Я просто надеюсь, что она поймет. Она ведь гораздо лучше меня знает, что ни в каком лагере мы никогда не были.

Я чувствую, как Таля напрягается. Поворачивает лицо ко мне, смотрит испуганно и удивленно. Подставные секьюрити идут сзади, в нескольких метрах от нас, и этого замешательства не видят. Коротко подмигнув растерянной сестре, я пытаюсь намекнуть хоть мимикой, но со стороны, наверное, кажется, что я спятила или просто кривляюсь.

— «Сосны», — с укором наконец отвечает Таля. — Ласточкой назывался наш отряд, — подыгрывает она.

— Точно, — улыбаюсь ей как можно шире.

Я стараюсь не выдавать напряжения: нам еще целый двор пройти, и нельзя спалиться, а то все шансы снова переступить школьный порог сразу станут равны нулю. Эту математику я тоже уже выучила.

На мобильник приходит смс, и мне страшно, очень страшно, что мужики, притворяющиеся нашими телохранителями, сейчас нас и пришьют прямо здесь. Но я совсем забыла, что у меня есть телефон, и можно кому-нибудь написать или позвонить, позвать на помощь. Хотя если подумать лучше, то эти попытки заведомо обречены на провал.

Сообщение оказывается от Тали.

«Что за хрень ты несешь»

Даже без знака вопроса, так спешила отправить. И когда только успела? Я начинаю осторожно шагать дальше, попутно громко выдумывая вслух ахинею про смс-ку от Макса, мол, физрук видел, как мы уходили, и грозится заставить нас отрабатывать прогулы. Одновременно с этим набираю ответ: «это не наша охрана».

— Ой, — Таля вынимает телефон из кармана, — а мне Ира пишет, — кажется, сестра перечитывает мое сообщение несколько раз, бледнея с каждой секундой. — Физрук пожаловался директору, нам полный пиздец.

Мы уже на подходе, зашли на территорию, которая из школьных окон как на ладони, и, переглянувшись только, мы с сестрой, не сговариваясь, со всех ног несемся к школе. Обернувшись на бегу, я машу рукой нашим подставным секьюрити, жестом показываю, что все в порядке, а они могут ждать нас в машине.

— Кажется, прокатило, — шумно выдыхаю, забежав в гардероб. Упираясь ладонями в колени, пытаюсь отдышаться.

— Почему ты решила, что охрана не наша? — спрашивает Таля шепотом, как будто кто-то сейчас может услышать.

Подавив бешеное желание закурить прямо здесь, в школьном гардеробе, я рассказываю про татуировку. Рассказываю все, что успела надумать за эти несколько минут, и в глубине души боюсь и даже надеюсь, что сестра спишет все на паранойю.

Она верит.

— Нужно вызвать другую охрану, — начинает планировать сестра. — Позвонить, рассказать, — от волнения она заламывает руки.

Если бы все было так очевидно.

— Они могли убить нас в любой момент, — рассуждаю вслух. — Если не сразу, то потом, когда мы разыгрывали этот спектакль и убегали. Но они этого не сделали.

— Не хотели привлекать внимание? — пожимает плечами сестра. — Может, после уроков собираются увезти нас в лес и закопать где-нибудь.

— Или доставить Елисееву, — задумчиво развиваю ее мысль. — Мы совсем забыли об осторожности, носимся с этими перстнями: наверняка он осведомлен, а еще мог решить, что подлинный мы уже нашли.

Таля продолжает накидывать предположения.

— Или они хотели проникнуть в особняк или офис, а сделать это можно только вместе с нами.

Все так, но вопрос, куда они так быстро дели нашу настоящую охрану, все еще открыт. Когда успели — пожалуй, когда мы с сестрой торчали в кофейне; по пути туда проклятая татуировка на руке Виталия еще мозолила мне глаза.

Мой мобильник, издав противный писк, отключается.

— Сел, зараза, — замахнувшись им со всей силы, чтобы выпустить злость, в последний момент я опускаю руку и кладу бесполезный аппарат в сумку. — Будем звонить с твоего.

Но трубку, как назло, никто не берет, и со звонком нам остается только идти в буфет за перекусом, хотя кусок в горло не лезет, а затем — на спаренный с литературой русский.

На следующей перемене удается дозвониться домой. Ослаблять охрану было категорически нельзя, но отвлекать уехавших утром ребят не хотелось, а все секретари, видно, перевели мобильники на беззвучный. Стационарный телефон поста офисной охраны ни я, ни сестра наизусть не помнили: не то чтобы нам раньше приходилось им пользоваться. Нам обещают приехать, как только смогут, но из особняка да по пробкам они доберутся в лучшем случае к концу учебного дня. Пересидеть еще два урока, отгоняя липкий противный страх.

Скрестив руки на груди, нащупываю через ткань толстовки пистолет. Никакие секьюрити, даже самые личные, не помогали почувствовать себя по-настоящему в безопасности, как это было рядом с Костей, и я ни за что бы не покинула особняк безоружной. Портупеи, надетой поверх майки, под широкой кофтой не видно, и никто не знает, что верный «глок» надежным спокойствием прижимается к боку.

В кабинет истории мы приходим первыми: на этой неделе я дежурила с Артемом, но его сегодня нет, и Таля соглашается помыть доску вместе со мной. На нас еще кабинет английского: чем гнать туда после уроков весь класс, как было принято в последний день четверти, проще было сделать все самим. Машина телохранителей еще стоит на парковке, которая едва просматривается из этого крыла, но мы видели из другого коридора. Проблема в том, что в случае стычки будут серьезные проблемы: прямо возле школы, на просматриваемой территории. Цель этих двоих очевидна, и будет сложно сделать вид, что мы ни при чем, когда нас попытаются похитить или пристрелить. Возможно, еще и на глазах у всех, кто идет после уроков домой. Их ведь может и случайно задеть, а жить с этим дальше придется нам с сестрой.

Любые людные места всегда были негласной «мирной» зоной, где никто не посмел бы напасть. Чаще подкарауливали в дороге или устраивали облавы на объекты, связанные с семьей. Еще более строгим табу были дети, поэтому в школе всегда можно было быть спокойной, но где гарантия, что не нападут прямо здесь, теперь, когда двое людей, приехавших за нами, маячат в двух шагах от школьных ворот? Где-то совсем рядом, в паре дворов отсюда, они смогли бесшумно положить и убрать из вида двоих телохранителей. В проходимом месте, буквально на виду у всей улицы — и тем не менее, незаметно. Гадать, на что они способны еще, не было ни малейшего желания.

Просто нужно быть готовыми ко всему.

— Не подходи к окнам, — разъяренно шиплю, за рукав отдергивая Талю назад. — Бессмертная, что ли?

Сестра закатывает глаза.

— Все равно парковка с другой стороны, тут только клумбы да стадион. К тому же, ты по-прежнему нужна Елисееву живой, ведь всегда есть шанс, что ты что-нибудь вспомнишь.

— Этих мог отправить кто-то другой. И, — я прикрываю глаза, подбирая менее жесткие слова, но в голове остаются как раз только такие, — тебя они убьют, не раздумывая, потому что даже если они от Елисеева, то ему нужна я.