Другой мужчина стоит в стороне, одна рука лежит на животе, локоть другой опирается на него, а лицо лежит на ладони. Он старше и бесстрастно смотрит на кровавую сцену.

Мой взгляд возвращается к отцу, когда парень моложе хватает его за волосы и дергает голову назад.

— Это несложный вопрос, хуевон , — рычит он. — Где, черт возьми, наши деньги?

— Я же говорил тебе, у меня их нет.

Неудовлетворенный ответом, парень помладше дергает колено вверх. Оно врезается в лицо моему отцу. Кровь вырывается из его носа и разбрызгивается по всем близлежащим поверхностям.

— Мне в это трудно поверить, — говорит Пузатый парень, подходя ближе. — Все это здание, таунхаус в Кенсингтоне, особняк в сельской местности, три дома в Греции, Италии и Франции, вилла на Бали, и ты не можешь погасить небольшой долг в двадцать миллионов фунтов?

Мои глаза округляются от этой суммы. Во что ввязался мой отец, задолжав этим людям, кем бы они ни были, такие деньги?

Мой рот приоткрывается в беззвучном крике, когда рука с костяшками пальцев снова опускается на лицо моего отца. Кровь хлещет у него изо рта и попадает на белую минималистскую картину, висящую на стене. Меня трясет, колени слабеют, страх грозит отказать мочевому пузырю.

Между тем, двое мужчин разговаривают непринужденно, как будто это обычный день среды. Это только еще больше проталкивает ужас в мой мозг, как ветер, скользящий сквозь мою зимнюю куртку и пробирающий меня до костей в ледниково-холодный день.

— Я клянусь! У меня их нет, но я могу его получить. Обещаю, — умоляет мой отец. — Мне просто нужно время!

Я никогда не слышала, чтобы мой отец заикался, не говоря уже о том, чтобы умолять, и он сделал это дважды в последнюю минуту.

Кровь так громко стучит в моих ушах, что я не замечаю, что говорит Младший парень в ответ. Я слышу только треск кастета по кости, а затем мой отец оказывается на полу.

Я не знаю, что делать. Что, если они убьют его?

Поглаживая юбку и пиджак дрожащими руками, я ищу телефон. Мое сердце падает в желудок, когда я понимаю, что оставила его на столе. Я даже не принесла его с собой к Визу.

— Остановитесь.

Я замираю.

Ужас, не похожий ни на что, что я когда-либо знала, скользит по моему телу, начиная с макушки и спускаясь вниз, распространяя по мне арктический холод.

Я думаю, что скоро умру, что меня обнаружили.

От этой мысли слезы жгут глаза. Я не могу умереть, пока не сделаю что-нибудь.

Я не могу умереть, даже не живя .

Но я осознаю две вещи одновременно. Во-первых, приказ был адресован не мне, а двум мужчинам. Они оба из уважения отступают назад, когда произносится единственный слог.

А во-вторых, в офисе есть третий незнакомец, которого я не заметила, потому что он сидел в кресле в углу офиса вдоль стены с окнами.

Только потому, что я слышу, как он встает, а затем звук его шагов, приближающихся к моему отцу, я знаю, что он здесь.

Я отскакиваю от двери и переворачиваюсь на спину, моя грудь вздымается, когда я пытаюсь побороть охватившую меня истерику. Я пытаюсь успокоить свое учащенное сердцебиение, потому что мое дыхание становится громче, более тревожным, и я уверена, что они действительно могут его услышать.

— Алекс, — слышу я голос мужчины, его голос — не что иное, как шепот угрозы. Меня пробирает дрожь. Никто не называет моего отца «Алекс». Он ненавидит это. Он считает это неуважением. — Разве твоя мать не учила тебя не брать деньги у людей, которые убьют тебя за невозврат денег?

В его тоне есть мрачная нотка, которая незаметно подчеркивает, насколько он серьезен. Этот человек, кем бы он ни был, убьет моего отца, если не отплатит ему долгами.

С сердцем в горле я поворачиваюсь и еще раз смотрю в дверной проем, надеясь взглянуть на незнакомца. Пузатый Парень стоит ближе к двери и перед ним, почти полностью скрывая его от меня. Все, что я вижу, это черный костюм и его левая рука, держащая стакан лоуболл на уровне груди. Он взял с собой частную коллекцию виски моего отца.

