Но осуждать брата тоже не получалось. В конце концов, мы с Костей тоже натворили порядочно глупостей прежде, чем стали парой, и только потом мне удалось понять, что за чувствами мы даже не замечали, как бездумно рискуем не только своими жизнями, но и жизнями других.

Яна носа не казала из своей комнаты, но ни от кого не укрылось, что Ник пару раз ее навещал. О чем они говорили, оставалось лишь гадать, но после брат ходил еще более хмурым, чем обычно. В вечер последнего разговора, когда Ник решил все-таки отметить день рождения дома, я видела, как он дает распоряжение усилить охрану.

Неприятное чувство непосвященности в какие-то дела не давало мне покоя. Такое и раньше никогда мне не нравилось, но с тех пор, как я стала в числе прочих руководить семьей, держать все под своим контролем стало уже не простым желанием, а необходимостью.

Решив не портить старшему брату перед его праздником и без того вечно плохое настроение, я отложила неизбежный разговор на другой день. Но потом наступил понедельник, и нас закружило в новом водовороте забот. Мне пришлось спешно готовиться к нагрянувшим контрольным, а Ник по уже сложившейся традиции взял на себя часть моей, Талиной и Костиной работы, пока мы были заняты в школе.

Но уже в среду привычный ритм жизни нарушается известием о том, что Григорий Синицын мертв. Ходят слухи, что Елисеев даже убил его лично. Впрочем, подтвердить их некому, как и некому рассказать, что случилось с Богданом, но мы предполагаем, что его настигла та же участь. В конце концов, именно Богдан, а не его, пусть и неродной, отец, втихаря замышлял сбросить Елисеева с верхушки.

Тогда же к нам приходят громкие новости и о том, что Дайнеко и Кудрявцев развязали между собой настоящую войну и со своими разборками временно вышли из игры. Мне особенно приятно это слышать, ведь именно я приложила руку к их прямому столкновению. Пока внутри Елисеевской стороны полно проблем, никому нет до нас никакого дела, и более идеального момента для празднования маленьких побед не найти.

— Когда там ближайший выходной? — уточняет Таля. — Я бы занялась приглашениями.

— Приглашениями?

Сестра пожимает плечами.

— Ну да. Было бы нечестно не позвать наших людей. Не так масштабно, как на Новый год, конечно, — спешно заверяет она, — но самых близких ведь можно.

В чем-то она права, хотя я бы не очень хотела рисковать: особняк и так охранялся с утроенной силой, чтобы Яна Яхонтова не вздумала сбежать и главное — чтобы Синицын до нее не добрался. Пустить в дом других людей, пусть даже и своих, значило неминуемые риски, на которые мы попросту не имели права.

Но не успеваю я возразить, как до меня наконец запоздало доходят сведения, что нам сообщили всего пару минут назад, и с безумным облегчением я осознаю, что никакие Синицыны Яне теперь не грозят — а значит, не грозят и никому из нас.

Ник заглядывает в календарь.

— Восьмое, пятница, — без особого энтузиазма протягивает он.

Я вижу, как загораются глаза Тали и как одновременно с этим вытягиваются лица парней. Наверняка забыли, что нас нужно поздравлять, хотя Косте было трудно не заметить, что еще вчера всю школу увешали искусственными цветами и воздушными шариками, а с каждого урока кто-нибудь обязательно отпрашивается на репетицию праздничного концерта. Никто не спешит радоваться, и я понимаю, что все совсем наоборот: ребята уже приготовили нам сюрприз.

Пока Таля, окрыленная идеей, чего-нибудь не ляпнула, я спешу перехватить ситуацию в свои руки.

— Восьмого будет неудобно, — во взгляде сестры читается немой вопрос, и я стараюсь незаметно дернуть ее за рукав. Можно предложить девятое марта, субботу, но наверняка многие захотят и этот день провести дома, с семьей. В воскресенье все соберутся разве что на напряженный обед, потому что перед началом рабочей недели будут спешить лечь спать пораньше. — Давайте седьмое?

— Четверг? — неуверенно переспрашивает Костя, привычно выгнув бровь. — Это ведь уже завтра.

— Сокращенный день перед большими выходными, — улыбаюсь в ответ. — Нам с Талей даже не придется пропускать школу, чтобы все подготовить.

