В разогнанном сознании юноши совершаемые врагом действия были замечены. Интуиция его, несмотря на то, что смысл вражеских приготовлений он не понимал, завопила о смертельной тревоге. И оттого за мгновение до произошедшей детонации он крайне резко отскочил назад от своей загнанной жертвы и сразу же защитился. Однако так поступил лишь только он один, ведь его забывшиеся в азарте сражения, разгорячённые и ретивые жёны, увидев удручающее состояние своего оппонента, устремились прямо к нему, желая снести тому голову третьей одновременной атакой. И мысленный крик отступиться их не остановил.
Всего миг отделил все прошлые события от будущих.
Врыв яркого белого света, породившись диаметром примерно в десяток метров, буквально развоплотил всё, что попалось на пути его молниеносного распространения, укрыв это бедное пространство сферой буйствующе-наэлектризованного, белого пара.
Ветер вокруг гудел свирепыми завываниями и стенаниями по местности. Воздух, казалось, накалился от остаточной ударной волны и теперь пытался остыть. Звуки скорбной тишины разносились по округе, неся в себе лишь тихий треск исчезающих в пустоте синих разрядов, будто бы пытающихся зацепиться за этот Мир своими мерцающими электрическими ветвями.
Стоящий под пропадающим от перенапряжения энерго-барьером Юпокритикос, до сих пор находящийся в симбиозе с паразитом, высасывающим из него всю жизнь, невольно в который раз за этот бой закашлялся и, облокотившись на древко копья, едва устоял на ногах. Сил у него, к прискорбию, после сдерживания щита под мощью, обрушившейся на него, осталось крайне мало. И, что поражало его в этой обстановке, подобное случилось с ним впервые, ведь на свою полубожественную выносливость жаловаться ему никогда раньше не приходилось. Однако же, увы, бой не был окончен, и потому кому-то необходимо было поставить точку в этом затянувшемся сражении.
Крылатый чемпион, пошатываясь и тяжело дыша, неспешно пошёл вперёд, постепенно погружаясь в серый и удручающий туман всё дальше и ещё глубже. Длинное копьё его впивалось в землю, а сам он опирался на него и просто брёл, пытаясь не чувствовать ту режущую его боль, кою доставляло инфернальное создание, что должно было служить ему, но пользовалось его слабостью и пыталось пожрать, всё сильнее врезаясь своими шипами в желанное нутро. Избавиться же от этой твари теперь просто так было невозможно, ибо она будет сопротивляться ему изо всех сил, отчего в сложившейся ситуации он банально потеряет над ней контроль и проиграет, став тем, что называют «крамольным древом».
Хриплый и трудный, грудной вздох раздался где-то неподалёку от него, прерванный на почти неслышный, болезненный стон. Юноша всмотрелся в пелену, окружавшую его, и средь белёсого мрака, опадающего на выжженную, чёрную почву, увидел одну из своих супруг.
Она скрюченно и сжавшись лежала на обугленном боку, а всё тело её маленькое, одетое теперь в обгоревшее и разорванное, некогда завораживающее «боевое платье», было полно обожжено и оттого повсюду окровавлено. Глаза же её недавно красивые отныне спеклись, полопавшись от жара в глазницах подобно спелым ягодам и истеча наружу грязно-красными слезами по опалённым почти до черноты щекам. Волосы, крылья, былая безупречность, – всё это тоже было нещадно выжжено на ней и почти полностью обращено в угольную, осыпающуюся вместе с сухой кровью золу.
«Ущербность» – вот, что подумал нарцистичный муж её, смотря на жалкое тело, чья хозяйка вновь оказалась обычной дурой, не способной даже на то, чтобы просто, когда это нужно, послушать своего умного господина. Впрочем, ему было всё равно, но фея, словно бы ощутив на себе его взгляд, дрожа и пребывая в дикой агонии боли, повернула к нему свою трясущуюся голову с отсутствующими глазами и попыталась потрескавшимися тёмными губами что-то произнести. Однако в этом не было смысла.
Взмах копья и его жало, пробивая женский, хрупкий череп, вонзается прямиком в ничего не успевший понять мозг. Безвольное, ранее дивное тельце этой юной феи, как прежде заведённая жизнью кукла, утратившая весь свой последний остаток завода, без каких-то противных движений глухо припала к земле и замерла уже так навсегда.
