— Может, всё-таки поделишься секретом? — мне сложно представить, что же за тайна беспокоит Талю, раз она так тщательно заботится о конспирации.

Вздохнув еще отчаяннее, Таля скрещивает руки на груди.

— В особняке живет предатель.

— Что?

В первые секунды я не верю своим ушам, но затем липкое осознание понемногу просачивается под кожу. Пре-да-тель. Господи, как же жутко от одной только мысли. Я ведь была уверена, что всем, кто поселился у нас, можно доверять и не бояться удара в спину, а прислуга прошла столько проверок, что можно сбиться со счета.

Один за одним в голове всплывают вопросы, но Таля подает голос прежде, чем я успеваю задать хоть один.

— Я и до этого замечала странности, а когда окончательно поселилась в особняке, их стало как будто больше, — она нервно теребит в пальцах кожаную ручку сумки. — Вещи в комнатах иногда оказывались не на тех местах, документы в кабинетах перемешаны, — вспоминает она. — Вчера я нашла у себя в кармане жучок, — глухо добивает одной фразой, — и сомнений не осталось. Я думала сначала на горничных, но еще раз сама проверила всех, следила за ними, и они ни при чем, — нервно сглатывает, прежде чем добить окончательно: — Это кто-то из своих.

Такой поворот буквально выбивает почву из-под ног, и мне кажется, что я падаю, бесконечно падаю, и даже ухватиться не за что. Если и подозревать кого-либо, то я и раньше отчаянно отказывалась это делать, но Тале я верю безоговорочно и всегда.

— Ты уверена? — желание курить растет в геометрической прогрессии, но в туалете слишком рискованно, кто-нибудь точно почувствует запах.

— Абсолютно, — кивает сестра, — я даже карты разложила, они подтвердили.

Я даже не пытаюсь спорить и в сто двадцатый раз объяснять, что это всего-навсего психология, и ее подсознание само наложило мысли о предателе на выпавшие карты: сейчас важно совсем не это.

— Мы должны немедленно разобраться и вычислить шпиона, — решаю я, — установим камеры, поспрашиваем прислугу, кто-нибудь точно что-то видел, — принимаюсь перечислять всё, что приходит в голову.

— Ни за что! — вскидывается сестра. — Это будет слишком подозрительно и только спугнет его, пока что ведем себя, как обычно.

— Ты сегодня утром делала ровно наоборот, — напоминаю я, но в конце концов признаю, что Таля права, и лучше не привлекать лишнего внимания. — Ладно, после уроков у нас собрание в офисе, нужно обсудить вопросы с Марсом, — и сдается мне, это будет не самый легкий диалог в моей жизни, — а завтра мы ведь собирались на дачу. Как раз за выходные и продумаем план.

Сестра соглашается, и со звонком мы отправляемся в кабинет английского, чтобы с чистой совестью прогулять там физкультуру. Таля просит ничего пока Косте не говорить, но я и не собиралась: для начала бы разобраться самой. Сил думать уже не остается, и устаканить бы все новости в голове, поэтому оставшиеся уроки я занимаюсь именно этим. На истории, которая была в пятницу последней, я даже получаю замечание в дневник, но этот факт нисколько меня не трогает по сравнению с тем, что я узнала от Тали. Осенью ходили догадки, но мы их быстро отмели: сложно было представить, что кто-то из наших… Да ну нахрен.

Дождь барабанит по машине, и крупные капли стекают по стеклам вниз, а я обвожу их пальцем, пытаясь угадать, какая дойдет до конца первой. На фоне играет музыка, которую в этот раз ставил Костя: что-то зарубежное и мелодичное, смутно знакомое, хотя совсем не рок, но я не очень-то вслушиваюсь, потому что собственные мысли звучат гораздо громче.

Мешки под глазами Ника не сулят ничего хорошего, но я не осмеливаюсь спросить, что вчера было: нужно хотя бы на пару часов абстрагироваться от всего, что не имеет прямого отношения к противостоянию с Елисеевым. Мысли уносят меня во вчерашний вечер, и приходится выныривать из приятных воспоминаний практически силой: дела не будут ждать.

