Она была в ужасе от того, что увидела в Италии и Франции: Рим, грязный и опустевший; Италию, отделившуюся от Церкви, которая дезертировала во Францию; духовенство, чья мирская жизнь лишила уважения мирян; Францию, уже наполовину разрушенную войной. Уверенная в своей божественной миссии, она в лицо обличала прелатов и понтификов и говорила им, что только возвращение в Рим и к приличиям может спасти Церковь. Сама не умея писать, она, девушка двадцати шести лет, диктовала суровые, но любящие письма на своем простом и мелодичном итальянском языке папам, князьям и государственным деятелям; и почти на каждой странице появлялось пророческое слово Riformazione.30 Ей не удалось с государственными деятелями, но она преуспела с народом. Она радовалась приходу в Рим Урбана V, оплакивала его отъезд, снова жила при появлении Григория XI; она давала хорошие советы Урбану VI, но была потрясена его жестокостью; а когда папский раскол разорвал христианство на две части, она оказалась в числе первых жертв этого невероятного конфликта. Она свела свои трапезы к одному лишь глотку пищи; по легенде, она дошла до такой степени аскетизма, что единственной пищей для нее была освященная облатка, которую она принимала во время причастия. Она потеряла всякую способность сопротивляться болезням; раскол сломил ее волю к жизни, и через два года после его начала она скончалась в возрасте тридцати трех лет (1380). По сей день она является силой добра в Италии, которую она любила только рядом с Христом и Церковью.

В год (1380) и город ее смерти родился святой Бернардино. Традиции Екатерины сформировали его; во время чумы 1400 года он отдавал свои дни и ночи уходу за больными. Вступив во францисканцы, он подал пример послушания строгим правилам ордена. Многие монахи последовали за ним; вместе с ними он основал (1405) францисканцев-обсервантов, или Братьев строгого соблюдения; перед смертью триста монашеских общин приняли его правление. Чистота и благородство его жизни придавали его проповеди неотразимое красноречие. Даже в Риме, население которого было более беззаконным, чем население любого другого города Европы, он привлекал преступников к исповеди, грешников — к покаянию, а закоренелых феодалов — к миру. За семьдесят лет до «Сожжения тщеславия» Савонаролы во Флоренции Бернардино убедил римских мужчин и женщин бросить свои игральные карты, кости, лотерейные билеты, фальшивые волосы, непристойные картинки и книги, даже музыкальные инструменты в гигантский погребальный костер на Капитолии (1424). Через три дня на той же площади была сожжена молодая женщина, обвиненная в колдовстве, и весь Рим собрался на это зрелище.31 Сам святой Бернардино был «самым добросовестным гонителем еретиков».32

Так добро и зло, прекрасное и ужасное смешались в потоке и хаосе христианской жизни. Простой народ Италии оставался довольным средневековьем, в то время как средние и высшие классы, наполовину опьяненные долго хранившимся вином классической культуры, с благородным рвением двигались вперед, создавая Ренессанс и современного человека.

Рис. 1 — ГИОТТО: Полет в Египет; капелла Арена, Падуя PAGE 22

Рис. 2 — Симоне МАРТИНИ: Благовещение; Галерея Уффици, Флоренция PAGE 35

Рис. 3 — Двери баптистерия Лоренцо Гиберти; Флоренция PAGE 91

Рис. 4 — Донателло: Распятие, дерево; Санта Кроче, Флоренция PAGE 95

Рис. 5 — Донателло: Давид, бронза; Барджелло, Флоренция PAGE 93

Рис. 6 — Донателло: Благовещение, песчаник; Санта-Кроче, Флоренция PAGE 95

Рис. 7 — Луча Делла Роббиа: Мадонна с младенцем, терракота; рельеф над порталом Бадии, Флоренция PAGE 97

