– Слушайте, а как вы думаете, они встречаются? – разумеется, это спросил вслух, но хотя бы полушёпотом, не отошедший от впечатлений после произошедшей встречи, шутник-разведчик.

Все трое посмотрели на него, и даже во взгляде скромного Тимиоса отразилось сожаление по уму данного человека.

– Нет, ну а что? Я разве не имею права спросить..? – всполошился Зонтас, будто бы не при делах и вопроса не задавал. Более того, абсолютно точно не он так нагло, случайно и больше, чем нужно, засматривался «на ту особу».

Писто тяжело вздохнул.

– Ты вёл себя очень вызывающе и неприлично… – он, будто отец, давал своему подчинённому «сыну» очередной урок. – А их отношения – это не то, чем мы должны интересоваться.

На мгновение в глазах у парня промелькнуло возмущение сложившейся ситуацией. Впрочем, в этом был весь он. Таких ситуаций у него было много, практически при каждом общении с любой представительницей женского начала.

– Зиосия, а… Ты что скажешь..? Ты всё-таки девушка, должна понимать такие вещи лучше нас, мужчин, – обратился парень к до сих пор смущающейся и не пришедшей в себя кошачьей деве, будто бы спорная тема интересовала не только лишь его.

Её затуманенный взгляд, чуть сфокусировавшись, посмотрел на лестницу, по которой те двое поднялись на спальный этаж, а потом она осмыслила то, что произнёс её напарник:

– «Действительно, встречаются ли они? Она – его женщина..?»

Но Зиосия не показала своего смятения данным предположением, которое, скорее всего, правда…

– Как и сказал наш лидер, это не наше дело, Зонтас, – и с этими словами она так же, как и покинувшие их два человека, отправилась в свою комнату. – Пойдёмте спать, уже поздно.

Мне понравились эти люди. Живые, со своими чувствами, проблемами и стремлениями. Не подумайте обо мне плохо, я не возгордился от той мощи, которой сам, по сути, стал. Просто, мне порой бывает одиноко от того, что все «жители» Ковчега относятся ко мне, как к верховному, неприкасаемому существу, держащему в руках целый их крошечный мир. Сейчас я смирился с этим и стараюсь поддерживать такой порядок, дабы всем было проще. Но раньше…

Иногда я пытался сбавить такой накал почитания, хоть он и был обоснован.

Моё естество не изменить, и подсознательно мои дети и слуги всегда будут ощущать его таким, какое оно есть, всегда будут лицезреть моё истинное «Я» внутри меня. Даже Триада, хоть и является фактически частью меня, не может быть равной мне. Ведь, в конце концов, если говорить метафорично, каждая из них – лишь проявление моего фундаментального аспекта, не позволяющего забыться и кануть в Лету Некрунума.

Старуха – это память о том, кем я был. Мать – это узы, что связывают меня с «моей семьёй» и прошлым бытиём. Дева – это чувства, что я несу с собой сквозь пространство и время, и что всегда освещают мой путь.

Я, если говорить откровенно, не чудовище. Я ценю жизнь, не смотря на то, что отнял её у бессчётного множества существ. Жизнь для меня – это первое, стоящее над любовью, сокровище всего Мироздания; то, что нужно беречь и любить, ведь, если подумать, только с помощью неё мы можем достигать своих целей. И неважно, в какой форме она и сколь долго длится. Жизнь всегда для всех равна, и ни для кого она не может быть ни больше, ни меньше.

Вообще, я часто рефлексирую над тем, кем в конечном итоге стал и зачем это сделал. Чего я добился этим и был ли смысл во всём этом свершении? Я, как и прежде, непрестанно мыслю над Красотой. Лелею заветную мечту спасти её. Но вопрос в том, нужно ли ей это спасение. Мне кажется, та тропа, по которой я шёл, несомненно, была верной, но вот то, чего я в конечном итоге должен достигнуть – это отнюдь не сохранение бренных оболочек, кои видом своим теперь меня непрестанно не завораживают.

