— Достопочтенный бронар, она убить себя хочет, — отозвалась Грета, которая вместе с Донной из последних сил держали Милену, чтобы та себе не навредила.

— Идите, — ещё раз сказал бронар, а потом удивительно, но мягче добавил, — я позову.

Серые ушли, и Милена, осознав, что её больше никто не держит, решила, что вот её шанс всё закочить. Она метнулась к стоящему возле неё кувшину с водой и, расколотив его, взялась за осколок. Конечно, Элгор её остановил, скрутив и взяв на руки, он сел с ней на пол.

Милена шипела, выла и кажется даже хотела его укусить, но рука его перехватила её горло, чтобы зафиксировать голову так, что при попытках шевелиться, она сама себя начинала душить.

И тут в ней всколыхнулось что-то яростное и совсем нечеловеческое — он же может её убить, это же выход, пусть так, но за попытку кинуться на Элгора, она получила пощёчину и боль остро привела её в себя.

Милена с пару секунд смотрела на него с удивлением, а потом разрыдалась. Бронар обречённо повёл головой и ослабил хватку, просто обняв.

— И что ты творишь, девочка? — спросил он, когда она немного прорыдалась.

— Я… — Милена захлёбывалась слезами, ей отчаянно не хватало воздуха. — Я… Роар… Хэла… я сказала… я… им пропасть… я так виновата…

И она снова завыла.

— С Роаром всё хорошо, — отозвался Элгор, тяжело вздохнув. — Про Хэлу не знаю ничего, потому что она с фераном, но она не мертва вроде. Пока, по крайней мере. И я не думаю, что она умрёт.

Милена отчаянно замотала головой, пытаясь найти в себе силы, чтобы ему объяснить, но что и зачем кажется сама не знала.

— Да уймись уже, — цыкнул он и снова её поцеловал.

Она метнулась прочь, но тщетно, потому что его руки обнимали крепко, не давая возможности что-то сделать, и она снова его укусила. Как тогда, когда он поцеловал в первый раз, но тогда она убежала, а сейчас?..

Элгор отстранился и ухмыльнулся.

— Солёная, — он облизнул губы, одна из них была в крови. — Сладкой ты мне больше нравишься.

— Ты, — прошипела Милена, и если бы взглядом умела убивать, то убила бы его.

— Давай, — ухмыльнулся он, — мне тоже пожелай от души.

Она подавилась словами.

— Раз ты снова готова к бою, и готова убивать всё вокруг, а не себя, то я могу удалиться, — он встал с ней на руках и усадил её на кровать. Потом нагнулся и проговорил прямо в лицо: — И очень тебя прошу — будь благоразумной. Ещё раз меня к тебе позовут и я тебе обещаю, что только поцелуями я не ограничусь, ясно?

На лице Элгора расцвела злая, не предвещающая ничего хорошего, улыбка, а потом он отстранился и вышел.

С тех пор Лорана, Карлина и Грета стали следить за ней день и ночь, и Милена была уверена, что это было не только их решение, что это был приказ бронара, а ещё наверное он потребовал сообщить ему, если снова случится истерика.

Белую ведьму начинало трясти каждый раз, когда она прокручивала у себя в голове обещание Элгора, но она отчаянно держалась, чтобы окончательно не сойти с ума.

Как так вышло, что она из хорошей, спокойной, воспитанной девушки превратилась в бесноватую, похотливую, падшую, злую истеричку?

А потом к ним пришла девушка из домашних и попросила одежду для чёрной ведьмы. После того, как служанка забрала суетливо собранные серыми нижнюю сорочку и платье, в комнате воцарилось какое-то невообразимое, почти ощутимое физически ожидание чего-то необъяснимого.

Ведь они так и не знали, что там с Хэлой и никто кажется не мог поверить, что с ней всё хорошо до тех пор пока сами её не увидят живую и здоровую.

Они ждали, замерев, смотря на дверь. Но наступила ночь и ничего не произошло. Все легли спать, хотя никому не спалось. Грета следила за Миленой, остальные просто не могли успокоить в себе чувство тревоги.

— Девочки, а вдруг Хэла умерла? — тихо проговорила Анья, побледнев и испугавшись собственных слов.

— Ты что такое говоришь? — взвилась Лорана. — Не умерла она, вещи ведь попросили. Зачем мёртвой платье?

— А может для похоронного обряда? — отозвалась Маржи и заплакала.

— Не верю я, — махнула головой Грета, хотя на глаза её тоже навернулись слёзы. — Тут специальной тканью обтягивают тело.

Милена лежала тихо, словно пошевелиться было чем-то ужасным, чем-то что натворит ещё больше беды, чем есть сейчас. Ей отчаянно хотелось, чтобы Хэла жила. Она внезапно осознала, что она может попытаться, просто попробовать говорить про себя, словно это заговор, "просьбу ко Вселенной", чтобы Хэла не умерла, чтобы она жила, чтобы вернулась.

Так они все и провалились в какое-то забытье, даже Грета под утро дремала, хотя должна была не спать, не спуская глаз с Милены, которая всю ночь лежала бормоча себе под нос что-то по мнению девушек нечленораздельное, видимо совсем сойдя с ума, а потом тоже провалилась в тяжёлую тёмную черноту.

Проснулась она оттого, что кто-то взвизгнул. Открыв глаза она увидела всех серых стоящих посредине комнаты и обнимающих Хэлу. Хэлу! Живую! Смеющуюся и обнимающую всех девушек:

— Куропатки мои, — шутливо проворчала она, — что вы тут устроили? Это что за мокрое дело? Тише, ну же, задушите меня, девки!

Она поцеловала каждую и на глаза Милены навернулись слёзы — как бы ей тоже хотелось, чтобы Хэла её обняла. Как бы ей хотелось иметь такую маму…

Она уткнулась в подушку и сделала вид, что спит. Она слышала, как Хэле говорили, как они испереживались по женщине, как испугались, что вещи взяли не для неё живой, а для мёртвой. Потом Оань пожаловалась, что хараги не ели всё это время, только пили и вообще не вставали, лежали в своём углу во дворе и лишь смотрели на дверь во внутренний двор, ждали. Хэла что-то ответила, Милене даже показалось, что спросила про неё, но так и не поняла, что там ответили серые, а может ей вообще всё это показалось.

Когда белая ведьма решилась посмотреть вокруг, то никого не оказалось — Хэла ушла к своим чудищам, а серые в невероятном возбуждении побежали делать работу, чтобы побыстрее освободиться и побыть с чёрной ведьмой вечером.

С Миленой оставили Анью, а Грета легла спать.

— Милена, ты видела? С Хэлой всё хорошо, — проговорила девчушка. — Она живая! Ты теперь перестанешь расстраиваться? Правда?

Маленькая ручка легла на голову белой ведьмы, чтобы погладить волосы.

— Не плачь больше, ты такая красивая, такая удивительная, мне так жаль, что ты плачешь.

Откуда же этой доброй девочке, которая всю жизнь голодала, терпела домогательства отца и чуть не была продана им в рабство к своему приятелю, знать из-за чего именно рыдает и истерит Милена.

Красивая… удивительная…

Анья и вправду смотрела на белую ведьму с каким-то нескрываемым восхищением и это было странно и смущало до жути.

“Ну, а что ты хочешь, ты же и вправду, как принцесса настоящая,” — ответила Миле Хэла, когда как-то раз девушка сказала об этом при женщине.

Она и принцесса? Впрочем злобная, вредная, из сказок, где добро побеждает, а такая, как она, остаётся ни с чем, в лучшем случае.

Анья, как и все, плохо спала ночью, поэтому, немного посидев возле Милены, в конечном итоге задремала и вот у Милены появился шанс уйти отсюда… уйти и… что?

Девушке всё ещё хотелось умереть. И теперь ещё больше хотелось, потому что, а как смотреть в глаза Хэлы? Она теперь никогда-никогда не сможет посмотреть ей в глаза!

Ей нет места в этом мире. В её не было, и в этом она тоже не нашлась. Ну и пусть, всё равно, что они призовут кого-то другого, пусть… плевать! Может та, другая, будет лучше, чем Мила, может они призывом её спасут, как бедняжку Анью, может она сделает им эту грёбанную весну и сможет дарить жизнь!

Милена поднялась на самую высокую башню Трита и аккуратно вылезла на небольшую площадку, которая окружала башню. Голова закружилась, ветер здесь был грозным и пронизывающим насквозь. Она посмотрела вниз, перегнувшись через зубцы бойниц.

— Это моё место, — голос обжёг, полоснул по внутренностям, его рука схватила её за пояс платья, так, чтобы она с испугу не ринулась вниз, а потом развернула её спиной и прижала к стене зубца.