«С другой стороны, — размышлял Лавр, — я рад, что они справились. Значит я не так уж и плох в колдовском деле».

Во всяком случае, на уровне десятилеток.

Лавр усмехнулся. Но подобие улыбки быстро сошло с его лица, ведь думая об учениках он не мог не вспомнить о случившемся днем инциденте.

«Малыш Шалфей…»

Открыв глаза, Лавр взглянул на список с именами своих учеников и на их табели с успеваемостью. Малыш Шалфей был плох абсолютно во всем, у него ничего не получалось с первого раза.

«Может, это своего рода та же гениальность?», — предположил Лавр, не веря, что кто-то действительно может быть так плох в магии.

Но факты на лицо — малыш Шалфей донельзя бесталантлив.

«Я бы даже сказал, что подозрительно бесталантлив…»

— Профессор Лаурус? — послышалось со стороны дверей. В образовавшейся между ней и косяком щели появилась голова малыша Шалфея. — Вы все еще здесь?

Лавр сел ровнее.

— Да, малыш Шалфей, заходи.

Мальчик послушно переступил порог. За ним растянулся длинный пустой коридор.

— Я хотел извиниться за свое поведение, профессор. — Малыш Шалфей стыдливо тер мыском своих туфель по полу. Его руки были сцеплены за спиной, а голова наклонена так сильно, что подбородок касался груди. — Простите меня, пожалуйста. Я больше не буду убегать с Ваших занятий.

— Ну что ты. Ты ни в чем не виноват. — Лавр улыбнулся. — Скажи мне, перед тобой извинились? Если нет, то не бойся сказать мне об этом. Я не допущу, чтобы над тобой смеялись.

— Так это из-за Вас?.. — колдун выпрямился, подняв голову.

В его глазах было столько благодарности, что если бы Лавр сейчас смотрел в них, то испытал бы, по меньшей мере, гордость за самого себя. Ведь он смог помочь ученику.

Но взгляд Лавра был устремлен чуть ниже глаз малыша Шалфея.

К его горлу.

«Это же…», — скованно подумал он, дотрагиваясь до своего лица.

Он забыл, что снял очки.

— Профессор Лаурус?.. — в голосе малыша Шалфея слышалась тревога. — Что с вами?

— Н-нет ничего… Ты… То есть… — Правильные слова никак не находились. — Ответь мне, только честно. Не бойся.

Малыш Шалфей кивнул.

— Ты… Первородный?..

В миг в аудитории стало холодно как посреди ночного леса в середине суровой зимы. Дверь за малышом Шалфеем захлопнулась, будто от сквозняка и Лавра окутала темнота.

«Ч-что… происходит?»

Это было последним, о чем Лавр смог подумать. В следующую секунду он провалился в небытие.

Дом.

Он ощущал соленый ледяной воздух, до коликов просачивающийся в легкие при вдохе. Чувствовал, как от постоянных ветров шелушится кожа на щеках и лбу. Как озноб пробирает до самых костей, волнами мурашек гуляя вдоль позвоночника. Туда-сюда. Туда-сюда. И это было странно. Лавр не таким помнил свой дом. В его воспоминаниях скалистый остров был наполнен влажным воздухом и жирными хвойными лесами. Густой туман каждое утро и вечер спускался с вершины к подножию, а после растворялся, оседая на земле.

«Нужно проснуться».

Лавр знал, что в своих грезах может блуждать бесконечно. И единственным способом проснуться для него был сильный испуг.

«Я делал это уже много раз», — говорил про себя Лавр, смотря вниз с вершины горы.

Один уверенный шаг и чувство полета выбивает воздух из легких.

— Что же делать? Что же делать?

Повторяющийся вопрос как назойливая августовская муха жужжала где-то у уха, нервируя своим монотонным бормотанием приходящего в себя Лавра. Ощущения, которые он в этот момент испытывал, не вызывали в нем приятных чувств. Тело ломило и крутило по спирали как тряпку после субботней стирки.

— Что же делать? Что же делать?

«Прекрати…»

— Что же делать? Что же делать?

«Хватит уже…»

— Что же делать?..

Лавр продолжал лежать с закрытыми глазами, чувствуя, будто скользит по волнам. Туда-сюда, туда-сюда. Но вскоре пришло осознание, что это не он плывет по волнам, а малыш Шалфей обеспокоенно меряет шагами аудиторию, ходя взад-вперед, и бормочет под нос одну и ту же фразу: «Что же делать?»

