Углубившись в чтение, я не заметила, как начало темнеть. Пазл потихоньку складывался в моей голове: Елисеев был нашим конкурентом, отсюда и противостояние. Видимо, ему что-то было нужно от родителей, и, не получив желаемое, он решил расправиться с ними, но причем здесь я? Если бы я действительно что-то знала, то это знание осталось бы со мной и теперь, но нет: я и правда никогда не была в курсе, хотя чужой дядька не мог бы знать наверняка, поэтому я оказалась в опасности, и, судя по всему, остаюсь в не меньшей опасности до сих пор.

Близился час закрытия кафе, и я уже собиралась возвращаться в свой импровизированный дом, но какое-то десятое чувство заставило меня открыть вкладку «Партнеры». Она оставалась последней, но я не думала, что там будет что-либо важное, мне ведь все равно приходится прятаться от всех подряд. Когда страница прогрузилась, я, уже закинув рюкзак на одно плечо, наклонилась к монитору. Главным партнером значился Леонид Викторович Жилинский.

Судя по имени, это Костин отец? Нет, ладно, тут даже нечему удивляться, как раз о Жилинском я могла бы догадаться сама, не зря же Ник и Костя обсуждали совместные действия и планы и упоминали своих родителей. Теперь становится понятно, откуда у школьного учителя настолько дорогая машина и собственное кафе, неясно только, зачем ему просиживать штаны в школе? Все то время, что он работает учителем, он не проявлял сильного рвения к выполнению своих обязанностей, по возможности даже сваливал какие-то дела на учеников и точно не выглядел как человек, довольный своей работой.

«…Елисеев думает, что убил ее вместе с родителями…»

В голове внезапно всплыли те слова, что Ник сказал про Елисеева, и меня словно током шарахнуло: Костя, каким-то чудом имея необходимое образование — или липовый диплом? — специально устроился в нашу школу, чтобы присматривать за мной, мы даже пришли в один и тот же день. Я могла бы догадаться раньше. Интересно, что знает об этом Таля? Хотя вряд ли ее посвящали в подробности, ведь она не смогла бы потом скрывать от меня такое.

Я подозревала, что то, что я узнала, — лишь вершина айсберга, а под водой таится намного больше. Да и наверняка с такими жесткими разборками далеко не весь бизнес легален, и о многом я не узнаю, даже если взломаю Пентагон, но все равно у меня оставалось чувство, будто я упустила что-то важное. В конце концов, откуда взялся Жилинский, я так и не узнала: мало ли в Москве бизнесменов, почему именно он? А ведь если верить данным из закрытого доступа, Жилинский управлял бизнесом наравне с дядей Игорем.

Я была настолько погружена в свои мысли, что даже не заметила, как прошла мимо своей заброшки. Вернувшись обратно, я ловко залезла внутрь и постаралась поудобнее устроиться в своем любимом углу, самом теплом из всех. Чувствуя, что нескоро буду способна заснуть, решила поискать информацию о том, как Жилинский пришел в нашу компанию, с телефона: вдруг повезет?

Действительно повезло: о событиях шестнадцатилетней давности информации было достаточно. Я нашла скрытые архивы — газеты за тысяча девятьсот девяносто пятый, девяносто шестой и девяносто седьмой год, правда, в моем доступе оказались лишь отсканированные страницы в плохом качестве, и разобрать какой-либо текст было за гранью реальности. Поэтому следующим же утром я отправилась в библиотеку и попросила несколько старых газетных подшивок. Я и не была удивлена, что в них не было ничего того, чего бы я еще не знала, но в одном из номеров местного издания я словила глазами жирный заголовок небольшой статьи: «Жилинский и Снегирев: партнерство, скрепленное кровью». Зацепившись за фамилии, я стала читать.

Дядя Игорь женился на сестре Жилинского-старшего через пару лет после того, как развелся со своей первой женой — мамой Ника — а вот партнерами с Жилинским они были и до того, еще за два года до моего рождения. На одной из фотографий со свадьбы были запечатлены все гости, и я без труда нашла там родителей. Неудивительно, что они там были, ведь это свадьба маминого брата. Судя по дате статьи, мне тогда было примерно полтора года. Родители… Интересно, тогда они приезжали со мной?

