– И тебя не пугает то, что мы можем там найти? – пробубнил вопрошающе низкорослый воин, что и начал данную полемику.

Ассасин, не разнимая рук за поясницей и продолжая стоять, прижавшись к холодной и неровной, рыхлой стенке, как-то по-спокойному умиротворённо выдохнул воздух, крайне похожий на испаряющуюся кровь:

– В нашей власти лишь стать свидетелями этого явления… – он обвёл всех притуплённым и безмятежным взором. – И никакая подготовка, увы, не поможет нам, – а в его словах содержалась истина об их положении: о добыче, что попалась в ловушку, выход из которой намеренно не захлопывают и показывают. – Страх же… – все ощутили иронию. – Страх сопровождает каждого из нас; страх – это данность…

Миризонтас, что, как и остальные его спутники, слушал эту речь, в какой-то момент понял кое-что важное для себя. А именно то, что ему абсолютно без разницы, умрёт он в этом инфернальном кладбище или нет. Его интересовало и им движило лишь одно, а потому он первым нарушил застоявшийся покой и двинулся в тёмный сводчатый проход, перед которым всего на мгновение замер.

– Простите, если из-за меня вас здесь не станет, – произнёс он негромко, с искренним сожалением. – Но я обязан дойти до конца, – по его щеке медленно и незаметно сползла капля, затерявшаяся после где-то во мраке. – И даже если мне не суждено уже найти своих живых друзей, – с печалью его шаг вновь продолжился, – я обязан сделать всё, чтоб завершить эту миссию, хотя бы за них…

Люди на краткий миг поддались обдумыванию открывшихся им чужих чувств, а затем, внутренне согласившись с ними и приняв их, двинулись по-свойски и без колебаний за одиноким разведчиком.

Старик же вновь погладил бороду:

– Похвальное решение… – голос его был тих и наполнен воспоминаниями о выцветших циклах своей прошедшей жизненной эпохи.

Ассасин же в ответ на это лишь повторно цыкнул:

– Молодёжь нынче ничуть не хуже, чем в твои времена, – окончил он его мысль.

…

А через полдня, ибо эта составная группа авантюристов всё ещё не имела достаточной возможности устать, была хорошо оснащена и могла позволить себе более-менее точно отслеживать время, – наёмники, вызвавшиеся в эту экстренную миссию, действительно достигли уничтоженного логова кобольдов.

Самих тел главарей здесь уже не было, от них остались лишь примечательно-иссушённые потроха и прах серо-бурого цвета, разбросанный неровными кучками в небольшом радиусе друг от друга. Однако основное внимание, помимо прочих гоблинских и гремлинских ошмётков, приковывали к себе не эти мифические остатки когда-то сильных тварей. Интерес представляли повреждённые и частично-стёртые ритуальные пентаграммы, начерченные кровью на полу прямо под поверженными «вассалами жадности».

Люди не могли полноценно понять смысл этих обнаруженных ритуалов, не могли понять точный принцип их работы, но по знакомым признакам могли определённо сказать, что в их основе были жертвоприношения и крамольная инферна. И этот факт не сулил ничего хорошего для настоящего мира.

…

Спустя же ещё несколько часов после исследования найденного логова, а затем продолжения странствия по тёмным и сырым, но по-прежнему «обезжизненным туннелям», члены отрядного сборища, имеющие повышенную чувствительность, засекли в нескольких километрах впереди и, судя по ощущениям, весьма выше, немногочисленное скопление живых существ. Но самым волнительным обстоятельством в этом событии было то, что они также засекли там и присутствие очередного отродья Инфернума.

– Тоже третий ранг, не меньше… – произнесли синхронно и со страхом несколько опытных магов.

Я видел многие из ваших глаз,

Я видел в них позывы жара, что немые...

Я слышал горн стыда вокруг из раза в раз,

Я ощущал, что жертвы, все вы, для меня отныне...

***

Что такое вожделение..? Что скрывает в себе оно поистине и что несёт из себя? Только ли похоть и страсть сочится из него, или же там, под покровом стонов и утех, разрастается в нём нечто более иное?

