— Я чувствую это по тому, как ты дышишь. Это горячее дыхание касается моего лица каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. Ты цепляешься за меня. Ты выгибаешься ко мне, отчаянно пытаясь приблизить свою киску к моему члену. Его голос прерывистый от возбуждения. Он тянет меня за волосы и дергает мою голову назад, удерживая меня под своим контролем, как на поводке. — Под всем этим изящным розовым, этими профессиональными костюмами и социально приемлемым поведением, я думаю, ты скрываешь секрет. — Я задыхаюсь, и самодовольная ухмылка тронула его губы. — Ты вообще это знаешь? Ты вообще осознаешь свои темные побуждения, фантазии, благодаря которым ты задыхаешься внутри себя, потому что думаешь, что у таких хороших девочек, как ты, не должно быть их? — Его голос наполнен жидкой страстью, опьяняющий и убедительный, когда он тихо хрипит: — Я хочу их всех. Они принадлежат мне. Отдай их мне, и я сделаю для тебя каждое из них. Расскажи мне обо всех темных, девиантных фантазиях, о которых ты мечтаешь, и я научу тебя, как быть для меня хорошей девочкой и шлюхой, как ты и хочешь.

Моя киска болезненно сжимается в ответ. — Ты сумасшедший и ошибаешься.

— Я? — Этот невменяемый взгляд снова вернулся в его глаза, и я тяжело сглатываю в предвкушении. Волнение предательски кипит в моих жилах, и его невозможно погасить, как бы я ни старалась. — Докажи это.

Внезапно руки Тьяго оказываются на пуговице моих джинсов, расстегивают их, и меня охватывает паника при мысли, что он собирается узнать правду.

Поэтому я бью кулаками ему в грудь и изо всех сил отталкиваю его. Отчаяние дает мне силы, которых у меня нет, но я все еще не могу ему противостоять. Он хватает меня за руки, как будто это не более чем легкое раздражение, и прижимает их за спиной. Я чувствую, как что-то происходит вокруг них, а затем они плотно прижимаются друг к другу против моей воли.

Я пытаюсь их разделить, но они не двигаются. Пластик впивается мне в запястья, и я понимаю, что он использовал ремень, чтобы связать их у меня за спиной.

— Борьба тебя возбуждает, это первая из твоих фантазий? — громко задается вопросом Тьяго, мрачно посмеиваясь. Молния моих брюк расстегивается, и я чувствую, как воздух касается кожи над линией трусиков. Я не могу ничего сделать, чтобы остановить его, но возбуждение подавляет любую тревогу, которую я чувствую, и каким-то образом он это знает. — Ты предпочитаешь, чтобы тебя связали вот так, чтобы я мог сам раскрыть твою ложь? Чтобы ты могла притворяться, что не хочешь этого, хотя на самом деле ты в этом отчаянно нуждаешься?

— Что ты делаешь? — Я все равно плачу. — Ты сказал, что прикоснешься ко мне, только если я захочу!

— Твое тело готово, амор . Более чем желающее, умоляющее , чтобы к нему прикоснулись. Мой мужский долг — дать тебе то, чего оно хочет. — Его глаза опускаются и смотрят на треугольник ткани, который теперь виден сквозь отверстие моей молнии. Когда он видит розовый цвет моих трусиков, его глаза становятся черными от похоти. Золото полностью исчезло, его заменила черная дыра, которая засасывает в свои глубины весь свет поблизости. — Теперь помолчи, мне нужно насладиться этим. Мне удается увидеть киску моей невесты впервые только один раз.

Всякая видимость вежливости между нами исчезла. Он почтительно скользит пальцами по верху моих трусиков, оставляя обжигающий огненный след везде, где он меня касается.

— Я не знаю, что в тебе такого, что меня так очаровало, — бормочет он с почти загипнотизированным взглядом. Его глаза непоколебимо прикованы к тому месту, где его пальцы касаются верха моих трусиков.

Тьяго просовывает палец прямо под резинку моих трусиков и остается там, его присутствие почти как угроза. Затем он проводит им по всей длине подола, просунув оставшиеся пальцы.

Я вздрагиваю от его слов и прикосновений, моя кожа горит. Но я качаю головой и борюсь, больше боясь того, как я отреагирую, если он прикоснется ко мне там, чем того, что он обнаружит.