Лавр застонал, почувствовав монотонную боль в висках.

— Профессор Лаурус! — малыш Шалфей опустился на пол рядом с Лавром. Его глаза были наполнены слезами. — Прошу, простите меня, пожалуйста! Я… я этого не хотел! Само собой вышло!

От его звонкого голоса, раздавшегося у самого уха, боль вспыхнула с новой силой, и Лавр стиснул зубы, постаравшись не издать ни звука.

— Когда Вы сказали, что я — Первородный, — продолжил тараторить малыш Шалфей, — то я так испугался! А когда я чего-то пугаюсь, то моя магия выходит из-под контроля, и случаются всякие… неприятности!

Лавр все еще пытался собрать в кучу витавшие на просторах сознания мысли. Последние воспоминания были туманны.

— Профессор Лаурус?..

Малыш Шалфей хотел было помочь Лавру подняться, но будучи столь маленьким и хилым смог разве что крепко ухватиться за его руку в бессмысленной попытке приподнять колдуна.

— Все нормально, — наконец произнес Лавр.

Последние воспоминания начинали приобретать в его голове яркость, и он вспомнил, что увидел перед тем, как погрузился в темноту.

Взглянув в обеспокоенное лицо малыша Шалфея, Лавр опустил взгляд ниже и увидел опоясывающий горло мальчика белый обруч — метку первородной души.

«Значит, не показалось».

— Пожалуйста, простите меня!..

Лавр постарался убедить ученика, что все было в порядке.

— Так ты знаешь, что ты — Первородный? — спросил он у малыша Шалфея.

Почему-то ему казалось, что не знать этого малыш Шалфей попросту не мог. Но мало ли?

— Конечно я это знаю, — закивал головой юный колдун. Но сразу же стыдливо отвел в сторону взгляд и почесал мочку уху. — То есть… знаю, что таких, как я, Вы в этом времени называете «Первородными». Но я себя… «Первородным» не ощущаю. И вообще, — добавил он по-детски, — звучит это как-то неправильно. Пер-во-род-ный. Можно подумать, что моя душа и Ваша не были рождены в одно время.

— Что?..

В висках до сих пор пульсировала боль. Лавр поморщился, и надавил на виски, согревая кожу на них теплом своих пальцев. В этот момент он пожалел, что не обзавелся привычкой носить с собой какие-нибудь болеутоляющие травы или вовсе зелья. Он припомнил, что в городе была ведьмовская лавка, в ней наверняка можно было приобрести пучок-другой зверобоя или корешок имбиря.

— Я ничего не понимаю, — не стал лукавить Лавр, покачав головой. — Ты — Первородный, а значит, помнишь все свои предыдущие циклы, в отличие от таких, как я. В этом наше отличие.

Помимо того, что магия Первородных в десятки раз сильнее.

Малыш Шалфей поджал губы и сел на пол рядом с Лавром. Вид у него был грустный. Даже несколько растерянный.

— Я не помню свои предыдущие циклы, профессор, — сказал мальчик. И замечая удивление Лавра, добавил: — Не так, как это понимаете Вы.

— О чем ты? Все Первородные помнят свои циклы.

— Да, я слышал об этом. — Малыш Шалфей виновато почесал затылок. — Но… дело в том, что у меня их… наверное еще не было?

— Как это не было?

Мальчик вздохнул.

Он не знал, как объяснить понятную для него самого ситуацию.

— Вот представьте, что однажды Вы проснулись… а за ту ночь, что Вы спали, мир изменился до неузнаваемости.

Малыш Шалфей начал свой рассказ с того, что девять лет назад открыл глаза и увидел нависшие над ним незнакомые лица мужчины и женщины. Их обеспокоенные взгляды вызывали в душе новорожденного мага бурю эмоций, но малыш Шалфей не плакал, как все дети. Потому что в отличие от тех, кого называли «обычными», он понимал, что происходит. А значит, причин для слез и крика не было. Он просто начал очередной цикл жизни. Не более того.

— Прошло, наверное, несколько недель, — неуверенно продолжал малыш Шалфей, — почему «наверное»? Вы этого, скорее всего, уже не помните, ведь давно повзрослели, но у детей время идет иначе, чем у взрослых. Особенно у младенцев, которые постоянно спят. Представляете, я каждый раз просыпался и думал: «Я что опять заснул?».