…

Когда-то давно одна незначительная сущность, не способная хоть как-то себя осознавать и движимая краткими лишь инстинктами, почуяла среди едкого и всепроникающего, родного для себя пласта Инфернума, дурманящий и чадящий, едва уловимый путь. Сущность эта поддалась ему и в тот же миг пространствовала по его влекущему флёру. Она пробиралась в этом позыве сквозь расстояния, непонятные своему псевдоразуму, преодолевала собой через пропускаемое время периодические заслоны в прорехах мирозданческих тканей; и, в конце концов, проникла куда-то туда, где всё её естество начало дрожать. Но она тряслась не от страха, нет…

Она, наконец-то, почувствовала, как её неосязаемое чрево насыщается…

Гормоны, соблазнения, спаривания, размножения и нескончаемое повторение…

Всё вокруг неё было доселе невиданной ею «жизнью», и всё это было удивительным и постоянным источником того, из чего и в чём она, как сущность, была образована и явлена в инферну.

И ещё никогда это почти неразумное «образование» не ощущало себя настолько хорошо. Ведь там, откуда оно прибыло, можно было перебиваться лишь скудной и пресной энергией, а чтобы расти, требовалось поглощать себе подобных «самосозданий», которые и сами были бы не прочь тебя употребить. Здесь же…

В этом пространстве всё кишело дармовой, не замечаемой никем «субстанцией», и сущность рефлекторно стала этим пользоваться, дабы полностью прокормиться в первый раз в своём бытии и удовлетворить себя впрок.

Её первые годы нахождения здесь, в изобилии естественных стремлений животных желаний, не могли не повлиять на неё положительно. И если вначале она была лишь бесформенной и бестелесной массой чего-то, то вскоре изменения и преобразования захватили то, что можно было бы назвать её энергетической природой.

Насыщение, уплотнение, развитие, рост…

И в некоторой степени инородная для окружающего мира сущность обрела в нём в какой-то момент свою малообъёмную и мизерную, но удивительную «плоть», а вместе с ней получила и подобие мозга, содержащего зачатки хоть и примитивно-звериного, однако, всё же – интеллекта.

…

Таких, как она, согласно глоссарию инфернальных тварей, звали «вейлами».

Насекомоподобные, мелкие и проворные паразиты, что имеют красивые крылья и способны питаться сексуальной энергией, выделение которой усиливают разбрасываемой и невидимой, дурманящей пыльцой.

«Уже не просто сущность» не отличалась в этих повадках от своих сородичей, коих всё же встречала иногда здесь, в укромном пролеске. Но, тем не менее, в ней было нечто уникальное; то, что делало её непохожей на своё «племя».

Интерес. Подсознательный, глубинный, он заставлял её, порой, анализировать обстановку, улавливать причинно-следственные связи, приходить к наипростейшим выводам. И совершать необычные для вейловских представителей поступки.

Ей, как и многим иным индивидам, пусть и неосознанно, но хотелось стать лучше. И указанный интерес, являющийся её особенностью, направлял своё подмечающее всё внимание на этот аспект, подсказывая нужные решения и подталкивая к ним.

Она стала использовать свою пыльцевую смесь, коя крайне медленно и по чуть-чуть вырабатывалась, аккуратнее и экономнее. Тратить этот ограниченный инструмент на маленьких зверей было неэффективно, отдача ощущалась для неё слабо, недостаточно.

Оттого её целями стали крупные животные виды, ибо, как показали наблюдения, их процесс совокупления был намного дольше, приносил больше энергии сладкого порока, а вдобавок, та ощущалась питательнее.

А потом, в один момент, ей повстречались люди: ещё весьма юные девушка и парень, собиравшие различные плоды леса…

…

Смотря на них, скрывшись в листве деревьев, в маленьком чудовище всё отчётливее проявлялось любопытство. Эти двое как-то отличались от других живых существ. В них чувства словно бы подавлялись «рациональностью», что не так давно стала более понятна и привычна для этого дитя инферны. Однако же встретить таких особей было ново для него, и оно хотел узнать, что будет, если суметь воздействовать на них своим «орудием».