— Пожалуйста, нет, — прошу я.

— Что ты от меня скрываешь, амор ?

— Ничего. Ничего ! Ты нападаешь на меня, — говорю я, надеясь, что это его отпугнет. Но мне следует знать, что лучше не пытаться апеллировать к хорошей стороне дьявола.

Его не существует.

Он улыбается и смотрит на меня, лицо все еще залито кровью мертвеца. — Я добиваюсь правды.

Я отворачиваю голову, когда он засовывает руку мне в трусики. Это будет гораздо более унизительно, если мне придется смотреть ему в глаза, когда он узнает, какая я лгунья, а я отказываюсь это сделать.

Он не оставляет мне выбора.

Он хватает меня за лицо и заставляет посмотреть на него.

— Мне даже не нужно к тебе прикасаться. Я чувствую запах твоего возбуждения отсюда. Но поскольку я знаю, что ты любишь данные и, вероятно, нуждаешься в эмпирических доказательствах… — С почти успокаивающей окончательностью его пальцы раздвигают мои складки и скользят в долину моей киски. Моей мокрой киски. — …Тебе этого достаточно?

Это почти жестоко, как он практически не прикасается ко мне. Он просто смотрит на мой клитор и вход, а затем тут же вытаскивает мои трусики.

Улыбка Тьяго носит высокомерно-победоносный характер, когда он показывает мне свой средний и безымянный пальцы, оба блестящие и покрытые моим возбуждением. Я хнычу, пораженная.

Но он не милостивый победитель.

Он сжимает мою челюсть до тех пор, пока мои губы не раздвигаются, и засовывает мне в рот оба пальца.

— Попробуй, как сильно ты меня хочешь, — командует он.

Мои глаза расширяются от возмущенного удивления, но у меня нет времени осознавать это. Другая его рука занимает место первой и возвращается в мои трусики. Он проскальзывает между моими складками ко входу и засовывает в меня палец.

— Омф… — Мое восклицание заглушается пальцами, которые он сует мне в горло.

Тьяго вылезает из моей киски и засасывает палец в свой рот. Я наблюдаю, как его глаза закатываются, удовольствие искажает его черты. Он вводит и вынимает палец изо рта одновременно с теми, что все еще у меня. Есть что-то невероятно непристойное в том, что мы оба вместе слизываем мои соки, и я рада, что его больше нет в моей киске и он не чувствует, как я сжалась при виде этого.

— Ты такая вкусная, твои соки по всей моей руке, — говорит он, облизывая ладонь и запястье, как бешеное животное. Но он прав: мое возбуждение впитывает его руку. — Ты уже готова это признать?

Он вытаскивает пальцы изо рта, давая мне возможность ответить. — Это ничего не значит, — заикаюсь я. — Это неконтролируемая реакция моего тела.

В глазах Тьяго вспыхивает что-то опасное. Он снова дергает меня за волосы, вызывая прилив восхитительной боли, пробегающий по моей шее.

— Не волнуйся. Я никому не скажу, как ты отчаянно хочешь трахнуть своего жениха-преступника.

Я задыхаюсь, когда он снова вводит в меня палец, вонзая его по самую рукоять. Его хватка на моих волосах удерживает меня от падения на него, но я бессильна удержаться от того, чтобы мои веки не закрылись. Я больше не могу выносить его пылкий взгляд на свое лицо, это слишком интимно.

Когда я думаю, что больше не могу, он прижимает второй палец рядом с первым и толкает меня внутрь. Я шиплю от тесноты. Моя киска туго натянута вокруг его пальцев, и они вошли только наполовину.

Его рот приближается к моему уху, заставляя меня вздрогнуть. — Ты девственница? — он рычит.

— Нет, — говорю я самодовольно, радуясь, что могу показать ему, что я не просто его собственность.

Он кусает мою челюсть, его зубы злобно впиваются мне в кожу. Боль взрывается вдоль моего лица, прежде чем он слизывает ее.

— Сколько? — он тянет. — Сколько мужчин мне придется вытрахать из твоей тугой киски?

Я всегда ненавидела чрезмерно собственнических и контролирующих мужчин, поэтому, по логике вещей, я должна ненавидеть все, что связано с его жестокой, пещерной манерой, с которой он требует ответов.

Логически.