Мальчик улыбнулся, будто сказал о чем-то повседневном.

— Я об этом никогда не задумывался, — сознался Лавр в своей неосведомленности. — Мы говорим о том, что Первородные помнят свои предыдущие циклы, но никто и представить себе не может, что вы помните их с первых минут жизни.

— Не с первых, — поспешил поправить его малыш Шалфей. — Говорю же, память начала восстанавливаться через несколько недель.

— Это не важно. Меня удивляет сам факт того, что Первородные начинают осмысленную жизнь, как только рождаются. То есть, перерождаются. Начинают очередной цикл.

— Вас это пугает? — спросил малыш Шалфей с некой грустью в голосе. — Вот моих родителей новость о том, что я — Первородный, испугала. Пришлось даже сказать, что я соврал.

— Ты признался в этом?

— Конечно. Как только смог более-менее нормально говорить, так и сказал им: «Можете объяснить, что происходит? Как давно закончилась Долгая Ночь?».

— Долгая Ночь? — повторил Лавр.

Малыш Шалфей долго и пронзительно вглядывался Лавру в глаза, а после тяжело вздохнул.

— Вы тоже о ней ничего не знаете, да?

Лавр покачал головой. Хотя о Долгой Ночи уже слышал. Из уст заключенного в тюрьме мага.

— Никогда не слышал… — И тут в груди что-то кольнуло. — Подожди. Ты говоришь о событиях, описанных в детских сказках?

Нехорошее предчувствие начало расползаться по телу неприятным холодком. Малыш Шалфей улыбнулся.

— Значит что-то, да знаете!

— Знаю, — согласился Лавр. — И все же… сказки о Сириусе и Канопусе…

Стоило ему произнести эти имена, как атмосфера в аудитории вновь изменилась. Температура заметно понизилась, Лавр выдохнул облачко белого пара.

— Эти двое… — малыш Шалфей зажмурился, с силой сжав кулаки. — Истории про них никакие не сказки! Эти двое действительно жили!

«Он вновь потерял контроль над своей магией…»

— А ты… был с ними знаком? — осторожно поинтересовался Лавр. — Ты жил с ними в одно время?

— Да… мы жили… Я жил, пока… пока меня не убили.

Злость и обида смешались вместе. Исходившая от малыша Шалфея магия была холодной и угрожающей. Лавр испытал искреннее сочувствие к ученику.

— Не смотрите на меня так, профессор, — через силу улыбнувшись, произнес мальчик. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Видите… как только я испытываю сильные эмоции, моя магия выходит из-под контроля.

— Да, вижу.

— И я не хочу, чтобы кто-то знал, что я — Первородный.

— Понимаю.

«Что случится, если о нем узнают?»

Лавр был уверен, что в таком случае малыш Шалфей вскоре окажется в Министерстве. И там встретит Сириуса.

— Расскажи мне о нем, — попросил Лавр, сменив тему их разговора. — О Сириусе. Ты был с ним знаком?

— Нет. — Мальчик покачал головой. — Мы жили в одно время, но в разных общинах. Моя община была здесь, в восточных землях. А Сириус и Канопус жили в землях Дурмана, ближе к Туманным горам.

«Туманные горы», — Лавр не мог не подумать о том, что это место как магнитом притягивало его к себе все сильнее и сильнее.

— Но я не был с ними знаком… достаточно близко.

— Но ты хоть что-то о них знаешь, — произнес Лавр требовательнее, чем было нужно.

— Кое-что знаю, но зачем Вам?.. — Малыш Шалфей взглянул на Лавра долгим пристальным взглядом. — Не подумайте, что я хочу что-то скрыть. На самом деле моя душа испытала облегчение от того, что кто-то узнал мой секрет.

— О том, что ты — Первородный?

Малыш Шалфей кивнул.

— К слову… не расскажете, как догадались?

У Лавра закислило во рту.

Должен ли он был солгать? Или же сказать правду? Мог ли малыш Шалфей в будущем стать его врагом? Или же наоборот, он станет его союзником?

«Союзники мне нужны», — подумал Лавр.

И признался в том, каким необычным даром обладал.

— Как по мне, — выдал малыш Шалфей по итогу, — глаза Ваши, как и у многих, совершенно не примечательные. Ой, простите! Я не хотел обидеть!..

