— Тут одних зеленых я уже насчитал пять штук. С другими не лучше. Должно быть что-то еще. Может, есть дополнительное указание?

Я качаю головой.

— Ничего больше нет.

— Постойте, — вмешивается Таля, до этого завороженно наблюдавшая за нашими попытками. — Наверняка нужны шарики с одинаковым узором внутри, — она подходит к полке, методично достает все зеленые марблы и раскладывает их в ряд прямо на полу. То же самое сестра проделывает с остальными цветами. — Смотрите, полосатые — только желтый и синий, других нет, значит, их убираем. В белом, черном, зеленом и синем как будто завиток внутри, но среди бордовых шариков такого узора нет, — она отодвигает названные марблы в сторону. — Еще один белый с цветком внутри, такой есть только розово-голубой, который лежал в скрипке, это не подходит, — Таля продолжает мычать чтото себе под нос, то и дело убирая марблы из своей системы. — Методом исключения остаются только те, что с волнами, — с гордостью подытоживает она, когда на полу остаются только семь шариков. — Как раз два желтых.

Мы спешим проверить эту теорию, по очереди вкладывая марблы в ящик. После каждого стеклянного шарика он въезжает обратно в стену и через несколько секунд вылазит снова, уже пустой. В последний раз раздается протяжный скрип, и я пугаюсь, что механизм сломался, но ящик выдвигается обратно с семью марблами и маленькой бархатной коробочкой внутри. Получилось. Все-таки Таля — мозг, и я даже не представляю, что бы мы без нее делали.

Но надежда, что настоящий перстень найден, рассыпается в пух и прах, как только мы, затаив дыхание, открываем коробку. Кольцо-то внутри есть, лежит на подушечке, но на обитой белой тканью обратной стороне крышки нарисован довольно кривой цветок. Новая подсказка.

— Похоже на химический карандаш, — заключает Костя, с напряженным прищуром всматриваясь в рисунок.

— Какая разница, чем это начеркали, — отмахиваюсь я. — Главное — что нам хотели показать.

— Похоже на корону, — предполагает Костя.

— А по-моему, лилия, — заявляет сестра, повернув коробочку под другим углом. — Нужно посоветоваться с Ником и Димой, вдруг они еще что-то здесь увидят.

Окрыленные находкой, пусть это и всего лишь копия, мы бережно упаковываем кольцо и собираемся уезжать. Может быть, мы даже еще одно найдем сегодня или завтра, если оно где-нибудь рядом, а может, оно даже будет подлинным, но рассчитывать на это так же глупо, как и на то, что Елисеев сам явится сдаваться. Хотя, может, послезавтра мне удастся переброситься с ним парой слов между выстрелами и выведать, зачем ему все-таки понадобился дедушкин перстень, да так, что он потратил не один год на его поиски.

Костя приводит уже пустой тайник в первоначальный вид, и мы, простившись с Леонидом Викторовичем, отправляемся домой: все-таки следующие два дня обещают быть тяжелее всех остальных вместе взятых, и нужно как следует набраться сил.

С этого момента все идет не по плану.

Телефонные звонки с недавних пор я не любила: они как-то вдруг изменились, стали предвестниками беды. С хорошими новостями меня больше никто не беспокоил, а может, просто в жизни стало гораздо меньше поводов для радости. Я даже поменяла рингтон на самый противный, какой только смогла найти в сети, потому что взяла в привычку подолгу не брать трубку, прекрасно зная, что ничего утешительного на том конце провода мне не скажут. Вскорости я привыкла и к мерзотному пиликанью, а затем и вовсе стала переводить мобильник в виброрежим. В конце концов, если даже не подниму, то сразу же позвонят кому-то из нас, и ничего важного не пройдет мимо.

Так вышло и сейчас: я даже телефон из сумки решила не доставать, размеренно дыша в такт гудению вибрации возле бедра, которое в этот раз выходило каким-то нервным. Следом разразился музыкой мобильник Тали, который сестра на днях забрала из ремонта. Значит, действительно что-то из ряда вон: ей звонили по делам реже всего.

