Вместо этого я слышу, как пуля попадает в гораздо более мягкую мишень.

А потом позади меня раздается испуганный, болезненный всхлип, ясный, как звон колокола в густой тишине. Этот звук будет эхом звучать в моих ушах до самой смерти.

Лед неестественно медленно ползет по моему позвоночнику, волосы леденящим дыбом поднимаются на затылке.

Внутренне я знаю.

Марко смеется и роняет пистолет.

Нет.

— Тьяго… — зовет меня мягкий голос.

НЕТ.

Ужас тянется ко мне смертельно холодными пальцами и сжимает мое сердце своей смертельной хваткой. Он царапает мои органы, разрезая меня изнутри и уже убивая так медленно, как и предсказывал Марко.

Когда я оборачиваюсь, из моего горла вырывается прерывистый стон, когда я сталкиваюсь лицом к лицу с тем, что мои худшие опасения сбываются.

Тэсс.

Тесс, щеки которой все еще пылали от того, что она только что ворвалась в комнату.

Тесс с удивленным выражением лица и потрясенными глазами, смотрящими на меня.

Тесс в замешательстве отступает на шаг назад, ее лицо медленно наклоняется вниз, чтобы посмотреть на живот.

В мгновение ока все останавливается.

Весь воздух вырывается из комнаты, как будто его высосали. Время замедляется, пока не приходит тихий, разрушительный конец.

Она не должна быть здесь. Она должна была спрятаться, не выходить и ждать, пока я приду и найду ее.

Она обещала.

Но затем ее рука медленно отрывается от живота, вся в крови. Красный цвет расцветает на ее розовом топе, растекаясь, как акварель, изображающая кровавую сцену ужасов. Ее глаза расширяются и поднимаются обратно к моим, и они такие белые.

Такой белый и испуганный.

— Тьяго, — снова шепчет она, протягивая руку ко мне.

Чары ужаса разрушаются одним недоверчивым словом, воздух внезапно ворвался обратно, неся с собой на своих крыльях суровую реальность.

«Тэсс!» Я реву.

Она падает на колени, хватаясь за быстро растущее красное пятно на животе.

А затем она падает вперед, ее тело ударяется о землю.

" НЕТ!»

До моих ушей донеслась какофония мучительных, мучительных криков. Я с отстраненным недоверием осознаю, что они исходят от меня. Что я вою от ужаса во весь голос.

острая, настоящая боль, не похожая ни на что, что я когда-либо чувствовал. Я бросаюсь к ней, но мои ноги подкашиваются, и я падаю на землю.

Вдалеке я слышу еще один выстрел. Наконец появляется Артуро и проносится мимо меня, вероятно, чтобы убедиться, что Марко мертв.

Но все, что я вижу, это лицо Тесс, прижатое к полу, ее испуганные глаза, полные слез, отчаянно ищущие мои.

И красный.

Красный везде.

Красный там, где должен быть розовый.

Красное тонирование светлых волос, которое я так люблю.

Красный на моих руках, когда я ползу к ней, волочу свое тело на предплечьях, мои поврежденные ноги не могут вынести меня на расстояние.

Я не сдержал своего обещания, вот что кричит мне обвинительный голос в голове. Я не сдержал своего обещания.

Когда мои руки находят ее, с моих губ срывается пузырь эмоций. — Нет, нет, нет, нет, — отчаянно кричу я, хватая ее за плечи и переворачивая.

Мучительный крик, который звучит неузнаваемо даже для моих собственных ушей, раздается о стены.

— Тэсс, — кричу я, мои безумные руки прикрывают ее окровавленные руки, пытаясь остановить кровотечение. — Тесс, — повторяю я, на этот раз мягче, единственный слог искажается гигантской массой в моем горле. — Тэсс, что ты сделала? Что ты, черт возьми, сделала? О боже, — кричу я, чувствуя, как теплая кровь пузырится у моей руки.

Какой бы сильной ни была истина, я знаю в своем сердце, что она пришла за мной. Что выстрелы Марко в потолок были предназначены для того, чтобы выманить ее из укрытия. Что она попалась на это, больше беспокоясь о моей безопасности, чем о своей собственной. Что эти выстрелы заставили ее вслепую бежать по лабиринту залов, чтобы найти меня. Что она пришла спасти меня, а вместо этого пожертвовала собой.

