Представьте, как юноша с предыдущего портрета в шестнадцать лет переезжает из тихого и спокойного Урбино в Перуджу, где царили деспотизм и насилие. Но там был Перуджино, слава которого заполнила всю Италию; дяди-опекуны Раффаэлло чувствовали, что явный талант мальчика заслуживает обучения у лучших живописцев Италии. Они могли бы отправить его к Леонардо во Флоренцию, где он мог бы проникнуться эзотерическими знаниями этого мастера; но в великом флорентийце было что-то особенное, что-то левостороннее — буквально зловещее — в его любви, что тревожило всех добрых дядюшек. Перуджа была ближе к Урбино, и Перуджино возвращался в Перуджу (1499), предположительно, со всеми техническими приемами флорентийских живописцев на кончиках своих кистей. Так в течение трех лет красивый юноша работал у Пьетро Ваннуччи, помогал ему украшать Камбио, осваивал его секреты и учился рисовать девственниц, таких же голубых и благочестивых, как и сам Перуджино. Умбрийские холмы — прежде всего вокруг Ассизи, который Рафаэль мог видеть с Перуджийского плато, — дали учителю и ученику множество таких простых и преданных матерей, прекрасных в своих формах юности, но закаленных в доверчивом благочестии воздухом францисканцев, которым они дышали.
Когда Перуджино снова отправился во Флоренцию (1502), Рафаэль остался в Перудже и стал наследником спроса, который его мастер развил на религиозные картины. В 1503 году он написал для церкви Святого Франциска «Коронацию Богородицы», которая сейчас находится в Ватикане: апостолы и Магдалина, стоящие вокруг пустого саркофага, смотрят вверх, туда, где на облачном покрытии Христос возлагает корону на голову Марии, а изящные ангелы празднуют ее под музыку лютни и тамбуринов. На картине много признаков незрелости: головы недостаточно индивидуализированы, лица невыразительны, руки плохо сформированы, пальцы жесткие, а сам Христос, явно старше своей прелестной матери, двигается так же неловко, как выпускник школы. Но в ангелах-музыкантах — в грации их движений, в потоке их драпировок, в мягких очертаниях их черт — Рафаэль дает залог своего будущего.
Картина, очевидно, имела успех, так как в следующем году другая церковь Сан-Франческо в Читта-ди-Кастелло, примерно в тридцати милях от Перуджи, заказала у него похожую картину — Спозалицио, или Венчание Девы Марии (Брера). Она повторяет некоторые фигуры из предыдущей картины и копирует форму аналогичной картины Перуджино. Но сама Богородица теперь имеет особый отпечаток и изящество женщин Рафаэля — скромно склоненная голова, овальное лицо, нежное и скромное, плавный изгиб плеча, руки и одеяния; за ней женщина более пышная и живая, белокурая и прекрасная; справа юноша в облегающем одеянии показывает, что Рафаэль тщательно изучал человеческую форму; и теперь все руки хорошо прорисованы, а некоторые и прекрасны.
Примерно в это время Пинтуриккьо, познакомившийся с Рафаэлем в Перудже, пригласил его в Сиену в качестве помощника. Там Рафаэль сделал эскизы и карикатуры для некоторых из блестящих фресок, с помощью которых Пинтуриккьо в библиотеке собора рассказал такие части истории Энея Сильвия, которые подобали папе римскому. В этой библиотеке Рафаэля поразила античная скульптурная группа «Три грации», которую кардинал Пикколомини привез из Рима в Сиену; молодой художник сделал с нее поспешный рисунок, очевидно, чтобы помочь своей памяти. Похоже, что в этих трех обнаженных женщинах он увидел мир и мораль, отличные от тех, что были внушены ему в Урбино и Перудже, — мир, в котором женщина была радостной богиней красоты, а не скорбной Богоматерью, и в котором поклонение красоте считалось столь же законным, как и возвеличивание чистоты и невинности. Языческая сторона Рафаэля, которая позже будет рисовать розовощеких натурщиц в ванной кардинала и помещать греческих философов рядом с христианскими святыми в покоях Ватикана, теперь развивалась в тихой компании с той стороной его натуры и его искусства, которая создаст Мессу в Больсене и Сикстинскую Мадонну. В Рафаэле, как ни в каком другом герое Возрождения, христианская вера и языческое возрождение будут жить в гармоничном мире.
Незадолго до или после визита в Сиену он ненадолго вернулся в Урбино. Там он написал для Гвидобальдо две картины, которые, вероятно, символизировали триумф герцога над Цезарем Борджиа: «Святой Михаил» и «Святой Георгий», которые сейчас находятся в Лувре. Никогда прежде, насколько нам известно, художнику не удавалось так хорошо изобразить действие; фигура Святого Георгия, отводящего меч назад для удара, в то время как его конь вздымается в ужасе, а дракон когтит ногу рыцаря, поражает своей энергией и в то же время радует своим изяществом. Рафаэль-рисовальщик вступал в свои права.
