— Ну у тебя ведь есть теперь доступ ко всем документам и архивам, — пожала плечами сестра, примеряясь укусить яблоко, найденное на столе. — Смотри дальше, — она снова склонилась над своими кружочками. — Твоя мама передала свою долю дяде Игорю во временное управление и сохранила твои права на нее, теперь ты заявила об этих правах, и доля твоя, — она стерла с диаграммы мамино имя и вписала мое. — Хотя нет, не так, подожди, — и Таля нарисовала посередине листа огромный круг. — Вскоре после каких-то там давних событий дядя и Костин отец объединили бизнес в единое целое, и у каждого оказалось поровну: по пятьдесят процентов, если условно считать твою долю под управлением дяди — частью его доли, — Таля разделила круг пополам. — Тогда, если рассматривать половину, принадлежащую нашей семье, то у дяди тридцать три процента от общей доли, у тебя — семнадцать. Но дядя передает половину своей доли Нику, и у вас у всех получается по семнадцать процентов. Это условно, — пояснила она, — потому что такие числа не делятся без дробей, а они сейчас только всё запутают. У Жилинских всё просто: Леонид Викторович поделил свою часть пополам между собой и единственным сыном, и у каждого из них сейчас по двадцать пять процентов.

— И зачем нам эти цифры?

— Я думаю! — воскликнула сестра. — Понимаешь, должна быть какая-то лазейка и для дедушкиных внуков. К тому же, если все перессорятся, то начнется полный балаган, и даже если ты перепишешь на меня несколько процентов, в сумме у нас с тобой их останется столько же: это невыгодно.

— И что ты предлагаешь?

Подруга сощурилась.

— А мебельная компания твоего папы, кажется, процветала?

— А причем здесь она?

— Ни за что не поверю, что дедушка упустил бы возможность сотрудничества или партнерства с зарубежной фирмой. Нужно поискать информацию, вдруг и вовсе компания твоего отца давно присоединена в долю нашей семьи. Но мы не знаем, сколько процентов она занимает и понятия не имеем, так ли это в действительности, так что придется всё-таки поискать.

Расправившись с прибывшей наконец доставкой и разложив все продукты по полкам, мы с Талей схватили увесистые бумажные пакеты и торжественно потащили их ко мне в комнату: есть фастфуд на кровати было гораздо приятнее, чем в столовой. На этот случай у меня не было цитаты из книги или фильма, но были живые доказательства в виде меня и сестры.

Ника мы не видели нигде, кроме школы: вероятнее всего, если он и ночевал дома, то приезжал тогда, когда все, включая бабушку, уже спали, а уезжал еще до нашего первого будильника. Разумеется, мы с Талей и не думали ни про какой Хэллоуин в школе, тем более, что до него было еще целых полтора месяца, а у нас — целая куча гораздо более срочных дел.

Получив у Костиного отца легальный доступ на закрытый сайт компании, а заодно немного информации касаемо доли моего отца и личное разрешение Жилинского полностью ввести Талину в курс дела, я смогла выяснить, что после свадьбы родителей фирма моего отца действительно присоединилась к семейному бизнесу, причем по объему она была равна доле моей мамы, то есть трети компании. После объединения получились четыре равные части: дяди Игоря, тети Лены, мамина и папина. Перед отъездом в Лондон папа переписал свою часть на маму и тоже отдал ее под временное управление дяди Игоря, а уже в Лондоне продолжил развивать ту часть своей фирмы, которая осталась независимой.

Я словила себя на мысли, что мне стоит связаться с лондонским управляющим, поскольку полгода назад я не глядя подписала какие-то бумаги, что было по меньшей мере безответственно, и больше ни разу не интересовалась вопросами фирмы, довольствуясь получаемой на счет прибылью. К тому же, до этого момента я и знать не знала о том, что доля была еще и у папы: мало того, что об этом нигде не было ничего написано, так еще и Леонид Викторович как-то об этом умолчал. Может, опять ждал, пока я сама что-нибудь выясню? В любом случае, мне было пока что не до мотивов его поступков: здесь и сейчас я разбиралась с другим.

— Может, съездим еще и в архив? — предложила Таля.

