— Между прочим, именно Джине принадлежит идея сегодняшнего праздника, — рассказывает он.

— В таком случае, разрешите выразить мое почтение, — Савелий Павлович обращается ко мне, — потому что вечер прекрасен.

Я снова улыбаюсь, мысленно делая ставки, в какой именно момент у меня сведет челюсть, и она окончательно отвалится. Когда Смольянинов-старший удаляется, чтобы побеседовать с дядей Игорем, мы с Костей переглядываемся, а затем, не сговариваясь, одновременно останавливаем Артема.

— Хочешь пятерку в четверти? — Костя сразу заходит с козырей, и я надеюсь, что одноклассник не дурак и не станет упускать такую возможность: своими силами ему не видать по английскому даже четверки.

Артем, по которому сохнет добрая половина нашей школы, сейчас, похоже, не знает, куда себя деть.

— Да я бы и так никому не рассказал, — смущенно бормочет он. — Вообще я давно догадывался… — он запинается. Вот уж не думала, что у Смольянинова бывают заминки, обычно он за словом в карман не лезет.

— Так вышло, что мы были знакомы задолго до школы, еще с детства, — объясняю я. По сути и не соврала: не рассказывать же однокласснику, что я ни черта не помню из того времени, а Костя при первой встрече и вовсе меня не узнал.

— Да, — подхватывает парень, — я и в школе-то оказался только для безопасности Джины, — и это тоже сущая правда.

Артем наконец улыбается.

— Теперь понятно, почему ты не пошла со мной гулять, — черт, а ведь действительно, он звал меня несколько раз, начиная еще с десятого класса. — Не думал, что ты так активно варишься во всем этом, — шепотом добавляет Смольянинов, стоит только Косте сделать шаг в сторону. — Но мы ведь можем хотя бы дружить?

— Да, было бы здорово, — киваю я. — Рада, что мы это прояснили, — я наконец нахожу Талю, и, спешно извинившись, начинаю перемещаться в сторону сестры.

Стремясь к своей цели, я лавирую между гостями, но меня снова останавливают: Дементий Кириллович, тоже приглашенный к нам со всей своей семьей, очень хочет со мной поздороваться, и я не имею права отказать ему в этом. С удивлением я замечаю и Кешу, который направляет инвалидную коляску ювелира: неужели и он тоже?

— С моим внуком Иннокентием вы уже знакомы, — мастер прищуривается, — но позвольте представить вам Архипа Терентьевича Яхонтова, моего среднего внука, который пошел по стопам предков и посвятил себя благородному ювелирному делу, — я радушно улыбаюсь, — а это моя внучка, Яна Терентьевна.

Яне Яхонтовой на вид было лет пятнадцать, не больше, и она годилась почтенному Дементию Кирилловичу в правнучки. Девушка была словно соткана из лунного света, настолько неприметной и яркой одновременно она казалась, и нежное серебристо-голубое платье лишь подчеркивало ее миниатюрность и легкость. Сколько на самом деле лет Кеше, я боялась даже гадать, а в случае Архипа Терентьевича и подавно: из-за бороды он казался намного старше собственного старшего брата.

Когда я наконец добралась до Тали, то уже успела опустошить несколько бокалов с шампанским: гостеприимство требовало выпить с каждым встреченным на пути гостем. Волнение не давало мне опьянеть, но постепенно во мне росла уверенность в себе и своих силах, которой мне так не хватало сначала. Сестра была разочарована тем, что тетя Лена отказалась приехать, но всеми силами старалась этого не показывать. Я знала, что Таля хотела сегодня помириться с мамой, но, видно, было еще не время.

Невероятным усилием мне удается выкроить несколько минут, чтобы поболтать с Люсей, Пашей и Тохой, которого сначала не узнаю из-за таких непривычных костюма и бабочки. С огромной радостью узнаю, что Люся беременна, и от души желаю ребятам счастья, но как раз в это время слышится вальс, и меня приглашают буквально со всех сторон.

Я не успеваю дать ни одного ответа, как меня вдруг выдергивают из толпы, и я с облегчением выдыхаю, потому что такую наглость мог совершить только один человек. Я успеваю только порадоваться, что тело помнит движения, заучиваемые с раннего детства, а затем позволяю себе поднять взгляд и раствориться в таких родных глазах.

