Писто Полемисти, порядочный человек и доблестный воин, тяжело дышал, оперевшись о каменный выступ и держа два своих перекрещенных меча, коими одновременно орудовал с большим знанием и давним опытом.

Во время продвижения он шёл прямо за нами, а потому, как лидеру средь своих напарников, ему доставалось чрезмерно много первичных нападок. Его же металлическая броня, сделанная из добротных стальных сплавов, была в данный момент во многих местах изрезана, разорвана и помята. Кольчуга в изгибах рук и ног свисала иссечёнными лоскутами. А шлем, довольно простой и практичной формы, казался лишь исцарапанным, так как подставлять голову под удар никогда не было хорошей тактикой.

Тавмазиосия Ортографос, милая «чёрно-и-немного-белая» кошачья девушка, одетая в более лёгкое и менее прочное броневое снаряжение из-за необходимости в большей подвижности, выглядела теперь, пусть и не настолько сильно потрёпанной, как её капитан, но всё равно весьма уставшей. С когтистых и пушистых стоп, обутых в кожаные сандалии, и до своей неприкрытой капюшонной тканью ушастой макушки, она была орошена кровяными брызгами и подтёками, избавиться от коих без большого объёма воды и специальных чистящих средств не представлялось чем-то возможным. Пара же кинжалов, расположившихся по обе стороны её бёдер, была покрыта частыми зарубками и сколами, что образовывали небольшие трещины, грозящие сломать короткие клинки, не предназначенные для столь долгих сражений. Что касается владения ограниченной магией этой зверо-людкой, – «магией Молнии», то оно, увы, было не особо «веским» и использовалось, в основном, для напитывания электричеством металла своего оружия, которое приобретало от этого кратко-парализационные качества.

Тимиос Аминтикос, крупный и интересный человек, замыкающий отряд и выделяющийся уникальными чертами внешности из-за чрезмерного употребления низкокачественных и токсичных эликсиров, коими снабжалась разорённая в очередной войне человеческая армия во время его службы. Он повесил свой широкий и толстый меч себе за спину и обеими мощными руками облокотился на массивный, полуростовой щит, вонзённый в чавкающую почву.

В своей массивной в размерах и весе закрытой экипировке, покрытой кровавыми разводами и повреждениями, превышающими в количестве всё, что получили его сокомандники, этот муж был подобен передвижному оборонительному сооружению, которое выходило время от времени вперёд двух своих компаньонов, позволяя им немного передохнуть, дабы потом опять уйти на тыловую область и оборонять их безустанно там.

При этом, как и Зиосия, этот могучий муж также обладал магическим даром, относящимся уже к специализации на «Твердыни», что давала ему возможность манипулировать «внешней материей» и, в том числе, делать собственную плоть более твёрдой и нерушимой. А потому, когда гоблинские остатки, что намеренно пропускались нами мимо себя, или же те, что наступали с пройденных боковых коридоров, подходили к нему слишком близко, расположенная около него земля иногда превращалась в шипы и пробивала их собою, нанизывая зелёные тушки на образовавшиеся «иглы» смертельно и неотпускающе. Те же твари, что всё-таки добирались до его тела, сталкивались будто бы с каменным сопротивлением, исходящим от его оголённой местами кожи, видимой за порванным металлом брони. И такое действо внушало замешательство и дополнительный страх в разумы уродцев, а их последователи снова концентрировались своими атаками лишь на нас двоих, позволяя продолжать своё быстрое убиение.

– Что ж… – я потянулся, размяв руки и спину и ощутив пульсирующую в себе, нескончаемую энергию смерти, источником которой являлось всё моё потустороннее тело, созданное из эксремально-концентрированной, однако сбалансированной некры.

Естество моё безжизненное хотело высвободиться, взорваться, разлететься. Природа его вся, по одной моей лишь волевой прихоти, желала создать вокруг, уничтожив многие жилые и плодородные массивы, – собственный ареал обитания, непригодный для какой-либо жизни. Но я сдерживал его стремления внутри себя, игнорировал эти позывы и не желал изуродовать этот «планетарный заповедник».

