Не проходит и недели, а Голубев встревожен настолько, что принимает все возможные меры, а мы наконец добиваемся своего: практически все люди Демьянова оказываются заняты.

Следующим шагом мы ненавязчиво, но очень настойчиво усылаем родных подальше из города. С бабушкой проходит гладко, она сразу понимает, в чем дело, и соглашается без проблем. Маму Ника убедить сложнее, но и это в конце концов удается. С тетей Леной же никакие уговоры не работают.

— Мама не хочет никуда уезжать, — с отчаянием выкрикивает Таля, едва не плача. — Я говорила ей миллион раз, чтобы они втроем хоть на пару месяцев просто уехали куда-нибудь на другой конец света, но она не хочет ничего слушать, — глаза сестры вдруг по-страшному стекленеют. — Если с ними что-нибудь случится, — она хватает меня за запястье, — я же никогда себе этого не прощу, понимаешь?

После этого разговора Талина мама с отчимом и братом пропадают: не отвечают на звонки и не открывают дверь. Даже дяде Игорю не удается наладить с ними контакт, и остается только установить слежку за их домом, чтобы в случсе чего охрана могла оперативно среагировать. Такое не входило в наши планы, но пришлось перестроиться.

Мне не дает покоя история с перстнями: решающий день близится, а мы так и не нашли то, что искали. Что, если Елисеев шел по нашему следу и теперь находится в шаге от разгадки? Мы ведь даже не знаем, зачем ему это старинное кольцо.

В свете последних событий Ник совсем забыл про квест от дедушки, но стоит только задать вопрос, как брат заметно оживляется.

— Сейчас покажу, — он ведет нас к себе в спальню. — Я ни черта не понял, но мастер достал из скрипки вот это, — покопавшись в тумбочке, он извлекает на свет крохотный стеклянный шарик с цветным узором внутри. Кажется, такие называются марблс.

— Можно? — спрашивает Костя и, не дождавшись разрешения, забирает шарик себе. Долго рассматривает, даже проверяет на свет, и кажется, что он не верит своим глазам, как будто увидел то, чего на самом деле быть не может. — Такие собирала моя мама, — он улыбается не нам, но чему-то давным-давно забытому. — Их была целая коллекция.

Я очень боюсь спугнуть только зарождающуюся догадку, но и промолчать выше моих сил.

— А эта коллекция сохранилась? — осторожно прикасаюсь к стеклу, согретому теплом Костиных ладоней.

— Думаю, да, — утверждает парень, — отец ни за что бы ее не продал и не выбросил.

— Ну, — Ник немного нервно одергивает рукава, — надеюсь, он не против нежданных гостей.

— Лучше предупредить и договориться на завтра, — предлагает Костя, по-прежнему не спуская глаз с шарика.

Это всех устраивает, но завтра Ник не может, Дима тоже под завязку загружен в офисе, и остаемся только мы с Костей и Таля. Делать нечего — приходится ехать втроем.

Мы даже не заморачиваемся подбором стихотворения, которое подсказало бы верное направление: слишком очевидно получается и без него. Потом — обязательно найдем и обязательно сопоставим с указателем в виде шарика, но пока что времени на это нет: уже послезавтра мы нанесем удар по Елисееву, и на самом деле лучше бы нам подождать и разгадывать дедушкины загадки потом, когда все уляжется, но успеть до послезавтра кажется очень важным, как будто от этого и впрямь зависит исход нашей с Елисеевым многолетней вражды.

Леонид Викторович рад нашему появлению, и, крепко обняв не только Костю, но и нас с сестрой, гостеприимно предлагает нам чай со сладостями, и от этого я снова чувствую себя немножко ребенком. Я не знаю, что хуже: то, что в самое неподходящее время это ощущение мне нравится, или то, что я его почти не знаю, ведь детских воспоминаний ко мне вернулось до обидного мало. Костя излагает суть дела, и его отец мрачнеет с каждым словом.

— Зачем это вам?

— Не знаю, — отвечаю первой, пожав плечами. — Дедушка оставил загадку — мы разгадываем.

Жилинский-старший хмурится еще больше.