Я произношу ее имя, хватая ее на руки, повторяю его так, будто оно может перемотать время назад, и я могу встать перед ней и принять эту пулю. Мой голос хриплый и неузнаваемый, слезы ползут по моему горлу, как зазубренные ножи, вонзающиеся в мою плоть.

— Я думала… я думала, что ты ранен, — объясняет она. Губы у нее такие сухие, глаза такие большие и голубые, но их обычно яркий цвет теперь кровоточит от страха. — Я не могла скрываться, не зная, что произошло, задаваясь вопросом, жив ли ты, и боялась что тебя может не быть. Она улыбается, чертовски улыбается, даже когда лежит на мне, истекая кровью. — Я так рада, что с тобой все в порядке.

— Амор, — прерывисто кричу я, крепче прижимая ее к себе. Я убираю ее волосы с лица, случайно размазывая кровь по ее щеке и лбу. «Ты должна была спрятаться, даже если он убьет меня. Не тебе было из-за меня страдать.

— Да, это было. Разве ты не знаешь… — хрипит она с трудом. — Королева всегда защищает короля.

— Нет, — яростно кричу я. "Не так. Никогда так не бывает".

Я весь в ее крови. Оно повсюду и сильно хватает меня за горло, вызывая такую тошноту, что я не могу дышать.

Раньше я никогда не возражал против крови, я даже наслаждался ею.

Но не ее.

Не ее.

Я убираю руку с ее живота, чтобы посмотреть на выстрел, и чувствую, как ткань моего мира вырывается из-под меня. Рана зияет, плоть разорвана. В ту секунду, когда я убираю давление руки, из нее волнами льется кровь. Меня снова охватывает потребность вырвать, но не от отвращения, а от ужасного страха.

— Все будет хорошо, я обещаю, — слова успокаивающе срываются с моих губ, когда я снова останавливаю кровотечение. «Артуро!» — рычу я, оглядываясь в поисках его. «Туро, вызови скорую, пожалуйста, позвони в скорую», — отчаянно умоляю я.

Он уже разговаривает по телефону, расхаживает и бросает на нас тревожные взгляды. Я не могу видеть его лицо, не могу смотреть на него, потому что все в его выражении говорит мне, что он думает, что она умрет.

Я постоянно трясу головой, снова и снова, так сильно, что слышу, как ломается шея.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, — хрипит она, призрачно бледная.

Я не сдержал своего обещания. Я не держал ее в безопасности.

— Не говори так, — говорю я. Я пытаюсь не потерять самообладание, хоть как-то держать себя в руках, чтобы не напугать ее, но у меня это не получается. Я терплю неудачу. — Ты выберешься отсюда.

Там столько чертовой крови.

Он просачивается сквозь мои пальцы и густыми ручейками стекает по бокам ее тела. Неважно, как сильно я нажимаю, оно продолжает выходить, и я знаю, что это значит, я знаю, что это плохие новости, но я не могу этого принять. Я отказываюсь.

Чья-то рука нежно касается моей щеки. Я смотрю ей в глаза и вижу, что они блестят от слез.

А потом ее губы раздвигаются, и она снова шепчет самые сладкие слова, которые я когда-либо слышал.

«Я люблю тебя», — говорит она с тихой интенсивностью.

«Нет», — категорично отвечаю я. «Черт возьми, нет».

Ее глаза закрываются, и на ее лице появляется мучительное выражение. Это первый признак боли, которую она проявила, и это реакция на мои слова. Ее рука медленно отдергивается от моего лица.

— Ты меня не любишь? — тихо спрашивает она, ее голос ломается от боли тысячи печалей.

И я поражаюсь тому, как прекрасно и сложно быть человеком, ведь иногда словами мы можем причинить больше боли, чем пулями.

Она у меня на руках, крепко прижата к моей груди, я истекаю кровью, пока я схожу с ума, а она думает, что я ее не люблю? Разве она не услышала меня, когда я сказал ей, что она — мое сердце, вырывающееся из груди?

И посмотрите, как я об этом позаботился.

— Конечно, я люблю тебя, — говорю я с разбитым сердцем, и первые слезы катятся по моему лицу.

Ее глаза распахиваются, и я наблюдаю, как расширились ее зрачки, как это происходило много раз в прошлом, когда она смотрела на меня, когда я ее целовал, когда я смешил ее.