Карл, по-прежнему оставаясь в Испании и передвигая свои пешки с помощью магического пульта, поручил своим агентам собрать новую армию. Они обратились к тирольскому кондотьеру Георгу фон Фрундсбергу, уже прославившемуся подвигами ландскнехтов — немецких наемников, которые сражались под его началом. Карл мог предложить мало денег, но его агенты обещали богатую добычу в Италии. Фрундсберг номинально оставался католиком, но он симпатизировал Лютеру и ненавидел Климента как предателя империи. Он заложил свой замок, другие владения, даже украшения своей жены; на полученные 38 000 гульденов он собрал около 10 000 человек, жаждущих приключений и грабежей и не прочь сломать копье о папскую голову; некоторые из них, как говорили, несли петлю, чтобы повесить Папу.32 В ноябре 1526 года эта импровизированная армия пересекла горы и спустилась к Брешии. Альфонсо Феррарский отплатил папству за его многочисленные попытки низложить его, прислав Фрундсбергу четыре своих самых мощных пушки. Под Брешией Джованни делле Банде Нере был ранен в стычке с захватчиками; он умер в Мантуе 30 ноября в возрасте двадцати восьми лет. Герцогу Урбинскому уже никто не мешал.

Фрундсберг переправился через По, когда Джованни умер, и опустошил плодородные поля Ломбардии так эффективно, что три года спустя английские послы назвали эту местность «самой жалкой страной, которая когда-либо была в христианстве».33 В Милане имперским командующим стал Карл, герцог Бурбонский; созданный коннетаблем Франции за храбрость при Мариньяно, он выступил против Франциска, когда мать короля, как он считал, обманом лишила его причитающихся ему земель; он перешел на сторону императора, участвовал в поражении Франциска при Павии и стал герцогом Миланским. Теперь, чтобы собрать и оплатить еще одну армию для Карла, он обложил миланцев налогами буквально до смерти. Он писал императору, что обескровил город. Его солдаты, натравленные на жителей, так издевались над ними воровством, жестокостью и изнасилованиями, что многие миланцы вешались или бросались с высоких мест на улицы.34 В начале февраля 1527 года Бурбон вывел свою армию из Милана и соединил ее с армией Фрундсберга у Пьяченцы. Объединенная орда, насчитывавшая теперь около 22 000 человек, двинулась на восток по Виа Эмилия, обходя стороной укрепленные города, но грабя на своем пути и оставляя за собой пустую сельскую местность.

Когда Клименту стало ясно, что у него нет достаточных сил, чтобы остановить этих захватчиков, он обратился к Ланнуа с просьбой заключить перемирие. Вице-король прибыл из Неаполя и разработал условия перемирия на восемь месяцев: Климент и Колонна прекратили войну и обменялись своими завоеваниями, а папа выделил 60 000 дукатов, которыми подкупил армию Фрундсберга, чтобы она держалась подальше от папских земель. Затем, полагая, что Фрундсберг и Бурбон выполнят соглашение, подписанное имперским наместником, Климент сократил свою римскую армию до трехсот человек. Но разбойники Бурбона закричали от ярости, услышав условия перемирия. Четыре месяца они терпели тысячи лишений только в надежде разграбить Рим; большинство из них теперь были в лохмотьях, многие — без обуви, все голодали, ни один не получал жалованья; они отказались откупаться жалкими 60 000 дукатов, из которых, как они знали, до них дойдет лишь малая часть. Опасаясь, что Бурбон подпишет перемирие, они осадили его палатку, крича: «Платите! Платите!» Он спрятался в другом месте, а они разграбили его палатку. Фрундсберг попытался успокоить их, но во время его призыва с ним случился апоплексический удар; он больше не принимал участия в кампании и умер через год. Бурбон принял командование, но только после того, как согласился на поход на Рим. 29 марта он отправил Ланнуа и Клименту сообщения о том, что не может сдерживать своих людей и что перемирие неизбежно закончится.

Теперь, наконец, Рим осознал, что он — намеченная и беспомощная добыча. В Страстной четверг (8 апреля), когда Климент давал свое благословение 10-тысячной толпе перед собором Святого Петра, фанатик, одетый в кожаный фартук, взобрался на статую Святого Павла и крикнул Папе: «Ты, ублюдок Содома! За грехи твои Рим будет разрушен. Покайся и обратись! Если ты не веришь мне, через четырнадцать дней ты увидишь». В канун Пасхи этот дикий изверг — Бартоломмео Карози, прозванный Брандано, — прошел по улицам с криком: «Рим, кайся! С тобой поступят так же, как Бог поступил с Содомом и Гоморрой».35