Вслед за нами выходит еще несколько пар, и краем глаза я замечаю, что Таля добилась своего и всё-таки танцует с Димой, а Леонид Викторович приглашает бабушку. Мне представляется другой Новый год, о котором я знаю только из рассказов и фотографий, но воображение работает само, и я думаю о том, что мама с папой, наверное, точно так же кружились в танце и смотрели друг на друга точно такими же влюбленными взглядами.

— Ты просто красавица, — шепчет Костя, — я порой до сих пор не могу поверить, как же мне повезло, — я собираюсь возразить, что повезло как раз мне, а парню — наоборот, но серые глаза искрятся серебром и смотрят так пронзительно, что и слов никаких не надо, и этому хочется верить. — Я люблю тебя, — легкое прикосновение шершавых губ к скуле.

— Я люблю тебя, — эхом повторяю я.

После этого танца мы с Костей не расставались ни на минуту: он сопровождал меня, куда бы я ни подалась, а заодно и объяснял, кто есть кто из окружающих нас гостей. Окончательно отпустив переживания, я действительно почувствовала себя на своем месте, и теперь молилась, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.

— Это Александр Гордеев, — Костя указывает взглядом на мужчину, который непринужденно болтает с бабушкой, — и его дочь Александра Александровна, между прочим, твоя троюродная сестра, — мы подходим ближе.

За пару минут беседы я узнаю, что Гордеевы — и впрямь наши родственники по стороне бабушки, которые живут в далеком Петербурге. Александр Васильевич оказывается одним из самых влиятельных людей города, а вот Саша Гордеева, одновременно отталкивающая и притягивающая своим холодным надменным взглядом, полна загадок. На первый взгляд, ей четырнадцать или около того, но в разговоре выясняется, что всего двенадцать; возможно, дело в слишком взрослом макияже или ярко-красных волосах, а может, в тяжелых ботинках с ремнями, которые девочка предпочла туфлям, но я поражаюсь ее смелости. Между нами чувствуется что-то общее, но мне сложно понять, поэтому я снова переключаюсь на Гордеева-старшего.

Мы увлеченно обсуждаем возможности для сотрудничества: маленькая девочка, живущая где-то в глубине моей души, поначалу удивляется, что такой серьезный и влиятельный человек говорит об этом со мной, но я уже понимаю и чувствую, кто я такая, и мысленно обещаю себе больше не бояться. Почему-то страх проявлялся у меня не в моменты реальной опасности — тогда я, наоборот, сосредоточена и способна хладнокровно мыслить — а в мирной и относительно спокойной обстановке, когда ничья жизнь не находится под угрозой, и единственное, что требуется, — всего-навсего контактировать и общаться с людьми.

Но я больше не боюсь, к тому же, у меня есть неплохой старт в виде наследственности и недолгого, но интенсивного обучения ведению дел; кстати, некоторые гости отмечали мое поразительное сходство с мамой, а у бабушки и дяди Игоря, когда они меня увидели, чуть не случился инфаркт. У меня есть и свой опыт, полученный методом проб и собственных ошибок, а благодаря близким я верю, что нужна и ценна сама по себе, какой бы ни была.

Под бой курантов я по русской традиции загадываю желание, сжигая бумажку над бокалом шампанского, и замечаю, что многие следуют моему примеру. Наступает пора поздравлений, и, когда она затягивается, а некоторые гости начинают собираться по домам, Костя предлагает сбежать: только вдвоем. Я привыкла верить ему, а потому не задаю вопросов — только поднимаюсь наверх и быстро складываю вещи в дорожную сумку.

Переодеваюсь уже в машине, там же пишу Тале смс-ку с просьбой присмотреть за Бродягой. Когда мы проезжаем мимо горящих вдалеке огней Москвы, я наконец спрашиваю, куда мы едем: я готова отправиться с Костей хоть на край света, хоть за край, как пелось в каком-то старом фильме, но мне всё-таки было до жути любопытно.

Парень улыбается: светло и чисто, и внутри разливается тепло от осознания, что эта улыбка — для меня.