Темный маг резко замолк, смотря на Лавра так, будто впервые его видит. А после, что-то явно осознав, улыбнулся. Мерзко, издевательски. Чудовищно.

Мужчина засмеялся.

— Твои глаза. Вот что нужно заказчику.

У Лавра в груди все похолодело от ужаса.

И это не осталось незамеченным.

— В самом деле? Ты знаешь об этом?

Волшебник наклонился к Лавру, опустившись к земле. Он долго и пристально вглядывался в черты юношеского лица.

— А что в них такого особенного?

Лавр крепко сжал рот в немом противостоянии с волшебником, понимая, что единственное, чем он мог бы отбиваться от темного мага — его стихи. Но мысли в голове Лавра путались, и все, что он мог, это затравленно смотреть на своего палача и подавлять вырывающийся из горла кровавый кашель.

— Не скажешь? Ну и не надо. Раз им нужны твои глаза, то их я им и принесу.

Ужасная догадка поразила Лавра, и колдун издал скованный стон, булькнувший где-то внутри. Он не мог пошевелиться — при падении повредил позвоночник. Лавр не чувствовал ног, лишь слегка ощущал покалывание на кончиках пальцев рук.

Волшебник усмехнулся.

— Прекрасно, — заявил он, убедившись, что Лавр не сможет оказать ему никакого сопротивления. — Просто прекрасно.

Вряд ли волшебник имел хоть какие-то познания во врачевании. Но тащить на себе неспособного двигаться Лавра до самого Министерства он точно не собирался. Да и вряд ли, рассуждал волшебник, исходя из того, как выглядел Лавр, тому долго осталось мучить свою душу в этом цикле.

— Что ж, ты забрал мою палочку, — произнес мужчина с таким кровожадным видом, что у Лавра сперло и без того нечастое дыхание, — а я заберу твои глаза. Уж не знаю, что в них такого особенного, но раз мне за них заплатят, то какая, собственно, разница, что в них такого, верно?

Лавр был с эти не согласен! Его глаза — его величайшая ценность. Как он не понимал этого раньше? Почему считал свои глаза проклятием, а не даром? Никчемностью, от которой он бы с удовольствием избавился, лишь бы быть таким же, как остальные дети.

С помощью его глаз можно загубить тысячи жизней.

С их же помощью эти жизни можно было спасти.

Сириус не должен их получить. Этого нельзя допускать.

В этот момент Лавр вспомнил Первородного, сидевшего в кандалах под землей в Министерстве. Тот мужчина не боялся смерти, потому что не мог позволить Сириусу использовать себя, как вещь, для достижения цели. Цели, для которой требовались жертвы.

Если бы Лавр только мог сейчас пошевелиться… он бы тоже не боялся.

Когда волшебник наклонился к нему, Лавр закрыл глаза и изо всех сил зажмурился. Тщетная попытка спастись.

— Тебе это не поможет, — произнес волшебник, раскрывая правый глаз Лавра своими пальцами. — Не шевелись, этот глаз нужен мне целым.

Лавр не знал, чувствовал ли он чужое прикосновение, или оно ему лишь казалось, но он изо всех сил старался вертеть головой. Вряд ли у него получалось, но своими действиями он разозлил волшебника.

Тот с силой ударил колдуна по лицу, щека у Лавра моментально раскраснелась.

Что происходило после, Лавр понимал смутно. Лишь чувствовал, как от него отрывали кусок за куском. Как тысячи нитей рвались в его голове, заполняя сознание звенящим гулом. Правая половина его лица онемела, словно ее больше не было. Левая горела от удара волшебника.

Лавр тихо всхлипывал.

Он вновь погружался в глухую пустоту, теряя всякое желание мыслить.

Волшебник вглядывался в глазное яблоко колдуна, аккуратно сжимая его в пальцах.

— Надеюсь, не испортил, — произнес он, наводя на глаз палочку. — Вещица хрупкая, надо бы сохранить.

С помощью магии волшебник заточил глаз в сферу, полость которой была заполнена жидкостью.

— Отлично. Пол дела сделано.

Опустив взгляд на Лавра, волшебник улыбнулся, приступая к извлечению второго глаза.

