И это всё было полно такой искренности, такой хрупкости — Хэла была сейчас ребёнком, который просил прощения за всё подряд, что натворила… только вот это всё было таким простым, таким ничтожным. А Рэтар так с ней жестоко поступил, потому что повёлся на слова мага.

— Моя хорошая, родная моя, нет… Это ты прости, я не хотел, я не знаю, больно? Прости меня, — прижимая её к себе, он говорил это как заклинание, потому что не простит, такое не простит… потому что ничего не сделала плохого, это он сам, только он сам…

Всего несколько дней назад они стояли вот на этом самом месте и он чуть не убил её. Сначала вытащил с того света, а потом чуть снова не убил.

И это не Хэла, это он утянул её с собой в бездну. Да она изводила его, но она не просилась к нему в постель, более того она по сути сказала “нет”, потому что надеялась, что он не пойдёт на то, чтобы дать ей право быть ему равной в близости. Она хотела его так же как он её, но она держала расстояние. Держала. Потому что нельзя, потому что она пострадает сильнее его, боги, ей достанется за эту близость сильнее, чем ему, но вот она… дрожит в его руках и не от возбуждения, а потому что он под влиянием слов мага раздул яростное пламя подозрений, сомнений, презрения…

“Они не чувствуют, нельзя от них ждать любви, нежности, ласки, тепла простого человеческого”, — когда маг это сказал, Рэтар его чуть не убил, а после поверил в эти слова, хотя не было в его жизни никого настолько же любящего, трепетного, нежного, ласкового, тёплого…

Что он натворил?

— Хэла, послушай меня, Хэла… — он нагнулся к ней, встретившись с затравленным, полным слезами взглядом. Стало страшно её потерять. — Прости меня, если сможешь, Хэла, прости. Хорошая моя, родная! Я знаю, что ты не веришь в никогда и всегда, и в меня сейчас веру потеряла, но я тебе скажу, что чтобы не произошло между нами, я всегда, Хэла, всегда буду на твоей стороне, слышишь? И я клянусь тебе, я никогда не предам тебя. Не верь, если тебе так подумается вдруг, если тебе покажется, если тебе кто-то это скажет — не верь, Хэла! Обещай мне, пообещай, прошу тебя!

— Обещаю, — выдавила она из себя с трудом.

— И плети нить, Хэла, плети, сколько хочется, если хочется плети, моя хорошая, только не говори никому и не показывай, что умеешь, хорошо?

Она кивнула.

— И прости меня, прости меня. Я сделал тебе больно, я усомнился в тебе, но я верю тебе, Хэла, я верю тебе. Прости… если сможешь, — Рэтар стал целовать её мокрое от слёз лицо: глаза, щёки, нос, губы, — Ты моя ведьма, Хэла, моя, только моя, прости, прости меня, нежная моя, ласковая, мягкая, тёплая, настоящая, живая, Хэла… — как в горячке, — несносная моя ведьма, Хэла…

Он не знал, что ещё можно сделать, чтобы ей стало легче — у него было только это…

— Болит? Сильно? — спросил Рэтар обнимая ведьму, сидящую у него на руках.

— Уже нет. Отпустило, — прошептала она.

— Простишь меня? — никогда не было в нём столько надежды. — Я не сдержал себя, я не хотел делать тебе больно, прости.

— Простила, — шепнула она и поцеловала в плечо.

— Спасибо, — и столько облегчения.

Утро было тревожным. Рэтар встал засветло — побрил голову и сбрил бороду. Прислушался. Хэла заворочалась в постели и кажется снова уснула. Сложив волосы в обрядную ткань и положив сушёные цветы труги и хлиссы, он подготовился к костру.

Выйдя в комнату он заметил, что ведьма проснулась и лежала щурясь в окно, где уже показались первые лучи восходящего Изара.

— Что там? — спросил он, забираясь к ней.

— Изар встаёт. Ох, — она повернула к нему лицо и засмеялась. — Уже?

Феран кивнул.

— Ну, а я хотела посмотреть и покомментировать процесс, — надулась ведьма.

— Думаю это закончилось бы ещё парой свежих шрамов, — засмеялся Рэтар. — Прости.

— Вы что-то слишком часто стали прощения просить, достопочтенный феран, да ещё и у чёрной ведьмы, — промурлыкала Хэла, подтягиваясь к нему.

— Виноват, вот и прошу, — ответил он.

— А шрамы я заговорила бы, — улыбнулась ведьма. — Поцеловала бы и всё прошло.