— Это Дима, — объясняет Таля с заднего сидения. — Алло? — в зеркало заднего вида я наблюдаю, как сестра прикладывает трубку к уху, как медленно бледнеет, как на лице проступает не просто испуг или шок, а праведный ужас. Я поворачиваюсь спросить, что же там такое, но ее голова уже просовывается вперед между нашими креслами. Костя только начинает ворчать, чтобы вернулась обратно, а то его оштрафуют, как Таля протягивает телефон поближе к нам и нажимает на значок громкой связи.

— …охренели, я звоню, никто не поднимает, — раздается из динамика.

— Слышал, но я за рулем, — отзывается Костя. — Что стряслось?

Уж если Дима сначала набирал Косте, потом мне и только после этого — Тале, то мне страшно даже представить, что еще могло свалиться на наши головы. Хотя, скорее всего, это по делам, которыми сестра не занимается, но вот она, здесь, белее смерти, не может проронить ни слова и еле заметно колотится, будто у нее в один миг подскочила температура.

— Поступила информация, что Елисеев собирается напасть на наш офис, — сразу выдает Димас.

— Вот дерьмо, — вырывается у меня неожиданно прорезавшимся высоким голосом. Губы сами собой расплываются в нервной улыбке, а на ум приходит миллион дурацких шуток: подсознание прилагает все усилия, лишь бы не принимать действительность.

Дима на том конце вздыхает.

— И тебе привет, Джи, — вздыхает еще раз, пока я пытаюсь абстрагироваться от окружающего мира и навести порядок в голове, чтобы сконцентрироваться на проблеме.

Я долгое время была уверена, что ко всему в этой жизни готова, и невероятно больно вот так, вдруг, выяснить, что на самом деле — нет.

Почувствовав, что мне нужно несколько минут, Костя дает мне это время и берет разговор в свои руки.

— Ник с тобой? — свет фар проезжающих мимо машин отражается в его глазах, словно в них полыхает огонь, и с заострившимися от напряжения чертами лица парень начинает напоминать хищного зверя.

Талин мобильник отвечает молчанием, но затем мы слышим:

— Нет, — и, не дожидаясь вопросов, Димас продолжает: — Помчался спасать принцессу от дракона. У нас выискалась новая Камикадзе, — напоминание о моем прозвище отзывается в груди приятным теплом, — вот только твои, Джина, планы хоть и сумасшедшие, но хотя бы рабочие.

Если бы еще было понятно, что он под этим имел в виду.

— Чего? — переспрашиваю прежде, чем успеваю осознать что-либо.

— Яна Яхонтова сбежала, — помедлив, отвечает Дима. — Услышала про нападение и одна поехала убирать Маликова, — судя по звукам на фоне, друг как раз сплевывает в мою любимую хрустальную пепельницу. — Если Ник ее вытащит, я лично ее придушу. Внесла, блин, свой вклад в дело.

Мозг плавится от обилия новостей, которые просто не укладываются в голове.

— Яхонтовы разве не в теплых краях? Уже недели три, как Кеша отправил всех родных за границу, — вмешивается Таля.

— Я же и говорю, Яна сбежала от них, когда узнала, что мы планируем, и первым же рейсом прилетела обратно, — плохо скрывая раздражение, объясняет Димас. — Буквально час назад объясняла нам, что хочет помочь послезавтра. Потом нам сообщили, что готовится нападение, мы помчались поднимать всех на ноги, вы не брали трубки, — перечисляет он, поминутно вспоминая все события. — Потом вернулись в кабинет — а ее и след простыл, только записка.

— Дерьмо, — с тяжестью на душе повторяю я.

Мы были уже на пути к МКАДу, когда Дима позвонил, и с того же момента, как мы узнали новости, Костя искал разворот. Я соображаю это только тогда, когда он выруливает в обратную сторону.

— Скоро будем, — коротко бросает парень, тем самым завершая разговор. Таля еще пару минут что-то обсуждает с Димой на заднем сидении, уже не по громкой связи, а затем снова высовывается к нам.

Мы нарушаем половину существующих правил дорожного движения, а стрелка на спидометре перевалила за семьдесят, на некоторых участках дороги достигая восьмидесяти, хотя мы были совсем недалеко: с разрешеной скоростью и останавливаясь на красный вышло бы минут пятнадцать езды. Нам остается всего ничего, когда перед нами вырисовывается затор. Черт, этот быстро не рассосется — черт знает, что там случилось, даже начала не видно — простоим не меньше часа.