На следующий день, в Вербное воскресенье, толпа аррабиати и других людей отправилась на, чтобы напасть на монастырь Сан-Марко. По дороге они убили нескольких Пьяньони, в том числе Франческо Валори; его жена, привлеченная его криками к окну, была прострелена стрелой; его дом был разграблен и сожжен; один из его внуков был задушен до смерти. Колокол Сан-Марко зазвонил, призывая Пьяньони на помощь, но они не пришли. Монахи приготовились защищаться мечами и дубинками; Савонарола тщетно просил их сложить оружие, а сам стоял безоружным у алтаря, ожидая смерти. Монахи сражались доблестно; фра Энрико орудовал мечом со светским восторгом, сопровождая каждый удар громким криком: Salvum fac populum tuum, Domine — «Спаси народ твой, Господи!» Но враждебная толпа была слишком многочисленна для монахов; в конце концов Савонарола убедил их сложить оружие, и когда из синьории пришел приказ об аресте его и Доменико, оба сдались и были проведены через толпу, которая осыпала их насмешками, ударами, пинками и плевками, в кельи Палаццо Веккьо. На следующий день к заключенным добавился фра Сильвестро.
Синьория отправила папе Александру отчет о мытарствах и аресте, просила у него отпущения грехов за насилие, совершенное над церковником, и разрешения подвергнуть пленников суду и, если потребуется, пыткам. Папа настоял на том, чтобы трех монахов отправили в Рим для предания церковному суду; синьория отказалась, и папе пришлось довольствоваться тем, что два папских делегата участвовали в допросе обвиняемых.34 Синьория решила, что Савонарола должен умереть. Пока он жив, будет жива и его партия; только его смерть, считали они, может исцелить раздор фракций, который настолько расколол город и его правительство, что союз с Флоренцией стал бесполезен для любой иностранной державы, а Флоренция была открыта для внутреннего заговора или внешнего нападения.
По обычаю, установленному инквизицией, в период с 9 апреля по 22 мая экзаменаторы подвергали трех монахов пыткам по разным поводам. Сильвестро сразу же сдался и с такой готовностью ответил, как того хотели экзаменаторы, что его признание было слишком поверхностным, чтобы быть полезным. Доменико сопротивлялся до последнего; замученный до смерти, он продолжал утверждать, что Савонарола — святой без коварства и греха. Савонарола, измотанный и измученный, вскоре потерял сознание под пытками и давал любые ответы, которые ему предлагали. Придя в себя, он отказывался от признания; его снова пытали, и он снова уступал. После трех испытаний его дух сломился, и он подписал сбивчивое признание в том, что не имел божественного вдохновения, что был виновен в гордыне и честолюбии, что призывал иностранные и светские власти созвать всеобщий церковный собор и что замышлял низложение папы. По обвинению в расколе и ереси, в разглашении тайны исповеди в виде притворных видений и пророчеств, в разжигании смуты и беспорядков в государстве, три монаха были приговорены к смерти по единому приговору государства и Церкви. Александр милостиво послал им отпущение грехов.
23 мая 1498 года Республика отцеубийц казнила своего основателя и его товарищей. Небритых и босых их привели на ту же площадь Синьории, где дважды сжигали «тщеславие». Как и тогда, как и в случае с испытанием через суд, на зрелище собралась огромная толпа; но теперь правительство снабжало ее едой и питьем. Один священник спросил Савонаролу: «В каком духе ты переносишь это мученичество?» Он ответил: «Господь много страдал за меня». Он поцеловал распятие, которое нес, и больше не разговаривал. Монахи мужественно шли к своей гибели, Доменико почти радостно пел Te Deum в благодарность за мученическую смерть. Трое мужчин были повешены на виселице, и мальчикам разрешили забрасывать их камнями, когда они задыхались. Под ними разожгли большой костер и сожгли их в пепел. Пепел выбросили в Арно, чтобы не поклоняться ему как мощам святых. Некоторые Пьяньони, не выдержав осуждения, встали на колени на площади, плакали и молились. Каждый год, вплоть до 1703 года, утром после 23 мая на место, где упала горячая кровь монахов, возлагали цветы. Сегодня на мостовой установлена мемориальная доска, отмечающая место самого знаменитого преступления в истории Флоренции.