Мы могли бы занять любую пустую переговорную комнату, но кабинет вдруг кажется безопаснее и уютнее, как домик из одеял и подушек в детстве, поэтому я приглашаю всех к себе. Нас не так и много: я, титанически спокойный Костя, нервная Таля, замогильно-мрачный Ник, Артем со своей фирменной дружелюбно-расслабленной улыбкой и сам Марс, ради которого мы все здесь собрались, — думаю, места всем хватит.

Дима задерживался и просил без него не начинать, и мы как раз успели выпить по чашке горячего чая; перекусить тоже не мешало бы, но никто не озвучил такой мысли, а первой превращать приемную в столовую и трескать печенье за обе щеки мне было почему-то неловко. Если бы здесь собрались только свои, то ничего, но перед чужим человеком необходимо было держать лицо: хватило и ночного знакомства.

Когда запыхавшийся Димас, весь в пыли и какой-то грязи, извинившись, присоединяется к нам, Марс смотрит на него с долей враждебности: помнит, как тот утром упал на него с лестницы. Я уже открываю рот, чтобы сказать что-нибудь ненавязчиво-легкое и разрядить обстановку, но Костя, у которого с питерским гостем тоже не задалось, спрашивает сразу в лоб:

— Чем ты можешь помочь нам против Елисеева?

Марс — господи, ну и имя — отвечает ему внимательным, даже изучающим взглядом, молчит, говорить не торопится. Затем, подумав еще с полминуты, наконец произносит:

— Зависит от того, что вам нужно.

У Кости на лбу читается что-то вроде «нужно, чтобы ты не попадался мне на глаза», и я слишком боюсь, что парень действительно скажет что-то подобное вслух, поэтому резво беру ситуацию в свои руки.

— Нужно избавиться от семи-восьми человек и их подчиненных, — Марс отвечает прибалделым свистом, — точное число людей мы не знаем, но выяснить возможно.

— Наняли бы лучше какой-нибудь частный военный отряд, — фыркает Марс, — с таким количеством трупов скрытность исполнителя уже не имеет значения.

— Нет, — спешно заверяю я, — убивать никого не надо, — судя по взгляду Марса, такое для него в новинку. — Просто устранить на время, — мирно объясняю ему, — желательно разными способами, чтобы выглядело максимально естественно.

Скривившись, как от зубной боли, он закуривает, даже не спросив разрешения; из простого упрямства я демонстративно встаю со своего места и открываю окно нараспашку, но наш необычный гость и бровью не ведет.

— Вообще-то, я таким не занимаюсь, — он склоняет голову набок, рассматривая всех нас по очереди, — не мой профиль.

— Набиваешь себе цену? — прищурившись, догадывается Таля. Марс удовлетворенно кивает.

— Не время показывать характер, дружище, — вмешивается наконец Артем, который, похоже, единственный знает, на каком языке общаться с этим чудом света. — Люди всё-таки серьезные, что бы ты там ни думал. Если согласился — помогай.

Марс, наверное, хочет сказать, что он еще не решил и ответа никакого не давал: по его лицу гуляет растерянность, а цепкие черные глаза ищут, за что бы ухватиться, но он бросает только короткое деловое «понял» и просит список его новых клиентов. Выглядит он при этом не сильно счастливым, но хотя бы не спорит.

— Если не нравится, можешь отказаться, — мягко напоминает Дима под хмурым взглядом Ника. — Мы не стали бы тебя заставлять.

— Об этом не было и речи, — вмешивается Ник, — но хотелось бы хоть каплю уважения…

— Достаточно, — жестом останавливаю брата, не даю ему развить тему дальше. — Думаю, все друг друга уже поняли.

Мы договариваемся, что за несколько дней Марс продумает примерную стратегию, чтобы к весне успеть ее отшлифовать и, может, уже начать действовать. Когда они с Артемом уходят в бухгалтерию за авансом, Дима устало смахивает челку с лица.

— Еще один склад уничтожили ночью, я только что оттуда, — с выражением вселенской задолбанности докладывает он.

— Да пошли они нахуй! — взрывается Ник, едва не разбив кулаком стеклянный столик. — Я от прошлого-то еще не отошел, — обиженно ворчит он, как будто у него отобрали любимую детскую игрушку, а не сотни единиц оружия одним махом. — Что-нибудь выяснили?

Димас удрученно качает головой.