— Ага, — кивнула Хэла. — Сфера, куб и, а у крыши рёбра есть?

— Да, — улыбнулся феран.

— А основа с тремя углами? — она указала на расположение трёх колонн.

— Да.

— Тогда в моём мире кажется это называется треугольной пирамидой, — блеснула в познаниях геометрии Хэла, хотя до конца не была уверена, что права.

Рэтар улыбнулся сильнее и кивнул:

— А у нас это этр.

— Ну, и ладно, — Хэла повела плечом, чем вызвала очередную усмешку у мужчины. — А посередине?

— Там был сосуд Варха, — ответил феран.

— Что? — нахмурилась ведьма.

— Я не смогу тебе правильно объяснить, — теперь феран пожал плечами. — Это как кувшин и не как кувшин. Я могу показать в книге.

— Я хочу, да, — загорелась интересом Хэла.

— И если бы ты захотела, то я бы показал тебе его в живую, — улыбнулся он.

— Да, — кивнула ведьма, изучая колонну.

— Это не просто, — проговорил Рэтар. — Он настоящий остался один в Гор-Эят.

— Это остров, который считается основой этого мира, он как бы посередине? — уточнила Хэла.

— Да, — феран кивнул. — Основа Сцирцы.

Она хмыкнула, название мира — Сцирца, тут называли редко. А уж ей без надобности вообще.

— На этом острове штука, которая считает здесь время? — уточнила ведьма.

— Да.

— А мы далеко от него?

— Да.

— Рэтар! — возмутилась в шутку Хэла.

— Да? — улыбнулся он.

Ведьма улыбнулась, покачав головой.

— Жаль, что далеко, — проговорила она, на деле с сожалением.

— Только скажи, Хэла, — ответил на это Рэтар.

— Перестань, как же Изария без тебя? — слегка нахмурилась она. Хотя на деле действительно поймала себя на мысли, что с этим мужиком хоть на край света готова рвануть.

— А без тебя? — спросил феран.

— Ох, если нас двоих не будет, то вообще всё пропадёт! — покачала головой ведьма.

Они улыбнулись, почему-то смеяться здесь не хотелось, говорили-то почти шёпотом… словно тишина могла рассыпаться, как стекло, разбиться от громких звуков.

— А можно побыть тут немного? — спросила Хэла. — Или нужно уже идти?

Рэтар глянул на небо.

— Можно, сколько хочешь, не переживай, — ответил он. — Если твои хараги не убежали, то можем и в темень вернуться.

— Не убежали, они у реки, вон там, — женщина указала в сторону видимых только для неё двух, мерцающих голубым, огоньков жизни её питомцев.

Феран усмехнулся, поймал её руку, и поцеловав, отпустил, потом прошёл и сел на один из камней.

Хэла опустилась в траву и закрыла глаза. У неё внутри давно уже было что-то, что она никак не могла понять, что-то что пыталось вырваться, но ведьма никак не могла разобраться хорошо это или плохо. Можно или нет. И что это вообще?

Сейчас, сидя здесь, Хэла понимала, что нельзя противиться себе, нельзя закрываться от силы, которую получила попав в этот мир. Это то, что с ней случилось, она здесь и ничего не поменять. Надо жить здесь и сейчас, надо принимать свою сущность. Любую.

Силы вокруг было сейчас так много, что она стрекалась, как крапива, она заливала, заполняла все клеточки тела — наверное сейчас Хэла светилась изнутри и хорошо, что Рэтар не видит, хорошо, что далёк от магии, хорошо, что для него всё просто, и он надеется только на себя и на свой меч.

Потому что вот сейчас Хэла могла сказать, что нет в этом мире ничего более страшного и мощного, но одинаково хрупкого и ломкого, чем магия. Заговоры — просто слова, сила внутри неё только её собственный ресурс, и Хэла уже знала, что ресурс этот не бесконечен. Можно увеличить, но не сделать бесконечно неисчерпаемым. И можно было оказаться в ситуации, когда ты ничего не сможешь сделать, когда смерть настигнет тебя, а ты будешь беспомощен перед ней, несмотря на то, что ты самый всемогущий из всех магов. Или ведьм.