Савонарола — это Средневековье, перешедшее в Ренессанс, и Ренессанс его погубил. Он видел моральное разложение Италии под влиянием богатства и упадка религиозной веры, и он смело, фанатично, тщетно противостоял чувственному и скептическому духу времени. Он унаследовал нравственный пыл и душевную простоту средневековых святых и казался не на своем месте и не в своей тарелке в мире, который пел дифирамбы заново открытой языческой Греции. Он потерпел неудачу из-за своей интеллектуальной ограниченности и простительного, но раздражающего эгоизма; он преувеличивал свое просвещение и свои возможности и наивно недооценивал задачу противостоять одновременно власти папства и инстинктам людей. По понятным причинам он был потрясен нравами Александра, но был несдержан в своих обличениях и непримирим в своей политике. До Лютера он был протестантом только в том смысле, что призывал к реформе Церкви; он не разделял ни одного из теологических разногласий Лютера. Но память о нем стала силой в протестантском сознании; Лютер назвал его святым. Его влияние на литературу было незначительным, поскольку литература находилась в руках скептиков и реалистов, таких как Макиавелли и Гиччардини; но его влияние на искусство было огромным. Фра Бартоломмео подписал свой портрет монаха: «Портрет Джироламо из Феррары, пророка, посланного Богом». Боттичелли под проповедью Савонаролы обратился от язычества к благочестию. Микеланджело часто слышал монаха и преданно читал его проповеди; именно дух Савонаролы двигал кистью по потолку Сикстинской капеллы и прорисовывал за алтарем страшный Страшный суд.
Величие Савонаролы заключалось в его стремлении совершить нравственную революцию, сделать людей честными, добрыми и справедливыми. Мы знаем, что это самая трудная из всех революций, и не можем удивляться, что Савонарола потерпел неудачу там, где Христос преуспел с таким жалким меньшинством людей. Но мы также знаем, что такая революция — единственная, которая ознаменует реальный прогресс в человеческих делах; и что рядом с ней кровавые перевороты истории — преходящие и неэффективные зрелища, меняющие все, кроме человека.
IV. РЕСПУБЛИКА И МЕДИЧИ: 1498–1534 ГГ
Хаос, который практически свел на нет власть в последние годы правления Савонаролы, не уменьшился после его смерти. Короткий двухмесячный срок, отведенный каждому синьору и гонфалоньеру, привел к суматошной прерывистости в исполнительной власти и склонил приоров к безответственности и коррупции. В 1502 году Совет, в котором доминировала торжествующая олигархия богатых людей, попытался частично преодолеть эту трудность, избрав гонфалоньера пожизненно, чтобы, оставаясь подчиненным синьории и Совету, он мог предстать перед папой и светскими правителями Италии на равных условиях. Первым, кто удостоился этой чести, был Пьетро Содерини, миллионер, дружественный народу, честный патриот, чьи ум и воля не были столь выдающимися, чтобы угрожать Флоренции диктатурой. Он привлек Макиавелли в число своих советников, управлял разумно и экономно и использовал свое состояние, чтобы возобновить покровительство искусству, которое было прервано при Савонароле. При его поддержке Макиавелли заменил наемные войска Флоренции гражданским ополчением, которое в конце концов (1508) заставило Пизу вновь уступить флорентийскому «протекторату».
Но в 1512 году внешняя политика республики привела к катастрофе, которую предсказывал Александр VI. Несмотря на все усилия «Священной лиги» Венеции, Милана, Неаполя и Рима избавить Италию от французских захватчиков, Флоренция продолжала оставаться в союзе с Францией. Когда победа увенчала Лигу, она отомстила Флоренции и послала свои войска, чтобы заменить республиканскую олигархию мединской диктатурой. Флоренция сопротивлялась, и Макиавелли упорно трудился над организацией ее обороны. Ее форпост, Прато, был взят и разграблен, а ополченцы Макиавелли обратились в бегство и от обученных наемников Лиги. Содерини ушел в отставку, чтобы избежать дальнейшего кровопролития. Джулиано Медичи, сын Лоренцо, внеся в казну Лиги 10 000 дукатов (250 000 долларов), вошел во Флоренцию под защиту испанского, немецкого и итальянского оружия; вскоре к нему присоединился его брат, кардинал Джованни; Савонарольская конституция была отменена, и господство Медичи было восстановлено (1512).