Люди, имеющие статус в «Авантюрной Гильдии», как называют её в простонародье, это не просто наёмники, делающие свою замаранную кровью работу за деньги. Нет, это, своего рода, профессионалы в истреблении разномастной нечисти, а оттого к ним относятся с крайним уважением и почётом; ведь если ты когда-то оскорбил их общество, то они могут и принципиально проигнорировать твоё обращение к ним на очистку территорий от всяческих отродьев и уродцев, причиняющих порой непоправимый вред. К тому же, как правило, авантюристы славятся тем, что за простые человеческие убийства они не берутся. Хотя, конечно, бывают и исключения, факт чего добавляет ещё одну причину их непренебрежительно уважать.
Наши же спутники за время этого недолгого путешествия откровенно не пользовались такими преимуществами и при каждой встречи с местными жителями старались всячески отнекиваться от предлагаемого им крова на ночь и еды.
«Им и так живётся тяжело, концы с концами еле сводят…» – говорили они все четверо в один голос и с едиными эмоциями, читающимися на лицах.
…
Сегодня же, пробираясь через лес, мы решили остановиться на небольшой, но хорошо укрытой ветвями деревьев, поляне близ небольшого пруда. Отсюда нас было почти не видно, но мы, скрываясь таким нехитрым образом от возможного чужого внимания, могли просматривать периметр внутри чащи вполне хорошо и вовремя предупредить опасность.
Конечно, мне это было не нужно, и я чувствовал любые жизненные всполохи на несколько километров во все стороны от себя. Более того, это была только малая часть моих сил, так как сейчас на моём теле, как и на теле Девы, были доспехи, сдерживающие внутри себя выбросы наших «аур смерти» во внешнюю среду. При обыденной жизнедеятельности нам бы такое не понадобилось, так как обычные аурные всполохи мы были способны удерживать и скрывать сами, в том числе и посредством надетых на шеи «амулетов-предохранителей». Тем не менее, в миг применения нами хотя бы крупиц наших реальных мощностей, мы могли спокойно и неизбежно, косвенно уничтожить всё, теплящее в себе жизнь, в районе сотен километров. Можно сказать, эти громоздкие, своеобразные артефакты защищали не нас, а от нас. Более того, они преобразовывали внутренние аурные излучения, исходящие из некрунумской плоти, во внешние «ауры жизни», этим самым также ещё и маскируя наше чреватое естество.
И, разумеется, знать об этом никому кроме моего дуэта не стоило. Однако такие творения искусства, как эти доспехи, то и дело привлекали внимание наших попутчиков-сокомандников, хотя и не были чем-то крайне экстраординарным, так как богатые наёмники часто желали индивидуализировать себя на фоне остальной массы. А потому аналогичных примеров экипировки, ни чуть не хуже выглядящей, было много, хоть и встречалась она в масштабах всего мира не часто.
Тем не менее, не все взгляды были одинаковы. И если мужская их часть проявляла себя весьма схожим характером интереса к непосредственно «металлической броне и её качеству», то вот женская, в единственном лице, не считая мою личную «компаньонку», резко отличилась в своём внимании и его акцентах.
«Она тебя хочет…» – сказала мне недавней ночью моя часть и моя супруга, лёжа около меня в палатке и водя пальцем по моей груди. – «Изнывает, если честно…» – в глазах этой женщины плясали огоньки и желание – то, устоять перед чем всегда было трудно. Однако я умел подавлять это и делать её покладистой, ведь суть у неё исходила из моей воли. – «Знаешь, я хотела бы получить её…»
Произнося эти последние слова, «Младшая из Триады» осознавала, что я не стану пополнять этой девушкой из кошачьего племени свой гербарий. В конце концов, он был до сих пор пуст, ибо естество моё, как уже говорил ранее, перестало желать спасти Красоту в «такой плотской форме». И даже химеры не возбуждали меня теперь, как прежде, хотя я всё также направлял их искусственную эволюцию вперёд, ограняя получаемые в её процессе экземпляры до состояния подлинных бриллиантов, кои потом перерабатывал вновь.
Разум Девы понимал меня лучше многих, а потому она говорила «об ином»…
Тогда мы долго предавались сношению, а она не стеснялась издавать тихие, но вполне слышимые снаружи звуки, демонстрирующие её отнюдь не хладный, а рьяный и нестроптивый нрав, переходящий в бурю оргазмов и стонов от окончаний…
И если до этого момента наши отношения вызывали некоторое любопытство со стороны «напарников», то теперь каждый из них всё для себя подтвердил и сделал выводы. В конце концов, эта бестия не любила сторонних приставаний и ухаживаний, а потому данный акт некоторой публичности был сделан ею специально. К тому же, она всячески хотела наказать излишне наглых особей из разведки отряда, и только из-за меня тот парень-шутник оставался всё ещё живым и даже мог похвастаться не ухудшившимся здоровьем. Всё-таки, его юмор был для меня не чужд.
Зиосия же, когда иногда мы шли рядом, мило пыталась не смотреть на меня. Однако учащённое дыхание, подрагивающие ушки, а также бьющий по воздуху гладкошёрстный, своевольный чёрный хвост с белым кончиком, выдавали всё, о чём она думает и от чего всеми усилиями пытается отрешиться.
Я знал много чего об этом мире. Мозги поверженных солдат в битве при нашем «Пришествии» поведали мне множество сведений. И, хотя среди тех людей не было представителей расы полузверей, слухами земля полнится. По чуть-чуть, по частичке из тысяч сознаний, я узнал практически обо всём, что было предано огласке касательно «зверолюдов», а также выяснил интересные и пикантные подробности, коих хоть и было мало, но вполне хватило для меня, чтобы сформировать общую картину об этом «пушистом народце»
Культура и традиции, нравы и нормы. Мне было известно и то, как происходят бракосочетания по колоритным и жестоким звериным повадкам. Я был более чем в курсе того, отчего в их общество было трудно войти простому («изначальному») человеку, и в курсе единственно-верного способа признания тебя членом этой выразительной в своём трёхрасовом наполнении, но сплочённой перед иными расами, красочной и необузданной нации.
Но я по-прежнему медлил в своём сближении с этой девушкой, хотя и испытывал к ней взаимную симпатию. Нет, не подумайте, что речь сейчас о любви. Я не могу полюбить кого-то, кроме Девы. И это – правда, так как на пути своих метаморфоз сущность моя безвозвратно стала «бесчеловечна». И данное, определяемое таким словом свойство, увы или к счастью, несёт в себя и ряд необратимых изменений. Мне давно не ведомы чувства в их привычном виде. Я всё чувствую будто бы через призму, коей выступает Триада, и без неё я перестану чувствовать что-либо вовсе. Однако такова моя дорога, и я сам её выбрал, ведь иной мне не надо. В ситуации же с кошко-девушкой всё расставит на свои места время, и либо вскоре мы станем воспоминаниями друг друга, либо будет так, как будет…
…
Над бесшумной и неподвижной водной гладью, в коей отражалась застланная мутными облаками, полная луна, иногда разносились кваканья местных лягушек, прыгающих порой в тёплую водицу и разводящих по ней быстро пропадающие круги. Я был сейчас здесь один. Сидел на берегу и думал о чём-то вечном, незыблемом и при этом переменном.
Несмотря ни на что, ни на какие достижения и успехи, – никто в этом полупустынном Мироздании не перестаёт быть лишь его песчинкой. Глядя на те звёзды, что просвечивались на тёмном и необъятном небе, представляя над собой всю ту бескрайнюю и непонятную мглу, что простиралась до неведомых далей и до таких же планет, на которых, быть может, кто-то похожий на меня, пытался также увидеть «верный свет»…
…Я всё отчётливее осознавал то, что миг нашего существования, наша крошечная жизнь, не значит ровным счётом ничего в масштабах этого грандиозно-великого созерцания, и все наши потуги, все наши усилия и стремления – просто «пшик», который, вероятно, останется даже не замеченным тем, что вообразило всё это эпохальное, устрашающе-грёзное пространство. Но…
…Во мне живёт святая вера в то, что я делаю всё правильно.