Правда, как видела Хэла, ведьмы были сильнее, основательнее, если так можно было сказать. Наверное поэтому их призывали на кровь и строго контролировали количество — одна вместо другой. Никак иначе. Двух чёрных быть не должно, не "не может", а не должно… ни в коем случае. И серых боялись по той же причине.

Внутри взметнулся какой-то животный триумф — Хэла знала, что была другой. Не такой, как все остальные чёрные ведьмы.

Она слышала это в Хангыри от магов, которые вообще смотрели на неё и не понимали “что она такое”, они не отдали бы её Рэтару никогда, если бы он не призвал её на свою кровь, а обряд разрыва связи нужно было делать через этого их первого мага, а эти малохольные боялись признаться, что с её призывом что-то было не так. И ещё больше боялись гнева ферана Изарии.

Гораны вообще считались здесь кем-то сродни бессмертных богов, хотя и они умирали, но страх перед ними был неискореним. Потому что боги эти безумны. И безусловно отец Рэтара играл в этой истории основную роль. В конечном итоге, когда маги её отдали, то все трусливо сошлись на мысли — раз кровь ферана Изарии её позвала вот такую, то, такому как Рэтар Горан, именно такая чёрная ведьма и годится.

Это было похоже на то, что маги бросили женщину в яму к голодному тигру, типа "и так сойдёт"! А в итоге… А что в итоге?

Хэла была так зла, потому что это вот отношение магов к Рэтару, ей спутало восприятие человека. Она вообще была не из тех, кто по внешнему виду судил людей, а тут — они боялись до усрачки и её мозги запудрили.

И боги… вот он итог — Хэла сошла с ума от этого человека. Она была готова для Рэтара на всё. И она питалась его силой. Питалась. И ей было стыдно. Но только в нём было столько, что и на десяток хватит таких как она, а сейчас, когда она сняла заговор предыдущей ведьмы, силы стало так много, что можно было валить всех направо, спасать налево, и ещё останется, чтобы он жил поживал, здоровый, и немощь на него найдёт лет через сто, а может и нет вовсе.

Такое вообще возможно? Хотя тут возможно, блин! И сидя в этом их “стоунхендже” она поняла, что они друг для друга как… всплыла в голове эта херота про половинки. Инь-янь? Тьфу-ты!

Проснувшись глубокой ночью, она осознала, что её раздирает чувство невыносимого счастья. И стало стыдно за это перед той жизнью, перед теми кто там остался без неё. И, да что ж такое! Хотелось утопиться в слезах. А счастье рвало на части.

“Как так, чёрт, твою налево?”

— Хэла? — позвал Рэтар, и как он так спит чутко, невыносимо прям, даже пореветь не даст спокойно.

— Всё хорошо, — она вжалась в него сильнее, а он сильнее обнял. — Наверное плохой сон.

Рэтар поцеловал её в затылок и от этого скрутило в узел. Потому что когда-то кончится. Только бы не так скоро, но Хэле никогда не везло.

— Почему благословение Изар празднуют вечером, когда его уже на небе нет, — спросила ведьма, глядя в окно, щурясь слепящим лучам восходящего первого светила.

— Празднуют весь день, — отозвался Рэтар, который как всегда устроил её на себе, держал одной рукой и гладил её спину, плечи, шею, другой.

Осталось только мурчать от удовольствия и приятной неги усталости после того, как они снова нагрешили с утра пораньше.

— Бреются с утра? — уточнила она.

— Да, — ответил феран. — Потом идут к главному костру и с благодарностью сжигают. В этот день Изар на небе дольше всего по времени в тире. А время Тэраф самое короткое. Остальные костры зажигают в момент, когда Изар скрывается с неба, считают, что так поддерживают его силу и жгут до самого утра, когда он снова восходит на небо. А ещё считают, что Изар, уходя с неба, спускается вниз и бродит от костра к костру в обличии человека, и потому нужно быть благостным и приветливым со всеми кого встречаешь в это время, и нельзя творить никакого зла.

— Но ты ждёшь это зло? — проговорила она.

— Да, я жду, — сказал Рэтар спокойно.

— Я посмотрю, — отозвалась ведьма. — Если будешь смотреть на меня, то я скажу тебе, если что-то случится.

— Я всегда смотрю на тебя, Хэла, — прошептал он. — С тобой не сравнится.

— Да, со мной нет.

— Правда знаешь, кто где? — спросил Рэтар и она угукнула в ответ. — Роар?