Ни у кого не находится аргументов против, и пока сестра тащит Димаса составлять список гостей, я вспоминаю, что хотела спросить о Яне. Уже на в коридоре махнув Косте, чтобы меня не ждал, я поворачиваюсь к брату.

— Я все хотела спросить, — стараюсь получше подобрать слова, — что такого Яна сказала тебе, что ты передумал насчет дня рождения?

Брат заметно настораживается.

— Зачем тебе?

Я пожимаю плечами. Такой вопрос можно было ожидать.

— Просто интересно. Нас всех ты даже слушать не хотел. Может, запишу себе на память — на случай, если когда-нибудь понадобится тебя уговаривать.

— Да ничего она не сказала, — сдается Ник. — Она все рвется как-нибудь помочь, хочет быть полезной. Я просто подумал, что будет надежнее приглядывать за ней вблизи. Кто знает, что могло стукнуть Синицыну в голову.

Губы трогает снисходительная улыбка.

— Ну, это уже позади. Теперь главное, чтобы она не захотела сбежать от нас.

— Не думаю, что она попытается.

— А с какого момента думать стало твоей сильной стороной? — в шутку хлопаю брата по плечу. — На самом деле я тоже надеюсь, что Яне хватит ума не выкинуть что-нибудь эдакое. В конце концов, мы не можем всю жизнь продержать ее в заточении, и я не считаю, что она до сих пор представляет угрозу, — в погоне за мыслью скрещиваю руки на груди. — Но сам понимаешь, риск есть всегда.

Ник тяжело вздыхает.

— Я очень виноват перед ней, Джина. Она никогда меня не простит.

— Да с чего ты взял, — выдохнула я с нарочито отсутствующим видом, который чуть не выдал меня с головой. — Это ей впору просить у тебя прощения, — и только с учетом того, что знает Ник. Если прибавить еще то, что Яна рассказала только нам с Талей, — в частности, про характер ее отношений с Синицыным — то Ник самолично ее убьет. Это в лучшем случае.

Брат вообще на себя не похож, так сохнет по этой Яне, даже несмотря на то, что она сделала, и с того момента, как я узнала, мне самой иногда до жути хочется ее пристрелить. Но что-то внутри отчаянно сопротивляется, что человек она не плохой, просто запуталась по неопытности. В конце концов, она сама пришла признаваться, прекрасно понимая, какая участь ее ждет за такое.

— Мы познакомились четыре года назад, — объясняет Ник. — Я сразу влюбился — как это говорят? — с первого взгляда. Даже позвал ее на свидание, но так и не пришел.

Пока что я плохо улавливаю суть, но желание разобраться побеждает.

— Почему?

— Тогда умер дедушка. Жизнь круто поменялась, Костя ведь наверняка тебе рассказывал, — брат со злостью усмехается, — пришлось вычеркнуть все, что было раньше. Я не мог и представить, что еще когда-нибудь ее увижу. Не знал даже, как тесно она связана с нашей семьей. И тем более не мог подумать, что она…

Окажется предателем. Господи, ну прямо Ромео и Джульетта.

Хоть Дементий Кириллович и подчеркивал нейтралитет Яхонтовых, но работали они на нас, помогали тоже нам и, наконец, жили в нашем доме, так что вопросы о том, на чьей это семейство стороне, отпадал сам собой. Яна Яхонтова до недавнего времени предпочитала быть сама за себя; она могла бы стать актрисой и использовать свой талант в мирных целях, но… просто чертово но. Я все еще подозревала, что и нам с Талей девушка рассказала не всю правду, но кроме как поверить на слово, не могла ровным счетом ничего.

Все получалось достаточно логично: она подгадала момент, когда никого не будет дома, а человек Синицына устроил у Яхонтовых погром. Затем пришла ко мне просить помощи, зная, что я точно не откажу. Все было просчитано заранее, и так в особняке завелся шпион. Все это время был третий игрок, который появился гораздо раньше, чем мы предполагали. Богдан Синицын знал и про перстни, и про все сейфы и тайники, которые мы так или иначе обсуждали: Яна Яхонтова доносила ему каждое услышанное слово, а слышала она гораздо больше, чем ей положено.