Лавр не сопротивлялся, безучастно разглядывая алое небо замутненным взглядом, пока еще мог хоть что-то разглядеть.

✦✦✦

Когда гул в его ушах резко оборвался, мир окрасился в оттенки синевы. Но лишь на короткий миг. Вспышка света, удушающий горячий ветер и кисловатый запах заполнили сознание Лавра. А после мир вновь стал темным и холодным, с плывущими по небу алыми тучами.

На затворках сознания собственный голос говорил Лавру не сдаваться. Об этом же, как казалось колдуну, говорил и Яр. Его лицо, нависшее над ним, было мутным, не имело четких очертаний, но Лавр все равно узнал чародея. Его губы шевелились, но Лавр не слышал его голоса. Не мог разобрать ни слова из того, что говорил Яр.

Или же даже не пытался.

Лавру хотелось отпустить себя.

И он отпустил.

Позволил своей душе и телу провалиться в пустоту, где не было ничего.

Ни эмоций.

Ни воспоминаний.

И никаких мыслей.

Его лицо обдувала приятная прохлада. До ушей доносился резвый щебет пташек. Лавр уже некоторое время не спал, стараясь осмыслить свои воспоминания и то, что с ним произошло. Чем закончилось его противостояние с волшебником? Что случилось с Яром? Что с сестринской общиной и Ольгой? Удалось ли потушить объявший общину пожар?

Сквозь громкие голоса птиц Лавр слышал тихое дыхание наблюдавшего за ним мага, и старался не дать ему понять, что уже очнулся. Кем был этот маг? Почему от него исходила еле уловимая первородная магия? Кто из Первородных был с ним в общине? Лишь малыш Шалфей. Но магия, которую чувствовал Лавр, не принадлежала его ученику. Магия малыша Шалфея была нестабильной из-за неумения мальчика контролировать ее, и напоминала Лавру волны, омывающие берега острова, где расположилась его община. В спокойное время волны были тихими, а на берегу шуршала подмываемая ими мелкая галька. Когда поднимался шторм, волны пенились и приносили с собой на берег коряги и прочий континентальный мусор.

Магия, которую чувствовал Лавр, была спокойной. Убаюкивающей. Но вместе с тем и какой-то разряженной. Словно тот, кто обладал ею, изо всех сил старался не дать своей магии вырваться наружу.

Старался не дать заметить себя.

Подул ветер, стало прохладнее. И вместе с ветром Лавр смог уловить запах, вызвавший в его голове вспышку теплых, но причиняющих боль воспоминаний.

Его окутывал запах хвои.

✦✦✦

Когда Ольга пришла навестить его, Лавр безучастно разглядывал нависший над ним каменный потолок. Правая часть мира была окрашена в черный — в цвет холодной пустоты. Половину его лица скрывала жесткая ткань, под лежавшей на груди ладонью еле ощутимо билось его собственное сердце.

— Так я жив? — тихо спросил Лавр, не поворачивая к Сестре головы.

Голос его хрипел от сорванного в криках горла. Лавр мог шевелить руками и ногами. Пусть и с трудом, но пальцы слушались его, и это не могло не радовать. Дышал Лавр тихо, через раз, при каждом новом вдохе едва заметно морщась от боли в сломанных ребрах. Но эта боль была ярким доказательством того, что он пережил ночь.

— Жив. Но для полного восстановления тебе потребуются месяцы.

Ольга подхватила стоявший у стены стул и, подойдя к кровати Лавра, села на него, продолжая разговор.

— Мы с сестрами дни напролет молились Матери о твоем благополучии, и она услышала нас. Ты пережил ночи агонии, когда завершить твой цикл было бы куда милосерднее, чем продолжать бороться за тебя. Но Великая Матерь нашептала мне — твой цикл должен продолжаться. Тебе предначертано объединить мир, когда он будет на грани исчезновения. Ведь ты — мост, способный соединять души, разбросанные по этому огромному миру. Лишь тебе под силу свести тех, кто не может самостоятельно найти друг друга.

«Я объединю мир, когда он будет на грани исчезновения?» — повторил про себя Лавр.

Где-то он уже слышал об этом. Но никак не мог вспомнить где и от кого. Слова Ольги задели какие-то воспоминания, но Лавр был слишком слаб, чтобы осмыслить их.