Бурбон, возможно, надеясь удовлетворить своих людей увеличенной суммой, послал Клименту требование о 240 000 дукатов; Климент ответил, что не может собрать такой выкуп. Орда двинулась на Флоренцию, но герцог Урбино, Гвиччардини и маркиз Салуццо привели достаточно войск, чтобы эффективно укрепить ее укрепления; орда повернула назад и двинулась по дороге на Рим. Климент, не найдя спасения в перемирии, вновь присоединился к Коньякской лиге против Карла и обратился за помощью к Франции. Он обратился к богатым людям Рима с просьбой внести средства в фонд обороны; они ответили робко и предложили, что лучшим планом будет продажа красных шапок. До сих пор Климент не продавал назначений в коллегию кардиналов, но когда армия Бурбона достигла Витербо, расположенного всего в сорока двух милях от Рима, он уступил и продал шесть кандидатур. Не успели номинанты расплатиться, как из окон Ватикана Папа увидел, как голодная стая наступает на Неронские поля. Теперь у него было около 4000 солдат, чтобы защитить Рим от нападения 20 000 человек.

6 мая толпа Бурбона подошла к стенам под прикрытием тумана. Они были отбиты фузиллией; сам Бурбон был ранен и умер почти мгновенно. Но от повторной атаки нападавших было уже не удержать; им оставалось только захватить Рим или умереть с голоду. Они нашли слабозащищенную позицию, прорвали ее и ворвались в город. Римское ополчение и швейцарские гвардейцы храбро сражались, но были уничтожены. Климент, большинство кардиналов-резидентов и сотни чиновников бежали в Сант-Анджело, откуда Челлини и другие пытались остановить нашествие артиллерийским огнем. Но рой наступал с разных сторон, некоторые были скрыты туманом, другие так смешались с беглецами, что пушки замка не могли поразить их, не убив деморализованных жителей. Вскоре захватчики взяли город на мушку.

Проносясь по улицам города, они убивали без разбора всех мужчин, женщин и детей, которые попадались им на пути. Пробудив в себе жажду крови, они вошли в больницу и сиротский приют Санто-Спирито и перебили почти всех пациентов. Они ворвались в собор Святого Петра и перебили всех, кто искал там убежища. Они разграбили все церкви и монастыри, которые смогли найти, а некоторые превратили в конюшни; сотни священников, монахов, епископов и архиепископов были убиты. Собор Святого Петра и Ватикан были разграблены сверху донизу, а в станце Рафаэля привязали лошадей.36 Все жилища в Риме были разграблены, а многие сожжены, за двумя исключениями: Канчеллерия, которую занимал кардинал Колонна, и Палаццо Колонна, в котором нашли убежище Изабелла д'Эсте и несколько богатых купцов; они заплатили 50 000 дукатов предводителям толпы за свободу от нападения, а затем приняли в своих стенах две тысячи беженцев. Каждый дворец платил выкуп за защиту, чтобы впоследствии столкнуться с нападением других толп и снова заплатить выкуп. В большинстве домов все жильцы должны были выкупить свои жизни по установленной цене; если они не платили, их пытали; тысячи людей были убиты; детей выбрасывали из высоких окон, чтобы вырвать из тайны родительские сбережения; некоторые улицы были усеяны трупами. Миллионер Доменико Массими видел, как убивали его сыновей, как насиловали его дочь, как сжигали его дом, а затем был убит сам. «Во всем городе, — говорится в одном из отчетов, — не было ни одной души старше трех лет, которой не пришлось бы покупать свою безопасность».37

Из победившей толпы половина была немцами, большинство из которых были убеждены, что папы и кардиналы — воры, а богатства римской церкви — это кража у народов и скандал на весь мир. Чтобы уменьшить этот скандал, они захватили все движимые церковные ценности, включая священные сосуды и произведения искусства, и унесли их на переплавку, выкуп или продажу; реликвии, однако, они оставили разбросанными по полу. Один солдат нарядился папой, другие надели шапки кардиналов и целовали ему ноги; толпа в Ватикане провозгласила Лютера папой. Лютеране среди захватчиков получали особое удовольствие, грабя кардиналов, требуя с них большие выкупы в качестве цены за их жизни и обучая их новым ритуалам. Некоторые кардиналы, говорит Гиччардини, «были посажены на кустарниковых зверей, ехали с откинутыми назад лицами, в привычках и знаках своего достоинства, и их водили по всему Риму с величайшей насмешкой и презрением. Некоторых, неспособных собрать весь требуемый выкуп, так пытали, что они умирали там и тогда или в течение нескольких дней».38 Одного кардинала опустили в могилу и сказали, что его похоронят заживо, если в течение указанного времени не будет принесен выкуп; он пришел в последний момент.39 С испанскими и немецкими кардиналами, которые считали себя в безопасности от своих соотечественников, обращались так же, как и с остальными. Монахини и добропорядочные женщины подвергались насилию на месте или были уведены для распутной жестокости в различные убежища орды.40 Женщины подвергались насилию на глазах у своих мужей или отцов. Многие молодые женщины, отчаявшись после изнасилования, утопились в Тибре.41