Юноша не смотрел на остатки того, что было когда-то ему беззаветно предано; лишь его руки сильнее надавили на орудие, жадно впитывающее в себе все без остатка телесные жидкости мёртвой феи. Разум его уставший постепенно восстанавливался, плотские раны и изнеможение исцелялись, а душа продолжала впитывать ту энергию, что была переработанной жизнью теперь бесполезной тупой болванки, лежащей у ног.
В какой-то момент, что настал весьма быстро, всё этой истерзание завершилось, и чемпион, ощущая свои отчасти возвратившиеся силы, вновь продолжил свой путь, дабы достичь находящегося где-то там, совсем недалеко впереди, ждущего его врага. Однако же предыдущая картина вновь повторилась, и он снова узрел одну из жён, – первую по старшинству в их женской иерархии и последнюю из всех троих.
Его сердце тоже было холодно к ней, и она, наверное, как и две её «сестры», всегда это понимала. Однако какое дело всем до твоих чувств, когда есть святой долг, когда есть единые стремления, и когда есть «божественная воля»…
Лежа на бренном, разрыхленном от взрыва, всё ещё тёплом грунте, она дрожала. Всегда тренируемые ею мышцы, постоянно укрепляемое эликсирами красивое тело, – всё это теперь не имело никакого значения пред тем, что она провалила свою миссию. Умереть ради Богини – это стоит дорого, но ещё дороже стоит заслужить её уважение. И сейчас, в этом бою, вероятно, она оскорбила её своей неоправданной ошибкой, приведшей к такому безысходному состоянию.
В отличие от своей второй сестры, ей удалось защититься от магической мощи, высвобожденной так неожиданно, чуть лучше, хоть и также губительно и безнадёжно. Амулеты сдерживания из-за того, что она была немного дальше от эпицентра, сработали более эффективно и продержались под обрушившейся на них тиранией огня на несколько секунд дольше. И по итогу, хотя всё тело её было обожжено и обуглено, находясь в предсмертном виде, зрения она лишилась, пусть и невозвратимо фатально, неполностью, ибо каким-то чудом один полувидящий теперь глаз её всё-таки уцелел. И потому приближение к ней невысокой тени от едва различимой, знакомой фигуры, она заметила довольно скоро, отчего лишь смиренно ожидала, когда та, наконец, неспешно подойдёт.
– У-у-бей… – прошептала фея прерывающимся на болезненный вздох голосом. – У-у-бей… м-ме-н-ня… – с алых губ её медленно текла едкая и вязкая, тёмная кровь. – Я-а-а… п-п-о-две-л-ла… т-те-б-бя… и… – договорить она, к сожалению, не успела.
Юноша резко и безжалостно вонзил в её едва уцелевшую глазницу своё копьё, безразлично начав вновь высасывать из своего инструмента всё то полезное для себя, что теперь было ему необходимо, дабы продолжить жить. А сполна насытившись, обратив при этом свою бывшую супругу в ненужную кучу костей, бескровной кожицы и прожитого воспоминания, он на мгновение отстранился, взглянув на тусклое солнце, и снова двинулся во мглу тумана, дабы поквитаться с гадкой и мёртвой зверолюдкой, что доставила ему столько неприятностей.
Земля под ногами его хрустела от пережитого жара и отдавала запахом гари, угольки на ней трещали и сминались под его неровным шагом, а сам он просто шёл, стараясь не думать ни о чём. Это задание его ласковой Матери оказалось коварным; однако, пожалуй, именно поэтому она поручила его ему, своему лучшему сыну. Следовательно, от него требуется оправдать возложенные ожидания и подтвердить то, что как аватар для божественных помыслов – он самый правильный кандидат из всех.
Спустя же ещё несколько десятков пройдённых вглубь метров, он остановился, ведь недалеко от него в белых клубах пара, смешанного с грязной, парящей палью, почти незаметно мерцал золотым остаточным светом искомый им силуэт оборотницы.
Эта тварь, незаметно покачиваясь от дующего ветра, стояла на одном колене, стараясь, по-видимому, не терять своего псевдо-сознания и быть готовой ко встрече, что сейчас случится и быстро завершится её кончиной. На шее же её маняще тонкой, презренно блестел в рубиново-изумрудных цветах маленький обсидиановый амулет, ради которого всё свершившееся здесь злополучно и произошло.