***

— Мам, смотри, что я нашла, — проводя генеральную уборку перед ремонтом, я среди прочего хлама откопала старый запыленный фотоальбом. — Давай посмотрим?

Мама явно не хотела пересматривать старые снимки, но я не оставляла ей выбора.

— А это кто?

— Это Ник и Таля, а вот и ты, — мама показала на улыбающуюся маленькую черноволосую девочку, от силы ей можно было дать год или чуть больше. Таля почему-то хмурилась, а Ник уже тогда, видимо, забыл о существовании такого предмета, как расческа.

Меня зацепил светловолосый мальчик, который стоял рядом с моим братом. Несмотря на милую улыбку и ямочки на щеках, он выглядел очень серьезным. Но я, хоть убей, не могла его вспомнить: когда год назад мы приезжали в Москву, никого похожего я не видела.

— Мам, а это? — я показала на того самого мальчика.

— Это лучший друг нашего Ника. Его иногда отпускали погостить, а мы много времени проводили у твоих бабушки с дедушкой, когда ты была вот такой крохой. Дедушка очень любил проводить с вами время, и вы часто играли все вместе…

***

Я и не заметила, как уснула в библиотеке. Ну и сон же мне приснился… Хоть не кошмар, как это бывает последние два месяца, но сон прояснил какие-то воспоминания. Я вспомнила лишь малую деталь: тот фотоальбом я действительно держала в руках и разговаривала с мамой о фотографиях. Перед глазами, казалось, навсегда застыл последний момент перед тем, как я проснулась.

С фотографии на меня смотрел восьмилетний Костя.

Внезапно пришло осознание, что мы — семья. Что бы там ни говорили, а ведь действительно наши родители так много сделали вместе, и теперь, наверное, наша очередь. Мои родители мертвы, и рано или подзно мне, наверное, придется вернуться и продолжить их дело, разобраться во всем. Отдавая Гарри фотографию Ордена Феникса, Сириус Блэк сказал: «Теперь уже не мы, а вы молодые».¹ Мне до Гарри Поттера, правда, не хватает очков, шрама и волшебной палочки, но есть родители, которые мертвы, и их убийца, который продолжает за мной охотиться. Мой любимый персонаж был как никогда прав: теперь действительно молодые мы, а не наши родители, и теперь все и правда в наших руках. Правда, возвращаться обратно очень не хотелось.

Затем подкралась безысходность. Что я, шестнадцатилетняя девчонка, могу сделать одна? Мой побег был как минимум глупым, не говоря уже о том, что я поступила по-детски, да и просто вела себя как последняя идиотка. Почему я такая? Почему не могу сначала подумать, а потом только делать, как все нормальные люди? В этом ведь даже нет никакой особенности или необыкновенности, а только простая подростковая глупость.

Я уже жалела о принятом решении: лучше и правда было тихо сидеть и ничего не делать, но я, черт возьми, сделала уже все, что можно, вероятно, своим побегом знатно подставив близких, вот только поняла я это слишком поздно. Хотя я что, забыла, что говорил про меня Ник и какого он обо мне мнения? Хоть в итоге своим поведением я лишь подтвердила его слова, я бы просто не смогла находиться с ним поблизости, не смогла бы сдерживаться и молчать, зная, что он говорил Косте у меня за спиной.

Я сидела на втором этаже своего пристанища, снова забравшись в любимый уголок, и размазывала по щекам слезы. Ничего дебильней я за всю свою жизнь не вытворяла, потому что такое не забылось бы даже с амнезией. Хотя нет, почему же, делала, было: еще безрассуднее моего побега могло быть только то, что я, как какая-то малолетняя кретинка, влюбилась в Костю. После возвращения Ника он так часто стал появляться у нас дома, что я стала постепенно забывать о том, что он все еще мой учитель: мы и правда почти что подружились, хотя с самого начала чуть ли не ненавидели друг друга, не считая самой первой встречи.

Но что сделано, то сделано, пути назад больше нет. Мои действия были действительно необдуманными и глупыми, но даже если взвесить все «за» и «против», еще глупее будет, если я после такого вернусь как ни в чем не бывало. За размышлениями я и не заметила, как заснула, обнимая Бродягу, чтобы согреться.