Я – Силлектис, коллекционер. Но моё отношение к собираемым экспонатам постепенно меняется, и относительно некоторых из них мне уже не видится смысл в коллекционировании. Когда-то я сохранял человеческие тела – красивые, безупречные; затем я начал создавать их сам, но уже более совершенными и всё более не подходящими под человеческий вид; а теперь я всё отчётливее понимаю, что это была лишь ещё одна ступенька на пути к истинному свету, что всегда манил меня к себе…

…

Утром же, с первыми лучами солнца и со звоном колокола, отбивающего рассвет над приграничным городом, мы все вшестером, в полном обмундировании, как и было сговорено, покинули пристанище гильдейской таверны и через половину часа уже выходили из каменных и невысоких, отчасти обветшалых городских защитных стен.

Где-то там, впереди, нас ждало настоящее путешествие – способ немного отвлечься от рутины для меня и посмотреть на эту мирозданческую обитель, в коей придётся задержаться на время, а потом, быть может, захочется остаться навсегда.

Протяни мне, протяни –

Свет с последнего порога…

И слепи меня, слепи –

Чтоб не видеть мне то горе…

***

Мы шли уже третий день, проходя иногда, по пути, редкие деревеньки, в которых порой была видна разруха, покрытая налётом вымирания и запустения. На границе всегда опасно, хоть и прибыльно. Число крестьян, желающих селиться на ней, часто отличается от числа крестьян, что её покидают. И не в большую сторону.

Здесь, в этом мире, царит сейчас эпоха средневековья, при том магического и сочащегося «тут и там» инфернальными эманациями, кои проистекают, исходя из анализа, от возраста мирского-космического тела, что уже не молодо, а очень «взросло», почти в престарелых циклах. Его энергетическая защита стала слабее, появилось больше уязвимостей, а количество рождающихся обладателей магического дара значительно уменьшилось. Позднее же, когда данное Дитё Мироздания состарится ещё сильнее, его ядро ослабнет настолько, что перестанет притягивать к себе вселенскую энергию в оптимальных, как сейчас, объёмах, и магия в нём исчезнет вовсе, как, впрочем, и присутствие воплощений Инфернума. Обитателям этого паразитического пласта будет попросту не из чего конструировать себе здесь плоть, ведь если они продолжат использовать на это те местные остатки, что будут необходимы для простейшей жизни умирающего мирского естества и его обречённых детей, то сами лишат себя хоть какого-то стабильного и родственного энергетического потока из этого будущего, скорого могильника.

Подобное наблюдалось и с моим прошлым, «вторым миром», что был средним по старшинству среди тех планет, на которых мне довелось удивительным образом жить. Там тоже пропадала магия, однако же ещё не настолько массово и полно, чтобы войти в легенды, как «в мире первом», откуда, собственно, я родом, и про который помню лишь только крохи скудной информации.

Что же касается тварей, сотканных из паразитирующей на жизни иферне, то прежде, когда неисчислимо давно я правил своим некропольным государством, мне доводилось много раз иметь с ними дело, хоть и было их сравнительно меньше.

Изучать их крайне трудно. Порядок и здравомыслие в инферне искажаются и постоянно, практически бесконтрольно меняются. Почему «практически»? Потому, что у этих изменений есть рамки, задающиеся, если говорить грубо и кратко, видами энергий Инфернума, которые создают себе отдельные ореолы внутри этого пласта, отличные друг от друга по характеру «поведения». В действительности же, я достаточно долго работаю над исследованиями в данной области мирозданческой природы. И у меня, конечно же, имеются в этом определённые сподвижки, которые я постепенно, по возможности, увеличиваю и использую на благо развития своей мечты.

…

Говоря об авантюристах, то они существуют и неплохо промышляют здесь в сфере заработка оттого, что вокруг постоянно появляются вышеобозначенные мной, так называемые «исчадья инфенской породы», губящие всё, что хоть как-то похоже на проявление жизни.