По его руке проходит татуировка. Она начинается от кончика указательного пальца и доходит до большого пальца. От середины татуировки до его запястья идет цепочка. Я с испуганной дрожью понимаю, что это открытый металлический ошейник.

Если бы он обхватил этими длинными пальцами чье-то горло, татуировка сомкнулась бы вокруг шеи, создавая впечатление, будто он надел на них ошейник.

Нижняя часть моего живота переворачивается, ощущение неожиданное. Это почти как… предвкушение. Не страшно.

— Я не воровал! Я… собираюсь вернуть долг. У меня сейчас мало денег, пару плохих вложений, понимаешь. — Даже для моих ушей он звучит жалко. Он больше не надвигающаяся башня ужаса.

Часть меня наслаждается, видя его таким униженным.

Но я впервые слышу о том, что у него проблемы с деньгами. Я отвечаю за бухгалтерию компании, и дела у нас, очевидно, идут хорошо, но я не имею возможности видеть его личные финансы.

— Ты сделал ставку и прогорел, Алекс, — говорит мужчина устрашающим голосом, хотя он никогда не повышает его громкость выше разговорной. — А теперь тебе нужно заплатить.

Отец вздрагивает и отводит взгляд.

Я моргаю, и мужчина исчезает. Его скорость нервирует, а то, как он смог пересечь комнату за долю секунды, просто пугает. Двое других почтительно ходят вокруг него, давая понять, что он руководитель того предприятия, частью которого они являются. Интересно, осознавал ли мой отец, во что ввязался, когда забрал их деньги?

Его деньги.

Сейчас он стоит перед ним, спиной ко мне. Он стоит, расставив ноги, его поза расслаблена, левая рука подносит стакан к губам, правая зарыта в карман брюк.

Его костюм пригнан. Дизайнер. Дорогой. Не то, что я ожидала. Не бандит.

Даже со спины он кричит о силе. Оно исходит из его тела, скатываясь с него почти удушающими волнами, заставляя его казаться больше, чем он есть на самом деле.

И он большой. По меньшей мере шесть футов четыре дюйма, с широкими плечами. Свисающие, сильные руки, выпирающие из-под атрибутов его костюма. Единственная видимая кожа, которую я вижу, — это его рука и шея, и каждый дюйм ее татуирован. Два крыла выходят из воротника его классической рубашки и расправляются по обе стороны затылка. Его черные волосы короткие сзади и по бокам и длиннее сверху. Еще больше татуировок ползут вверх по его затылку, исчезая под волосами — розы, корона, массивный череп и слова, которые я не могу разобрать под этим углом, отпечатанные сбоку.

Болезненное очарование — иначе невозможно описать то, что я чувствую — на мгновение ошеломляет меня.

Я никогда не встречала человека, похожего на него.

Он кивает Пузатому Парню, который выходит вперед и хватает стул, ставя его рядом с моим отцом.

— Что ты делаешь?

Он начинает метаться, когда тот же мужчина хватает его за плечо и бросается к руке.

— Нет! Нет, что ты делаешь! Отпусти меня! — С его губ срывается леденящий кровь крик. Парень, который помладше, хватает со стола пару листов бумаги, складывает их в кучу и запихивает себе в глотку, эффективно заставляя его замолчать.

Пузатый Парень бьет моего отца по лицу. Дезориентированный, он на мгновение прекращает борьбу. Пузатый Парень пользуется этой ошибкой, чтобы схватить его за руку и прижать ее к стулу.

— Поднимите ему руки.

Когда Младший Парень вытаскивает из-под костюма длинное тонкое мачете, мой отец снова кричит, хотя на бумаге звук звучит искаженно. Он дергается, пытаясь уйти, но ничего не получается.

Парень помладше приближается к нему с мачете. Он тошнотворно блестит на свету, и я чувствую, что мой желудок вот-вот перевернется.

Я прижимаю ладонь ко рту, чтобы подавить крик.

— Пожалуйста, я заплачу, — умоляет отец. В мои ноздри ударил кислый запах, за которым быстро последовало ужасное осознание того, что страх заставил его обмочиться.

Парень помладше жестоко смеется. — Он обоссался, отвратительный ублюдок. Ты боишься, Каброн ?