— Ты не обидел. Я даже рад, что ты так спокойно отреагировал на мой рассказ.

— Вы на мой отреагировали не хуже. — Малыш Шалфей потер нос и шмыгнул носом. На полу гулял сквозняк. — Давайте уже поднимемся на ноги. Не хочу заболеть.

— Да, конечно.

За окном уже было темно.

— Впервые я услышал о Сириусе после начала Долгой Ночи. Если бы я только знал, чем для меня закончится встреча с ним…

✦✦✦

Толиман был слишком мал, чтобы разбираться в тонкостях взрослых разговоров, которые зачастую ограничивались лишь взглядами, покачиванием головы и короткими, недосказанными фразами. Но даже в столь юном возрасте он понимал — отсутствие на небе солнца и луны ничем хорошим для него и тех, кто был ему близок, не обернется. И путь, который они продолжали уже несколько недель по холодным безродным землям где-то на северо-западе континента и сбитые в кровь ноги лишь малая плата за то, что все они еще были живы.

Темнота вокруг была плотной и недружелюбной, давящей и устрашающей. Единственными звуками, которые Толиман слышал, были шарканье его собственных и чужих шагов, а также завывания ветра. Тепло, исходившее от факельных огней, не могло ни согреть, ни облегчить тяжкую ношу их дороги. Толиман это тоже понимал, поэтому чтобы согреться старался думать о чем-то хорошем. Например о днях, когда солнце припекало его кучерявые волосы, а россыпь веснушек на лице становилась заметнее из-за поцелуев солнечных лучей. Так говорила ему мама… Мама.

Толиман шмыгнул носом, почувствовав, как в ноздрях защекотало. Мамы больше не было. Не было и папы. И бабушки. Ни кур, ни коз, ни коров. Ни просторного дома на берегу широкой речки, купаться в которой запрещали из-за сильного течения. Ни друзей, живших неподалеку. Никого не осталось.

— А ну не хнычь, — сказала шедшая перед ним девушка.

Никого не осталось. Кроме них двоих.

— Сестра Ригель…

— Не трать силы на разговоры, — шикнула Ригель. — Мы скоро придем.

Толиман понурил плечи. Он слышал эту фразу уже много раз.

— Но ты не знаешь, куда идти…

Ригель промолчала.

— Откуда тебе знать, куда идти?..

Ригель не ответила.

Возможно, она действительно не знала, куда они должны идти. Как не знала и о том, а существовало ли место, в котором будет рождено новое солнце? Но они с братом и повстречавшиеся на их пути маги шли в одном направлении, с надеждой на то, что шанс возродить мир у них еще был.

И когда еще через несколько дней они увидели вдалеке вереницы оранжевых огней — горящие факелы в руках таких же, как и они, заблудших в темноте душ — Толиман заметно приободрился.

— Смотрите!.. Все, смотрите туда!.. Это добрая весть, сестра Ригель, — обрадовался Толиман. — Посмотри, сколько впереди нас огней! Значит, мы уже близко, да?

Ригель поймала руку брата и крепко сжала ее своей ладонью. Это было единственным, на что у нее еще оставались силы, кроме как продолжать идти вперед.

— Возможно, — ответила ему Ригель, обернувшись к брату через плечо. — Не разговаривай, береги силы.

— Но сестра Ригель, я так счастлив, что вот тут стало теплее!..

И мальчик, указав на свою грудь, улыбнулся.

Однако его осунувшееся лицо и тени, бросаемые на него от факельного огня, не вызывали в душе Ригель ни капли тепла. Худоба брата была ужасающей. Впрочем, никто в их группе не выглядел лучше. Просто Толиман был младше всех… ниже всех. Слабее всех. Поэтому и выглядел так, будто готов опуститься на землю и более не делать ни шага. И все же к ее удивлению, и даже некой зависти, взгляд у Толимана был таким же ясным, как и прежде, в его глазах горел огонь жизни.

— Не разговаривай, — повторила она, крепче сжав его руку. — Береги силы.

И они вновь шли. И шли. И шли.

В какой-то момент, Толиман даже не мог понять, в какой именно, вереница из огней стала настолько длинной, что мальчик не видел ни ее начала, ни ее конца. Зато впереди он видел свет. Яркий белый свет. Где-то там, у горизонта, которого не было видно, но который был, как бы тьма не пыталась скрыть его от глаз, светило солнце.