— Сядь.

Единственное желание на его просьбу — делать ровно противоположное, поэтому я отхожу до тех пор, пока не упираюсь лопатками о стену.

— Сядь, я же сказал, — произносит уже чуть жестче. — Ты всё равно никуда не улетишь, пока я не позволю. Все твои документы находятся у меня.

***

Дальнейшие события проходят будто в густом темном тумане: нереалистичные, карикатурные, искаженные.

Чтобы немного успокоиться, я пью второй бокал вина, но кроме размазанных и неточных движений ничего больше не получаю.

В зале ресторана полно людей. Играет весёлая испанская музыка. Подают закуски и алкоголь. Серия вспышек фотоаппарата ярко слепит глаза.

Хочется ткнуть надоедливым папарацци средний палец, а после этого сбежать отсюда на край вселенной, но я не могу себе этого позволить. После тонны угроз я чувствую липкий, нечеловеческий страх, въевшийся под кожу.

Вечер идёт по заранее продуманному сценарию. Я настраиваюсь на то, что этого всего лишь дешевый спектакль — не по-настоящему, поэтому когда друг Олега Вячеславовича, тот самый, который любезно предоставил нам дом для временного проживания, приглашает меня на танец, искренне пытаюсь обмануться и представить на его месте Ратмира, чтобы было морально легче.

Нам хорошо и классно. Внизу живота ласково щекочут бабочки. В голову бьёт дурь, а в сердце — сумасшедшие чувства, любовь и эйфория. Но как только Роман выводит меня на танцпол, прижимая к себе, душа болезненно рвётся на ошмётки.

Я всхлипываю. В ноздри вбивается запах одеколона с примесью пота. Прикосновения чужие, а рост значительно ниже. Никакого тепла и защищённости нет и близко. Иллюзия ломается с пробирающим треском.

Настраиваться даже не стоит — просто перетерпеть.

Объектив фокусируется на нас. Я выдерживаю пару кадров, а после этого отворачиваюсь и прячу лицо, сдерживая себя от публичной истерики на этом празднике жизни, параллельно отвечая на вопросы мужчины.

— Как вам у нас, Даша? Успели увидеть музей Дали? Погулять по старому городу?

Вспышка раздражает нервные окончания. Ладонь Романа заметно спускается ниже. Я крепко сцепляю зубы и вдавливаю пальцы в толстую шею, дав понять, что достаточно самовольства.

— Пока нигде не успела побывать, но общее впечатление вполне приятное.

Песня тянется, как надоедливая жвачка. Ноги устают, виски раскалываются. Когда стихают последние аккорды, я облегчённо выдыхаю и нахожу взглядом Авдеева-старшего.

Этого вы от меня хотели? Подставить? Втоптать в грязь?

Браво! Вам удалось!

— Если будет желание — я могу побыть вашим личным экскурсоводом и показать много интересного. Не все туристы и операторы в курсе красивых мест на побережье, а я да, потому что проживаю здесь уже пятый год.

Киваю, словно пустой китайский болванчик, мечтая испариться и скорее принять душ, чтобы смыть с себя чужие прикосновения и запах.

Доигрываю роль, скалюсь.

— Благодарю, Роман. Возможно, в другой раз.

Домой мы возвращаемся в немой тишине.

Я сижу на заднем сиденье автомобиля с зияющей дырой внутри. Если бы это было последнее представление, то было бы проще переступить и смириться, но впереди самое сложное — то, что вызывает особенно ярый протест.

Сегодняшние фотографии покажут Ратмиру, как только он окажется на свободе. Выставят меня в самом неприглядном и уродливом свете. Там, где я пью, веселюсь и танцую на дорогой вечеринке побережья. Достойная дочь своей матери. Красивая, как кукла, но меркантильная сука.

Приняв душ, я засыпаю мёртвым сном. Не кручу в голове идеи. Не оцениваю поступки. Ничего не думаю. Ничего не чувствую. Ощущаю себя неживой. Заторможенной. Словно под действием транквилизатора.

Я была уверена в том, что Олег Вячеславович неприятный тип, но оказалось, что эта характеристика была неполной. Стоит только ослушаться его — и ошибка будет непростительной. Авдеев сотрёт в порошок, размажет и уничтожит. Как делает это со мной и с мамой.

Мы — использованный расходный материал. Нас уже не жалко. Нас никто не хватится. Нами можно пожертвовать, чтобы прийти к цели.

На завтрак мама пытается впихнуть в меня овсянку с ягодами, на обед — сырный суп. В буквальном смысле, потому что кормит из ложечки, будто маленькую. Уговаривая, причитая. Пряча глаза. Ей жаль. Но смысл этой жалости?

На ужин вместо неё заглядывает Олег Вячеславович, держа в руках мой мобильный телефон.

Сердце проваливается в желудок и резко взлетает к горлу. Мне плохо. Организм сопротивляется и клонит голову обратно к подушке, чтобы хоть как-то противостоять угрозам.

На экране мобильного светится номер Мира и его фотка, которую я засняла в пик страсти, когда мы ласкали друг друга, дурачились и валялись в постели. Он довольно и широко улыбается. На щеках ямочки. Волосы слегка взъерошены. Я сверху.

Кровь вскипает от несправедливости. Мы просто полюбили друг друга. Разве это тянет на преступление?

— Готова?

Я свешиваю ноги на пол, чувствуя себя странно. На самом деле, никого не волнует, если нет. Я обязана сыграть свой худший спектакль на отлично.

Мамин любовник не собирается со мной шутить. Все его угрозы я восприняла максимально серьезно. Поэтому...

— Да.

Вызов прерывается. Я позволяю себе выдохнуть. Было бы хорошо, если бы в последний момент что-то пошло не так и план сорвался.

— Он перезвонит, — отмахивается Олег Вячеславович.

Я тоже об этом думаю. Да, перезвонит. Потому что я первая и единственная, кому важно набрать после выхода на свободу.

Замираю, взяв в руки телефон. Он оживает ровно через десять секунд. Хочется скулить от боли. Взывать бога к справедливости.

Вот бы Ратмир нашел меня и спас. Увёз подальше от горя и проблем.

Я откашливаюсь, прочищая горло. Прижимаю телефон к уху, смотрю на Авдеева-старшего. Как могут быть внешне похожими отец и сын и при этом настолько отличаться по характеру и внутреннему наполнению? Создается впечатление, что в старшем сплошная гниль.

— Где ты? — резко выпаливает в трубку.

Мир уже наверняка видел фото, но напрочь отказывается верить, поэтому вопрос — прямо лезвием по сердцу.

Олег Вячеславович кивает. Мол, начинай уже, не томи. Садится в кресло, широко раскинув ноги.

— Прости… — шепотом произношу.

— Где ты, Даша? — строго чеканит. — Я же просил ждать меня дома.

Просил, да. Знаю.

Я бы на его месте не поняла и не приняла. На то и был расчёт опытного кукловода.

— На досуге я долго думала о нашем будущем, Мир. Твой отец сказал, что обрубит все пути для нормальной жизни. Сделает так, что ни тебе, ни мне не будет хорошо.

Хочется выть после этих слов. Особенно, когда на другом конце провода раздается разочарованный выдох.

Я бы могла сказать что-то другое. Не это. Честное, искреннее. Что скучала, волновалась и ждала. Почему же так сложно-то?

Оказывается, не всегда достаточно одного только желания быть вместе. Часто нас прогибают под себя чудовищные обстоятельства.

— Блядь, Даша. Не еби мне мозг и ответь, пожалуйста, прямо.

— Я подумала и приняла решение, что не готова к нищете, Мир, — проговариваю, морщась от брезгливости. — Так будет лучше для всех. Поверь.

Авдеев-старший довольно кивает. Меня мутит. Цена была слишком высокой и неподъемной.

Смогу ли я хоть когда-либо смириться и поверить в то, что говорю?

— Скажи. Нахуй. Адрес. Это так сложно?

На заднем фоне слышатся шаги и шум автомобилей, разговоры людей. Мне безумно хочется иметь возможность телепортироваться, чтобы идти рядом — рука об руку. Всю долгую жизнь.

— Я не вижу в этом смысла, извини.

— А я вижу. Что изменилось за месяц? Какие тараканы пролезли в твою голову? Это отец надавил?

— Хватит…

— Если он тебе угрожает — дай знать. Даша, твою мать, просто дай знать. Я буду рядом. Я сделаю всё, чтобы тебя забрать. Просто намёк. Одно слово. Звук. Стук. Что-нибудь.