– Мне бы хотелось сразиться с этой интересной нечистью… – взоры трёх исстрадавшихся бойцов обратились на меня с «потупленными мыслями».

Думаю, когда-то они назвали бы это забавной шуткой. Однако же к этому моменту я уже достаточно разрушил их устоявшееся понимание мироустройства, а потому разумы у них просто воспринимали мои слова, как что-то, что не подвержено привычной логике вещей.

Занятно, кстати, но в этом мире, исходя из характеристик тех аборигенов, что пали в «мясорубке» при прибытии нашего Ковчега, здешние смертные существа действительно не обладали ощутимой мощью. Конечно, в большинстве своём, они были сильнее обитателей моей прошлой планеты, и уверен, что кроме тех двух «военных генералов», имевших энергетические ядра в уровне развития «очаг», есть и ещё более достойные особи. Но, тем не менее, всё это – лишь напускной фактор, от которого нет толку без умения правильно им распоряжаться. Это подтверждает и то, что сражаться против отродьев Инфернума третьего ранга здесь хоть как-то способны только подобия этих самых «генералов»; а иные наёмники для таких тварей – это, опять же, банальное «мясо»…

– Я пойду один, – забрало моего вновь надетого чёрного шлема опустилось на лицо, и Мир передо мной снова расцвёл в энерго-контурных разноцветных тонах. – Вам там делать нечего, не обижайтесь, – троица, возможно, и хотела бы что-то возразить, но промолчала; они боялись меня, или, вернее – крайне остерегались. – Моя супруга присмотрит за вашей безопасностью… – Дева кивнула мне и встала в проходе за моей спиной, не позволяя кому-либо пройти мимо себя. Её послушность в нужное время – это одна из тех черт, за которые я так сильно люблю эту женщину.

Сейчас, передо мной, раскинулось огромное подземное пространство, кишащее гоблинскими, ещё не созревшими к вылуплению, серыми яйцами. Я шёл и уничтожал их потоком некры из своих ладоней, выжигал эту погань, как сорняковую грязь, а она хрустела и лопалась под моим давлением и натиском.

Здесь были и мелкие мрази, что пытались бросаться на меня в приступах ярости ради защиты своего потомства, однако я не обращал на них вниманиях, убивая этих глупцов, даже не доставая меча. Здесь, скрытый от чужих глаз и изолированный от невинных живых существ, я мог не стесняться применять частичку своей мощи, а потому был похож на материализовавшуюся вспышку стихии, доселе невиданной никем.

Гоблины, гремлины, они дохли сотнями, и всё лезли и лезли, громко крича, вопя и кидаясь на свою же смерть. А я всё шёл и шёл; шёл к центру этой зловещей, напитанной жадностью долины.

И чем ближе я приближался к сердцу этого места, чем больше ощущал тут смрад Инфернума, тем больше видел подтверждений того, что «это» не должно существовать. Грех жадного стяжания, его мания, его безумственные порывы. Всё дышало здесь желанием обладать и порабощать.

Самым наглядным обстоятельством изуверского извращения были загоны с людьми – голыми, кучкующимися в грязи в надежде согреться, просящими о помощи и рыдающими. Они, как разводные животные, были привязаны короткими верёвками к каменным столбам за деревянными ограждениями и готовились к очевидной участи. Сколько их здесь было? Не меньше нескольких десятков, но и этого хватало, чтобы внушать ужас в простой человеческий разум. Ведь раньше, судя по уже пустующим столбам, что были замараны плотскими останками, их, несомненно, было больше.

Но вот я начал подходить всё ближе к тому, что было видно издалека.

Ради силы можно сделать многое, её всегда и везде уважают. А со слабостью никто не считается, ибо она не поможет тебе достичь желаемых целей. Однако главный вопрос в любом случае один – «достойна ли твоя цель силы»?

Три красных, пульсирующих кокона, состоящих из полупрозрачной, плотской субстанции сейчас были передо мной и излучали жажду «жить». Они сочились кровью и эманациями «жадной» инферны. Их вид вызывал отвращение и омерзение. А внутри них находились три ещё не пробудившихся кобольда, которых уже просто-таки распирало от той силы, что они в себе содержали.