Рис. 8 — Донателло: Гаттсиелата; Падуя PAGE 94

Рис. 9 — Масаччо: Денежная дань; капелла Бранкаччи, Флоренция PAGE 100

Рис. 10 — FRA ANGELICO: Благовещение; Сан-Марко, Флоренция PAGE 102

Рис. 11 — FRA FILIPPO LIPPI: Дева, поклоняющаяся младенцу; Музей кайзера Фридриха, Берлин PAGE 105

Рис. 12 — АНДРЕЯ ДЕЛЬ ВЕРРОЧИО: Крещение Христа; Галерея Уффици, Флоренция PAGE 131

Рис. 13 — ДОМЕНИКО ГИРЛАНДАЙО: Портрет графа Сассетти(?) с внуком; Лувр, Париж PAGE 130

Рис. 14 — Сандро Ботичелли: Рождение Венеры; Галерея Уффици, Флоренция PAGE 137

Итальянцы называли это наступление эпохи la Rinascita, то есть «Возрождение», потому что для них оно представлялось триумфальным воскрешением классического духа после тысячелетнего варварского перерыва.* Классический мир, считали итальянцы, погиб во время нашествий германцев и гуннов в третьем, четвертом и пятом веках; тяжелая рука готов раздавила увядающий, но все еще прекрасный цветок римского искусства и жизни; «готическое» искусство повторило нашествие, создав неустойчивую и декоративно причудливую архитектуру и грубую, грубую и мрачную скульптуру с унылыми пророками и истощенными святыми. Теперь, по милости времени, эти бородатые готы и эти «длиннобородые» лангобарды влились в доминирующую итальянскую кровь; по милости Витрувия и поучительных руин Римского форума классические колонны и архитравы снова возводили святыни и дворцы с трезвым достоинством; По милости Петрарки и сотни итальянских ученых заново открытые классики вернут литературе Италии чистоту и точность прозы Цицерона и плавную музыку стиха Вергилия. Солнечный свет итальянского духа прорвется сквозь северные туманы; мужчины и женщины вырвутся из тюрьмы средневекового страха; они будут поклоняться красоте во всех ее проявлениях и наполнят воздух радостью воскрешения. Италия снова станет молодой.

Люди, которые так говорили, были слишком близки к этому событию, чтобы увидеть «Возрождение» в исторической перспективе или в запутанном многообразии его составляющих. Но для того чтобы наступило Возрождение, потребовалось нечто большее, чем возрождение античности. Прежде всего, потребовались деньги — вонючие буржуазные деньги: прибыль умелых менеджеров и недоплаченный труд; опасные путешествия на Восток и трудоемкие переходы через Альпы, чтобы покупать товары дешево и продавать их дорого; тщательные расчеты, инвестиции и займы; проценты и дивиденды, накопленные, пока не появились излишки, которые можно было отвлечь от удовольствий плоти, от покупки сенатов, синьоров и любовниц, чтобы заплатить Микеланджело или Тициану, чтобы превратить богатство в красоту и одухотворить состояние дыханием искусства. Деньги — корень всей цивилизации. Средства купцов, банкиров и церкви оплачивали манускрипты, которые возродили античность. Не эти манускрипты освободили ум и чувства Ренессанса; это был секуляризм, возникший благодаря росту среднего класса; это был рост университетов, знаний и философии, реалистическое оттачивание ума изучением права, расширение кругозора за счет более широкого знакомства с миром. Сомневаясь в догмах церкви, не страшась больше ада и видя, что духовенство так же эпикурействует, как и миряне, образованный итальянец освободился от интеллектуальных и этических ограничений; его раскрепощенные чувства пришли в неописуемый восторг от всех воплощений красоты в женщине, мужчине и искусстве; новая свобода сделала его творческим на протяжении удивительного века (1434–1534), прежде чем уничтожить его моральным хаосом, дезинтегрирующим индивидуализмом и национальным рабством. Перерыв между двумя дисциплинами стал эпохой Возрождения.