— А там нам вынесут всю информацию на блюдечке с голубой каемочкой, — съязвила я. — Уверена, что то, что нам нужно, находится с государственными учреждениями в разных вселенных.

— Ладно, если так подумать, то у Жилинских половина бизнеса, половина — у нас. По двадцать пять процентов у Кости и его отца, — Таля снова пустилась в рассуждения, — у тебя, как мы выяснили, получается половина от нашей половины, то есть тоже двадцать пять процентов плюс не зависящая от семейного бизнеса мебельная фирма в Лондоне, которой ты можешь распорядиться как угодно, — сестра мечтательно улыбнулась. — У дяди Игоря и Ника в сумме двадцать пять процентов, по отдельности — по двенадцать с половиной.

— И что?

— И то, что во-первых, мне позарез нужно урвать у дяди хотя бы один гребаный процент, а тебе ни за что в жизни нельзя ссориться с Костей.

— Да я и так не собиралась, но в чем дело?

Таля посмотрела на меня как на маленькую и, вытащив невесть откуда клочок бумаги, снова принялась рисовать свои кружочки.

— Если твой Костя поругается с отцом, а их мнения и без того часто расходятся, то у вас двоих будет ровно половина. Но его отец может объединиться с Ником и дядей, и ваши голоса касаемо того или иного решения будут пятьдесят на пятьдесят. Так нельзя. Если у меня будет хотя бы один дядин процент, я смогу стать на твою сторону в случае чего. А когда Костин отец отдаст ему свою долю, то тебе вообще нельзя будет с ним ссориться, потому что тогда у твоего Кости будет ровно половина, и даже если Ник поддержит тебя, а не его, голоса тоже будут пятьдесят на пятьдесят.

— Боже мой, Таля, как ты вообще это всё понимаешь?

Подруга сделала страшные глаза.

— А ты сама не думала, что без этого никуда? Или тебя лично устраивает просто получать деньги и молча соглашаться со всем, что решат остальные? А вообще пока Костя не может заниматься делами, его доля находится под управлением его папы, значит, тебе лучше пока что во всем с ним соглашаться.

— А если я буду не согласна?

Таля пожала плечами.

— Тогда останешься в меньшинстве.

***

Когда на следующем совещании я слышу знакомую фамилию, то сразу как будто оживаю: я снова в теме, которую понимаю и уже успела прочувствовать на себе. Я, конечно же, в курсе, что сейчас я не работаю на нашу компанию: в какой-то степени я среди тех людей, на которых работают другие, но этот факт меня не сильно волнует. Это Таля каким-то волшебным образом разбирается во всех этих долях, процентах и лучших решениях, хотя ее, как и меня, этому никто не учил. За лето я уже успела привыкнуть к опасности, привыкла рисковать собой для достижения результата, так кто мне запретит делать это сейчас, если мне принадлежит — сколько там говорила Таля? — аж четверть бизнеса. К тому же, я знаю, что Костя с Ником неоднократно делали разные опасные и рискованные штуки, значит, и в случае со мной никто не может возразить: может быть, хоть так я проявлю себя.

Внимательно слушаю объяснение поставленной задачи: проникнуть в дом Елисеева — на такое решится только самоубийца — и выкрасть несколько важных договоров, подробности которых я благополучно пропустила мимо ушей еще в самом начале. Желательно еще разведать обстановку и составить приблизительный план здания: на всякий случай, мало ли что может случиться потом. Если бы нужно было пронести к Елисееву бомбу, чему я лично очень симпатизировала, то получалась бы настоящая диверсия. Оставалось решить одну маленькую, совершенно пустяковую проблему: если охрану и камеры в офисах еще было возможно обойти, хоть и не без труда, то у него дома это было приблизительно невозможно.

На ум услужливо приходят слова Ника о том, что лучше всего прятаться у врага под носом, и чем ближе, тем надежнее. Выходит, миссия всё-таки выполнима? В то время, пока все наперебой предлагали различные идеи, чтобы выманить самого Елисеева из дома, а Дима по громкой связи транслировал в зал рассказ нашего гениального техника Васи о том, как в это же самое время только им с Димой, видимо, понятным способом обойти охрану, в моей голове начал медленно созревать план, достойный Штирлица.