И теперь Флоренция звала его, как звала Перуджино и сотню других молодых живописцев. Ему казалось, что если он не поживет некоторое время в этом стимулирующем улье конкуренции и критики и не узнает из первых рук о последних достижениях в области линии, композиции и цвета, фрески, темперы и масла, то никогда не станет больше, чем провинциальным художником, талантливым, но ограниченным, и обреченным в конце концов на безвестное домашнее существование в городе, где он родился. В конце 1504 года он отправился во Флоренцию.
Он вел себя там со свойственной ему скромностью; изучал древние скульптуры и архитектурные фрагменты, собранные в городе; ходил в Кармине и копировал Масаччо; искал и просматривал знаменитые карикатуры, которые Леонардо и Микеланджело сделали для картин в Зале Совета в Палаццо Веккьо. Возможно, он встретил Леонардо; конечно, на какое-то время он поддался влиянию этого неуловимого мастера. Теперь ему казалось, что рядом с «Поклонением волхвов» Леонардо, «Моной Лизой», «Девой, младенцем и святой Анной» картины феррарской, болонской, сиенской, урбинской школ поражали суровостью смерти, и даже мадонны Перуджино были милыми куклами, незрелыми деревенскими девушками, внезапно наделенными бесконгениальной божественностью. Откуда у Леонардо такое изящество линий, такая тонкость лика, такие оттенки колорита? В портрете Маддалены Дони (Питти) Рафаэль явно подражал Моне Лизе; он опустил улыбку, поскольку у мадонны Дони ее, очевидно, не было; но он хорошо передал крепкую фигуру флорентийской матроны, мягкие, пухлые, окольцованные руки денежной легкости, богатое плетение и цвет одежд, которые подчеркивали ее форму. Примерно в то же время он изобразил ее мужа, Анджело Дони, мрачного, настороженного и сурового.
От Леонардо он перешел к фра Бартоломмео, посетил его в келье на Сан-Марко, удивился нежной экспрессии, теплому чувству, мягким контурам, гармоничной композиции, глубоким, насыщенным цветам искусства меланхоличного монаха. Фра Бартоломмео посетит Рафаэля в Риме в 1514 году и в свою очередь удивится стремительному восхождению скромного художника на вершину славы в столице христианского мира. Рафаэль стал великим отчасти потому, что умел воровать с невинностью Шекспира, пробовать один метод и манеру за другим, брать от каждого ценный элемент и соединять эти находки в лихорадке творчества в безошибочно свой собственный стиль. Понемногу он впитывал богатые традиции итальянской живописи; вскоре он воплотит их в жизнь.
Уже в этот флорентийский период (1504–5, 1506–7) он пишет картины, известные теперь во всем христианстве и за его пределами. В Будапештском музее хранится «Портрет молодого человека», возможно, автопортрет, с таким же беретом и боковым взглядом глаз, как на авторитратто в галерее Питти. Когда Рафаэлю было всего двадцать три года, он написал прекрасную Мадонну дель Грандука (Питти), чье идеально овальное лицо, шелковистые волосы, маленький рот и леонардовские веки, опущенные в задумчивости, обрамлены теплым контрастом зеленой вуали и красного одеяния; Фердинанд II, великий герцог Тосканы, находил такое удовольствие в созерцании этой картины, что брал ее с собой в путешествия, отсюда и ее название. Столь же прекрасна «Мадонна дель Карделино со златокудрой птицей» (Уффици); Младенец Иисус не является шедевром замысла и дизайна, но игривый Святой Иоанн, триумфально прибывающий с пойманной птицей, радует ум и глаз, а лицо Богородицы — незабываемое изображение терпимой нежности молодой матери. Рафаэль подарил эту картину Лоренцо Наси на свадьбу; в 1547 году землетрясение разрушило особняк Наси и разбило картину на фрагменты; фрагменты были так ловко воссоединены, что только Беренсон, увидев ее в Уффици, смог догадаться о ее превратностях. Мадонна на лугу» (Вена) — менее удачный вариант; однако и здесь Рафаэль дает нам замечательный пейзаж, омытый мягким голубым светом вечера, спокойно падающим на зеленые поля, неспешный ручей, возвышающийся город и далекие холмы. Картина «Прекрасная садовница» (Лувр) едва ли заслуживает звания самой известной из флорентийских Мадонн; она почти дублирует Мадонну луга, делает Крестителя нелепым с носа до пят и искупается лишь идеальным Младенцем, стоящим с пухлыми ножками на босой ступне Девы и смотрящим на нее с любящим доверием. Последней и самой амбициозной из них в этот период была Мадонна дель Балдаккино (Питти) — Богоматерь, восседающая под балдахином (baldacchino), с двумя ангелами, распускающими его складки, двумя святыми по бокам, двумя ангелами, поющими у ее ног; в целом обычное представление, знаменитое только потому, что оно принадлежит Рафаэлю.