— Вот же, теперь мне не достанется поцелуев? — сощурился феран.

— Я не решила ещё, — промурлыкала Хэла, потянувшись, и Рэтар притянул её к себе, поцеловав.

— Зато я решил.

— Как я могу спорить? — тепло её ладони на щеке было таким приятным. — Так необычно.

— Хочешь, могу ходить и без бороды, — предложил он.

— Нет, не надо, — засмеялась Хэла. — Я привыкла, и ты с ней суровее, а для ферана это же как… хм… рабочее лицо?

И Рэтар тоже рассмеялся.

— А что теперь? — спросила ведьма.

— Теперь в ткань серкиевого цвета, — начал феран.

— Жёлтого? — уточнила Хэла.

— Наверное, — пожал он плечами. — Туда сухие цветы хлиссы, труги…

— Ой, гениально, это самый пахучий сухоцвет, который тут есть, — проговорила ведьма. — Горящий, он перебьёт запах горелых волос, да?

— Да.

— И дальше?

— А дальше в очередь к главному костру, — кивнул в сторону селения Рэтар.

— А у тебя нет блата? — спросила она, а феран нахмурился новому слову. — В смысле, ты не можешь пройти без очереди?

— Нет, — усмехнулся Рэтар. — В благодарности все равны.

— Так можно весь день стоять, — буркнула ведьма недовольно.

— Не страшно, я бы и десять отстоял за тебя благодаря, — шепнул он, а Хэла покраснела.

— Дурень ты, достопочтенный феран, — фыркнула она, смущаясь, — нашёл за что благодарить, ей богу!

Рэтар рассмеялся, поцеловал её над ухом.

— Хэла, — вспомнил давний вопрос. — А что такое “парад планет”?

— О, это очень крутое астрономическое событие, — ответила она. — Ну, в моём мире. Это когда определённые небесные светила сближаются в небе и получается ощущение, что они встают в один ряд. Помнишь мы гуляли и я тебе рассказала про принцип движения своей планеты вокруг нашего светила?

Он кивнул.

— Так вот, есть ещё несколько планет, которые так же вращаются вокруг Солнца и раз в какое-то там огромное количество лет могут встать в типа линию. Я в этом не сильна, правда, — пожала она плечами. — Названия этих планет — имена древних богов. Меркурий — бог торговли, Венера — богиня любви и красоты, Марс — бог войны, Юпитер — бог громовержец, Сатурн — бог земледелия, Уран — бог неба, Нептун — бог вод. И ещё был Плутон — бог подземного царства, но в конечном итоге учёные сняли с этого небесного тела статус планеты.

— Отлично, — ухмыльнулся Рэтар. — Я в твоём параде Марс?

— Нет, — она нахмурилась, потом повела головой. — Марс — Роар. Элгор — Меркурий, Тёрку думаю подойдёт быть Сатурном, Гир, например Уран, а Мирган — Нептун, и даже для Шерга место смотри есть — планета, названная в честь бога смерти, которая больше не планета. Та-да-ам! А ты Юпитер. Бог громовержец, главный бог. И ещё у планеты есть отметины и спутников тьма.

Хэла провела ладонью по шраму, а феран хмыкнул.

— И какие там отношения у Юпитера с Венерой?

— Ты с ума сошёл? Не вмешивай меня в это, — она рассмеялась. — И какая из меня богиня красоты и любви?

— Хэла, ты красивая, — и Рэтар так давно пытался это в ней понять, но никак не получалось. — Ты безумно красивая!

— Это ты один так считаешь, потому что у нас химия, — фыркнула она очередное незнакомое ему слова и качнула головой, явно смущаясь.

— Я не понял, про причину, но я не один так считаю, — возразил феран. — Если бы считал один, боги, я был бы счастлив! Но все, все они, Хэла, меня это с ума сводит, что… почему ты сама не видишь этого, почему тебе надо говорить очевидное?

И Рэтар заглянул в её лицо.

— Когда ты выходишь в коридор, меня уже распирает ревность, я хочу затащить тебя назад, потому что все стражники тебя считают красивой, все мои братья считают тебя красивой, Роар считает… боги! Но ты не считаешь? Почему?

— В моём мире всё не так, — отозвалась она, пожав плечами, — у нас культ тела. Табу на неправильную грудь, пухлые животы, не накаченные задницы. И всегда разные требования — ну, то есть, когда у меня была ничего так задница, то не тянула грудь, когда грудь была огонь — задница, живот, руки, ноги, лицо и вообще всё постоянно так. Хотя Милка вон отличная.