Такое было только в битве, и в близости с ней. Он любил её, любил и хотел бы кричать об этом, его лёгкие разрывало от этого желания, горло драло, но было нельзя — Хэла не разрешала. Этот запрет… Рэтар чувствовал его, словно в руки можно взять: “Не говори, потому что без слов всё просто. А со словами будет беда”.

И он не хотел ей беды, он хотел ей счастья. Пусть надо молчать, достаточно действия и Рэтар знал, что Хэле не надо больше — этой женщине слова были не нужны, она в них не верила. Значит он будет молчать, просто будет доказывать, что она его, принадлежит ему полностью, как часть его самого. И этого будет достаточно, она сдаться, он не отпустит так просто… не отпустит.

Хэла содрогнулась, сдерживаемое рычание где-то в груди, немой всхлип… их обоих унесло грехом и Рэтар, никогда не думавший о спасении своей души, лишь готов был пропадать в этом снова и снова, с этой женщиной. С его ведьмой.

Ужин был очередным беспорядком. Забавным и простым. Но как же Рэтару хотелось вот этой простоты и безумства. Хотелось для себя и для Хэлы.

Ведьма была наполнена радостью от того, что можно просто сидеть за столом с людьми, которым плевать кто она. Дети задавали ей сотню вопросов об устройстве её мира. Простые, наивные и так искренне удивлялись ответам.

В мире Хэлы есть люди, которые выращивают промысловую рыбу? В мире Хэлы едят икру рыбы? В мире Хэлы умеют доить рыбу, чтобы получить эту самую икру? В морях солёная вода, а водоросли это дорого?

Войр сначала пытался унять ребятишек, но потом понял, что это бесполезно, да и видел, что Хэле не в тягость отвечать на эти вопросы, а даже наоборот.

Она была счастлива. Вот какая она, когда её переполняет обычное человеческое счастье. Это лицо… Рэтар был готов гладить его, целовать его, делать всё и больше, чтобы оно всегда было таким, чтобы эти глаза всегда были такими.

Когда уже зашла Тэраф и надо было уходить, Хэла вышла из дома первой, распрощавшись с детьми и Войром. А Рэтар задержался.

Пияна решила уйти в селение и тан обеспокоился, что уже темно. Да и оставалась же она здесь пока он лежал, чего сейчас уходить. Женщина что-то буркнула и вышла. Войр вздохнул, извинился перед Рэтаром.

— Бывает у неё. И Рэтар, — сказал он как можно тише. — Ведьма. Я тебя понимаю.

Феран прикрыл глаза, давая понять, что понимает о чём говорит Войр. Мужчины пожали локти и попрощались.

Встав в дверях, феран услышал разговор Хэлы и Пияны. Последняя говорила что-то о том, что ведьме и дело быть не должно до всего этого. На что Хэла ответила:

— Я говорю только о том, до чего мне дело есть. А Войр часть дома, которому я служу и на его благополучие мне не всё равно. Так что завязывай с этим. Думаешь всё работает так, как ты хочешь? А ты уверена, что ты знаешь, чего ты хочешь? Попросила, чтобы он в тебе нуждался — так его к постели приколотило. И что-то не заметила я, что ты с ним в этой постели была. Не отпустит его сестра твоя, ясно? Не сейчас и не через тир, а может и через десяток. Или смирись, или иди на все четыре стороны. А уж няньку детям найти не проблема.

— Неужели? — сорвавшимся голосом отозвалась Пияна.

— Да, я справлюсь, уж поверь, — ответила Хэла совершенно бесстрастно. — Да и в Вайле столько любви, что и на отца и на брата с сестрой с лихвой хватит. Не нужен им никто чужой.

— Я не чужая! Я родная, я их люблю!

— Правда? Родные так не поступают. Любя, так не делают, — ведьма вздохнула и тихо произнесла: — Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Пияла зарыдала. А Рэтар вышел из дома, сделав вид, что ничего не слышал. Хотя знал, что скорее всего Хэла знает, что он там был и всё слышал.

Они прошли по берегу в сторону оплота. Хэла молчала. Настроение её изменилось. Она стала задумчивой и далёкой. Один раз споткнулась, недовольно фыркнула.

— Это был заговор? — спросил Рэтар, придерживая её за локоть.

— Его внезапная болезнь? — уточнила ведьма. — Да. Она была вот в том городе, про который ты говорил. У ведьмы там чёрной.

— В Рангразе.

— Да, — подтвердила Хэла и вздохнула. — Но зачастую человек не правильно просит. Точнее формирует просьбу, а ведьмам и магам того и надо. Они выполнили, а что там и как потом будет… ведьмы, конечно стремятся к тому, чтобы сделать зло побольше.

— И теперь? — нахмурился феран.

— Я сняла заговор, — ответила она. — Только ей станет тяжело с ними. Потому что стыдно, потому что заговор влияет и на того, кто его заказал. Злой заговор, в смысле. Несправедливый.

Рэтар подошёл к ведьме, обнял её.

— Ты чего? — спросила она, уткнувшись ему в грудь.

— Устала?

Женщина с неохотой кивнула.

— Немного.

— Пойдём спать, — с этими словами Рэтар поднял Хэлу на руки, и несмотря на её слабый протест понёс в сторону оплота.

Ему всегда было странным то, что ведьма сопротивляется, когда он берёт её на руки. Он чувствовал, что Хэла была рада этому, знал уже вот это смущённое выражение лица, когда она боится стеснить, боится, по какой-то только одной ей ведомой причине, быть неудобной, обременяющей. Но взгляд искрился, она была переполнена восторгом в эти моменты, и Рэтар носил её на руках — он бы вообще не разрешил ей ходить…

— Хэла? Объясни мне, — шепнул феран, когда устроил на своей руке и пошёл в сторону оплота.

— Что? — тихо спросила она.

— Объясни, что тебя так сильно смущает в том, что я сейчас делаю?

— Потому что я могу ходить сама, — упрямо повторила ведьма свой обычный ответ.

— Нет, — Рэтар остановился и хотел бы заглянуть ей в глаза, но её руки обнимали его шею и ведьма смотрела назад, устроив голову на его плече. — Это я уже много раз слышал и знаю, что ты можешь ходить сама, но…

— Потому что это меня смущает, — перебила она мужчину, — выводит из равновесия, я готова разрыдаться, а я ненавижу рыдать, и я чувствую себя, как ребёнок.

— Что плохого в том, чтобы чувствовать себя ребёнком, — поинтересовался он, — или рыдать?

— Тебе нравятся женские слёзы? — пошутила Хэла, потому что в очередной раз решила отгородиться от него.

— Нет. Если это слёзы горя. Но когда они радостные, — он пожал плечами. — Или ты хочешь сейчас рыдать от горя?

— Нет, — качнула головой ведьма и уткнулась его в шею. — Потому что я тяжёлая.

Это было смешно. Потому что он не чувствовал её веса. Точнее она была совершенно не тяжёлой для него, его рук и его тела.

— Боги, Хэла, — отозвался Рэтар. — Правда? Ты лёгкая. Я могу унести без проблем ещё трёх таких как ты.

— Ещё три Хэлы? — кажется улыбнулась ведьма. — Это будет слишком для тебя, достопочтенный феран.

— Да, потому что мне нужна только одна конкретная. Вот эта, — он погладил её по спине свободной рукой.

Хэла фыркнула ему что-то в шею, потом поцеловала и он почувствовал, что из её глаз полились-таки слёзы. Она не рыдала, она была спокойна, просто слёзы лились из глаз и она уткнулась в свой рукав.

Пока феран донёс её до башни оплота, где был портал, помещения отдыха командиров и рабочая комната Войра, с обычной простой кроватью у стены, ведьма уснула. Стараясь не замечать странные, полные недоумения, взгляды воинов, он отнёс ведьму в кабинет Войра и устроил на кровати, аккуратно укутав в плащ. Уже когда хотел отойти Хэла вцепилась в его рукав.

— А ты где будешь спать? — спросила она сонно.

— Лягу здесь, на полу, — улыбнулся феран, поцеловав её в висок.

— Нет, — заупрямилась ведьма и даже сделала невнятную попытку встать, — давай я, а ты…

— Хэла, спи, несносное создание, — тихо рассмеялся Рэтар и обнял её.

Она ответила что-то неразборчивое, но сопротивляться сну у неё уже не было сил.

А феран, взяв у воинов походный трин, устроился на полу.

И сон не шёл. Раздражала ситуация с эйолом. Почему Роар не сказал про верховного? Почему эйол Зарны не сказал, а ведь, если верховный был в Трите, то и в Зарне тоже был? Что опять нужно ферану Эйорна? Откуда бы у них появились средства на выкуп у Изарии белой ведьмы? И всё это во в этом непрекращающемся безумии холода, нападений, постоянной угрозы. Рэтара топили. Топили намеренно и планомерно. И он пока не знал, что с этим делать. Но он не будет сидеть и ждать, пока его утопят.