ночей подряд: выкрасть пару важных документов, помаячить перед камерами, с сигнализацией чего-нибудь натворить — если сначала и попробуют справиться своими силами, то недели не пройдет, как Голубев забьет тревогу.

— И обратится к товарищу Демьянову, который из своей частной конторы обеспечивает боевую поддержку союзников, да и вообще отмечается во всех вооруженных конфликтах, которые сулят ему прибыль, — подхватывает Ник.

Сверившись с блокнотом, я подтверждаю:

— Да, у него что-то вроде охранного агентства и частной военной организации в одном флаконе. Конечно, все силы на одного Голубева он не бросит ни за какие деньги, но это мысль: мы можем дробить Демьянова по частям. Если он и Чалову поможет, то это сократит его силы вдвое: есть сведения, что значительная часть его людей сейчас в Сирии.

Мы решаем пока остановиться на этом и понемногу доводить до совершенства уже имеющиеся наброски плана, и, обсудив мелкие текущие вопросы, разъезжаемся по своим делам. Все вообще как-то невовремя, навалилось в одну кучу так, что уже не разобрать. Совсем скоро должен прийти отчет по китайской контрабанде, которая принесет нам уйму денег, но голова забита совсем другим.

Во всей суматохе этого дня неудивительно, что про найденный на даче перстень я вспоминаю только в прихожей особняка, когда снимаю пальто, и пальцы нащупывают что-то твердое под тканью.

Повозившись с вечно заедающей молнией внутреннего кармана, да так и не расстегнув ее до конца, я не без усилий вытаскиваю кольцо через небольшую прорезь. Неудобно получилось: мы уезжали с дачи в спешке, и для перстня не нашлось ни коробки, ни хоть какого-нибудь пакета, и мы завернули его в сомнительной чистоты тряпочку, которую Ник идентифицировал как свой старый носовой платок.

— Дементий Кириллович… — начинает было Таля, нагнав меня на пути в гостевое крыло.

— Не сильно утрудится, если потратит несколько лишних минут перед сном, — перебиваю я. — Завтра, как и в любой следующий день, у нас снова не будет времени.

В этот раз никого из парней с нами нет: Костя и Ник загоняют машины в гараж, а Дима о чем-то беседует с Марсом, поэтому мы с сестрой стучимся в дверь старого ювелира вдвоем. В прошлый раз, после возвращения из Питера, нам открывала Яна, и, хоть Дементий Кириллович на время беседы услал внучку в коридор, чтобы не услышала лишнего, это воспоминание больно резануло где-то внутри.

Иногда я не могу понять, что хуже: ничего не помнить или мучительно проживать раз за разом отпечатанные в памяти моменты. Что так, что так, страданий не избежать, даже если очень постараться.

Получив разрешение войти, мы неспеша переступаем порог комнаты. Я до сих пор не могу понять, почему рядом с ювелиром мне становится настолько неуютно, что хоть в окно отсюда лезь, и просто стараюсь игнорировать неприятное липкое чувство. Таля же, наоборот, радостно приветствует мастера и за какие-то пару минут успевает обсудить с ним все на свете, от заезженных тем погоды и здоровья до эзотерики с влиянием камней на человеческую судьбу.

Мой взгляд был проще: на нашу общую судьбу сейчас влияет один определенный камень, который, если повезло, мы вчера все-таки достали.

— Нет, — с долей непонятного мне в этой ситуации злорадства заключает Дементий Кириллович после осмотра находки. — Это снова копия, — его привычная ехидная улыбочка в такие моменты раздражает как никогда. — Если вы не ускоритесь, девушки, то за ответом ко мне можете и не успеть, — хитрый блеск старческих глаз усиливается огромными, явно не по размеру сморщенному лицу, квадратными очками.

— Да бросьте, Дементий Кириллович, какие ваши годы, — растерянно заверяет Таля и улыбается шире, скрывая неловкость.

— Смотрите, девушки, могу и не дождаться, — ювелир качает головой. В какой-то момент мне кажется, что он произнесет «не дожить», но разницы мало, ведь смысл выходит тот же.

Чутье подсказывает, что даже если Архип Яхонтов перенял мастерство предков сполна, то ничем не сможет нам помочь: Дементий Кириллович не был похож на человека, который поделится хоть крупицей тайны даже с родным внуком, своим преемником. Отец нашего ювелира, Кирилл Дементьевич Яхонтов, унес секрет с собой в могилу, и нынешний мастер сам знал лишь малую часть, построенную в основном на догадках.

Что ж. Если нужно поторопиться — мы сделаем и это. Господи, да как же все невовремя.

Полмесяца отчаянных поисков успехом не увенчались. Все застопорилось еще в начале, когда выяснилось, что подсказки к следующему тайнику нет. Тогда, на даче, это казалось естественным: мы ведь были уверены, что перед нами и есть подлинный старинный перстень. Напрасно мы с Талей по кругу перебирали наши старые рисунки в надежде, что дедушка каким-то образом зашифровал подсказку в них. Напрасно искали в детских каракулях что-нибудь, что отнесло бы нас к одному из стихотворений Маяковского: без умело запрятанных подсказок подчеркнутые строки из сборника не несли никакого смысла.

День рождения Ника проходит довольно тихо — нам всем сейчас не до праздников. Брат и вовсе хотел уехать из столицы на пару дней и в гордом одиночестве надраться в каком-нибудь захолустном баре, но переубедить его в самый последний момент удалось только Яне Яхонтовой. Одержимость Ника этой девушкой вызывала нешуточную тревогу, заставляя задумываться о том, какими последствиями это может обернуться для всей семьи.