— С чего вы вообще взяли, что она предназначена вам? Оставьте, пока не поздно, и не гоняйтесь за призраками, — строго, но с плохо скрываемой тоской смотрит на всех троих одновременно и вместе с тем — на каждого по отдельности.

Нам бы еще успеть по делам, и задерживаться не стоит, но и промолчать будет нечестно.

— Многое завязано на нашей памяти, — подает голос Таля. Как хорошо, что она сказала, а то из моих уст это прозвучало бы нелепо и смешно. — На том, что знаем и помним только мы четверо.

Леонид Викторович с болезненным видом отводит взгляд, и я уже почти смирилась с тем, что он откажет, а нам придется выдумывать новые безумные планы, но он неожиданно соглашается.

— Только аккуратно, не разбейте там ничего, — предостерегает совсем как детей, а затем уходит вглубь дома: видно, ему свидания с прошлым даются нелегко.

— Идем, — командует Костя и ведет нас в дальнюю комнату.

Мы могли бы остановиться ненадолго, осмотреться, постоять в тишине, но парень сам без промедлений направляется к полке, уставленной стеклянными шариками. За долгие годы Костя так привык подавлять эмоции на корню, что делает это и без необходимости. Я понимаю его боль, которая, притупившись с годами, все равно навечно поселилась в сердце, но парень словно чувствует, что сейчас я выдам слова поддержки, и одним взглядом просит: «не надо».

Хорошо. У нас еще будет время.

Разноцветные шарики переливаются, поблескивают в свете лампы, и пока что совершенно непонятно, куда нам двигаться теперь. Вооружившись сборниками стихов, которые уже успели стать у нас чем-то вроде семейной Библии, мы с Талей принимаемся разбирать выделенные стихи, которых осталось совсем немного. В глаза бросается страница, где подчеркнуто «варвар» и строчка о доброй душе — помнится, в точности такие слова дядя Игорь и использовал, когда рассказывал о Костиной маме. Значит, этот стих тоже стоит вычеркнуть.

— Можно не искать, — запоздало говорит нам Костя. — Кажется, я знаю, где оно.

Покопавшись в ящике стола, парень возвращается к полке со старинного вида ключом. Снизу мне не видно, что именно Костя им открывает, но когда он приглашает нас взглянуть, то я не могу сдержать восхищенный возглас. В стене за зеркалом — самый настоящий тайник, маленький выдвижной ящик.

— Но тут пусто, — несмело полуспрашивает, полуутверждает Таля.

Костя принимается объяснять.

— Нужно положить сюда определенную комбинацию марблов в нужном порядке, и получим содержимое тайника.

Даже я, привыкшая к нереалистичным планам и еще менее вообразимым целям, слабо верю в такую схему.

— Звучит как какое-то волшебство, — скептически замечаю я. — Это ведь просто марблс. Просто стеклянные шарики.

Парень мягко посмеивается.

— В детстве я тоже так думал, — он вертит ключ на пальце, рискуя задеть шарики и сшибить их с полки. — Но на самом деле здесь механизм с весами.

— Каждый шарик весит по-разному? — догадывается Таля.

— В точку, — согласно кивает Костя. — Надежность заключается в том, что взвешиваются они по одному, и просто угадать, набросав в ящик несколько марблов, нельзя.

Кажется, теперь понятно, что за шифр нам предстоит найти в книжке. На первый взгляд марблы одинаковы: все они — шарики из стекла. Разного размера, но чтобы их разделить по этому параметру, никаких понятий вроде «большой — маленький» не напасешься, и не похоже, чтобы дедушка заставил нас взвешивать каждый, да и все стихи с подчеркнутыми числами мы уже давно разгадали. Единственный способ различить марблс — по цвету.

— Я видела, вот буквально пару страниц назад, — перелистываю сборник до нужного стихотворения. — Называется «Ночь», но тут много разных цветов, и они подчеркнуты.

— Нумерации нет? — уточняет парень. — Диктуй по порядку.

— Багровый, белый, зеленый, — выискиваю в тексте помеченные карандашом цвета, а Костя в это время ищет на полке подходящие марблы. — Черный, желтый, — да сколько же их там? — Синий и снова желтый.

Парень не спешит бросать стеклянные шарики в ящик, и я принимаюсь повторять цвета, но он меня останавливает: