Мать же лишь умилилась на это и продолжила идти по таинственному пути, обходя границы неисчислимых владений сына.

– Тише, дочь моя, Апатэлес, – прошептали её губы, – теперь у тебя иная семья…

Тоска в груди безумная,

Она всё щемит, рвёт…

Дыра в душе бесшумная,

И тишина та жизни не даёт…

***

Я никогда не прекращал лелеять в себе надежду. В конце концов, она – последнее, что у меня осталось, ибо потеряв и её, я окончательно потеряю свою суть…

Много жизней я отобрал, много ужасных вещей сделал и ещё больше сотворю. Наверное, мне нужно было уже давно сгинуть от той сердечной боли, что желала пронзать моё нутро ежемгновенно, неустанно, по-бесконечному бесстрастно-карающе, но она, увы, была бессильна. Ведь сама смерть уберегала меня от неё, помогая в достижении цели…

Я утратил всё, кроме своего стремления, и когда достигну конечной точки… Настанет мой закат, ибо с другой стороны судьбы взойдёт солнце новых радостей и печалей, свет которого будет уже не для меня…

…

Химеры-воины, покрытые хитином и лишённые всех органов чувств, заменённых на энергетическое восприятие и пространственное сканирование, выстроились командными рядами возле уходящего вдаль лесного массива, принадлежавшего явно не этому миру.

Посреди всей этой бесконечной армады некро-существ, над нею, при помощи безликих переносчиков, размещался на весу огромный чёрный трон, на котором восседал Владыка. На голове его была семиконечная костяная корона, каждое навершие которой обладало удивительной Красоты переливчатым камнем; золотой цвет же в них подчёркивал отстранённую и крайне богатую величественность. Серебряные волосы средней длины, играя под бликами света, развеивались мерно на ветру, заострённые уши гротескно демонстрировали его обманчивую нечеловечность, а жёлтые глаза, закрытые приспущенными веками, отражали в себе печаль и реквием по ещё не свершившимся деяниям.

По бокам от этого «Военачальника» парили в воздухе два Апостола Тьмы, тёмные фигуры которых были абсолютно неразличимы даже под солнечными лучами. Однако же светящиеся над их головами оранжевым излучением угольно-мрачные, ангельские нимбы, указывали на статус данных воинов.

Вся округа трепыхала и дрожала от разворачивающихся здесь событий. Немыслимо-опасные звери, что населяли этот магический лес, безропотно забились в самые отдалённые его углы и норы, пространство от волнения и напряжения стало вязким, как кисель, а время, подобно патоке, тянулось как можно медленнее, будто бы стараясь предельно отсрочить близящееся действо. Но у «карающей ни за что армии» были свои планы, и вскоре она двинулась в роковой для этого места поход.

Топот, многочисленный, отдающийся эхом своего неостановимого грохота, начал шествие сквозь ветвистые дебри и непроходимую прежде растительность. Воинство это двигалось неизбежно, не сменяя пути и безжалостно прожигая себе дорогу. Позади же него оставалась лишь мёртвая выжженная просека огромной ширины, что уже, вероятно, никогда не сможет носить на себе жизнь, ибо всё в ней было предано некре.

Лес трясся своими дивными листьями, лес стонал своими могучими деревьями, лес плакал стекающей по земле чёрной смолой и опадающим прахом своей древесины. И не было этому лесу никакого спасения, ибо щадить его никто не собирался. Гибель – вот, что его ожидало, если это нечто невообразимое не прекратится. Ведь режущий, продолжающий расти удар, проходил и наносился по его главной энерго-артерии, восстановить которую будет уже просто невозможно. И потому теперь, подобно дитю, этот лес скорбел о себе и умолял врага остановиться.

А меж тем, топот продолжался и продвигался вглубь, походя на ядовитый кинжал, пронзающий собой ещё живое, желающее жить, обречённое и невинное нутро.

…

Несколько часов армада чудовищ, вызывающих внешним видом отторжение всякой естественности, но странное притяжение грации и эстетики, убивала своим действием всякую лесную флору и разномастную фауну. И никто не смел более выйти против этих созданий ужаса и тьмы, ибо все те твари, что отважились и попытались помешать продвижению в их обитель страшных вторженцев, были мгновенно и без какой-либо задержки убиты потоками смертельной энергии, не прощающей к себе никакой дерзости.

Это, несомненно, была жуткая катастрофа. А цель рокового пути была намечена, и она приближалась всё отчетливее. И скоро, очень скоро воинство её достигло.

…

Прозрачный купол бирюзового цвета мерцал в невидимом спектре посреди леса. Это было его сердце. Здесь, под этой масштабной маскировочной защитой, что была незаметна в обычном визуальном спектре, скрывалось целое обиталище интересных существ, относящихся к гуманоидным формам. И именно контакт с ними был наиболее важен для Владыки. Однако, конечно же, никто из них не желал выходить наружу. Все они наивно полагали, что смогут пересидеть под своей незыблемой и совершенной защитой всю эту бурю. Но, разумеется, это была сущая глупость.

Странные и гигантские, похожие на жаб создания тёмно-изумрудного цвета уверенно вышли из стройных полков безжалостного войска на своих четырёх полусогнутых, перепончатых лапах.

– Ква!! – прозвучало разрывающее воздух непонятное эхо, исходящее из утроб этих начинающих раздуваться и сдуваться в своих животах, огромных тварей.

– Ква!! Ква!! – вторило это звучание само себе, расходясь по округе и будто бы заставляя её вибрировать себе в такт.

– Ква!! Ква!! Ква!! – всё пространство, подобно неокрепшему разуму, впавшему в замешательство, попыталось сосредоточиться на этих звуках, и то, что было ранее не замечено, стало отчётливо проявляться.

Звуковые волны, словно бы рождаемые «из замогильного последнего порога», безумно разносились, несясь в основной своей массе прямо к поверхности непреступного, вековечного барьера. В себе же они содержали некротический резонанс, разрушающий даже неосязаемые энергетические структуры. И те, беззащитные от этого вреда, неминуемо начинали подвергаться его гибельному тлетворному влиянию, что действовало отнюдь не локально, а распространялось наподобие смертельного вируса, поражая постепенно абсолютно всю область этого уже ослабляющегося и становящегося более видимым и прозрачным, магического поля.

Давно это было, неизмеримо давно. Сейчас уже никто и не вспомнит тех времён. Хотя вспоминать о них теперь, в общем-то, и некому. И Тэлеутайос Гэрос, счёт жизни которого давно перевалил за десятки тысяч местных циклов, остался, вероятно, единственным и последним держателем знаний когда-то великой и всесильной, прекрасной цивилизации.

Космические года их истории исчислялись миллиардами. Скорее всего, они были первыми, кто открыл безграничные вселенские просторы для освоения и усмирил непокорный вакуум вечного тёмного холода.

Их раса, ставящая на вершину своей культуры не власть и не материальные блага, а истинно-чистые знания, науку и прогресс, покорила бессчётное множество мирозданческих миль и колонизировала неисчислимое количество как обитаемых, так и непригодных для хотя бы выживания, самых разных планет.

Они не поклонялись Богам, не уподоблялись идолопоклонничеству, не заводили семьи и не имели «своего» и «чужого». Аколипты, как звался их копытный народ, похожий на чёрных двуногих козлов с красными глазами и жёлтыми зрачками в виде пятиконечных звёзд, были приверженцами «Социума» и отрицания личного «Я». Хотя, конечно же, и им было свойственно отслеживание родовых линий. Ибо все они запечатлевали в своих именах дань памяти о тех, из чьего семени произошли. Пусть и было это в ошеломляющих своими размерами, гигантских фермах-инкубаторах.

Говоря же об устройстве общества этой феерии научных достижений, стоит сказать, что оно было кастовым. Работники и торговцы, стражники и воины, медики и мыслители. Всего шесть основных слоёв населения, и при этом переход между ними никак не ограничивался. Исключением были лишь «сенаторы», составляющие совет правления и выбираемые народом путём голосования, и «Хранители» – самое особое сословие, членом которого можно было стать, лишь родившись в нём.