Под такой дождь было нельзя выходить и любой, кто попадал под него, особенно вот в это зимнее время года, был обречен, если не быть убитым этим самым ледяным “яйцом”, то слечь с “ледяной” горячкой, именно так тут называли болезнь очень похожую на привычный и знакомый Хэле грипп.

Фобос и Деймос, ушедшие вслед за ней, резвились, бегая по полям. Казалось, что им в Трите нравится больше, чем в Зарне — раздолья для бесшабашного бега определенно больше, но и наткнулся на всякий скот было больше возможности.

С животиной тут было почти так же как и у Хэлы дома — что-то вроде помеси козы и коровы, или телыга, что-то вроде помеси овцы и ламы, или шабка, что-то вроде… да тут можно было много всего найти, похожего на животных из её мира.

В доме, например, жили такие небольшие и очень симпатичные фицры, и они были очень похожи на кошек, но это были не кошки, потому что хвосты как у ящериц, глаза невероятные, чёрные с белым зрачком, такие узкие, продолговатые. И на голове под шерстью были наросты, как у крокодилов или у тех же ящериц. А ещё они издавали звуки такие “фиц-фиц”, поэтому их так и звали.

В доме они выполняли функцию охотника на туняк, это такие зверьки похожие на не то мышей, не то крыс облезлых, но с чем-то наподобие панциря на спине.

Было много ещё всего, что Хэла вроде и понимала, что напоминало о доме, но всё же не до конца, и наверное это было хорошо.

Вернувшись, она пошла в комнату к серым. Девочки сидели вокруг Томики, лежавшей в постели, и о чём-то тихо беседовали, Карлина при этом говорила поучающим тоном, разводя руками и недовольно цокая языком, расхаживая по комнате туда сюда и периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на сидящих вокруг Томики девушек.

Увидев Хэлу, серые стушевались, а виновница всего этого бедлама всхлипнула:

— Прости меня, я прошу тебя, прости, я больше так не буду, — она протянула руки навстречу женщине.

— Ох, глупая моя, курочка, — вздохнула та и, подойдя, дала себя обнять.

— Она думала, что беременна, — возмутилась Карлина, — представляешь? Вот ведь. Не могла подойти и спросить!

— Тогда мне пришлось бы признаться, а я не хотела… — ответила Томика, виновато пряча взгляд. — Хэла, милая, не наказывай его, я тебя прошу. Это я во всём виновата, только я, правда.

— Скажи кто, — тихо спросила ведьма, покачав головой.

— Нет, не проси, ты его накажешь, а я не хочу. Не виноват он. Он хороший…

— Ворг, — отозвалась грубо Йорнария, которая как всегда сидела отстранённо и отдельно от всех. — Я видела, как они миловались.

— Нет, не правда, — взвилась Томика, но ничто не смогло скрыть от Хэлы волнение и всплеск силы внутри девушки при этом.

— Томика, Томика, — покачала она головой. — Нашла же, глупышка, в кого влюбиться.

— Не он это, — не унималась девушка. — Не он!

— Ты понимаешь, что завтра он всё равно себя выдаст, если не придет к ферану до того?

Томика ничего не ответила, лишь уткнулась лицом в ладони и безутешно разрыдалась.

Хэла встала и вышла в коридор. У дверей она столкнулась с одним из охранников дома.

— Тарп, дорогой, Ворг не знаешь где?

— У достопочтенного ферана наверное, — ухмыльнувшись, пожал плечами здоровенный, бородатый детина, со сломанным в трех местах носом и кривым ртом, в котором не хватало нескольких зубов. — Они завтра на границу с Кардом идут. Вперёд основного отряда.

Хэла благодарно кивнула и направилась к лестнице, ведущей наверх, в помещения принадлежавшие хозяевам дома.

В кабинете ферана была толпа воинов, все они стояли и внимательно слушали указания, которые давал феран. Ворг был одним из первых. Это был рослый мужчина, годов до тридцати, настоящий изариец, светлые, невзрачные, по мнению Хэлы черты лица, хоть и подтянутое тело воина, волосы забранные в хвост, небольшая борода, усов он не носил. Стоял напротив Рэтара Горана и, к бешенству Хэлы, даже виду не подавал, что что-то было не так.

Конечно он не признается, а завтра с утречка свалит в поход, на границу, а там видно надеется, что серость, которой завтра его настигнет, сойдет на нет пока он будет в дозоре, а значит вернется как ни в чем не бывало. А что до боевых товарищей — так ведь боевое братство оно прочнее каких-то там законов и прочей фигни. Боевое братство — это сила, это мощь!

Хэла стояла у стены и слушала размеренный голос ферана и она давно уже заметила, что голос Рэтара Горана её успокаивал, вводил в состояние какой-то невесомой эйфории. Ей казалось, что она может слушать его вечность, а главное при этом ничто не может вывести её из равновесия. И равновесие, умиротворение, это конечно хорошо, но не сейчас и не при сложившихся обстоятельствах.

“Что ж, Хэла, давай”, — выдохнула она и, просочившись между мужчинами, встала немного позади намеченной жертвы.

— То есть пытаемся, до того, как серость нападет, свалить подальше, — как можно более сладко произнесла она.

Ворг дернулся и в ужасе уставился на доходившую ему до плеча ведьму. Окружающие их воины будто отодвинулись от них насколько могли позволить, от греха подальше. Хэла, мягко вильнув бедрами, обошла Ворг спереди и прислонилась к нему, как если бы он был деревом.

— И не дергайся, а то потеряю равновесия и чертыхнусь на тебя. Ох, мало не покажется. Знаешь, кто такие черти, Ворг?

Тот мотнул головой. В глазах его читалась паника.

— Черти — это такие мужики, — хмыкнула Хэла, — с рогами, хвостом, копытами и вилами. Они сидят в месте, куда после смерти попадают грешники и измываются над ними за грехи их прижизненные и незамоленные. Кого в масле варят, кого голодными держат, кого дерьмо есть заставляют, а кого и в задницу натягивают.

Ворг дернулся и уставился на ведьму с нескрываемым уже теперь страхом перекликающимся с шоком от того, что женщина вообще может говорить что-то подобное.

“Эх, жаль, что ругаться полноценно нельзя, а то я бы и матушку твою припомнила”, — подумала про себя Хэла.

Злость снова разгорелась в ней костром.

— Ты зачем мне девку попортил? — спросила она строго, словно Томика была её родной дочерью или сестрой. — И до лихого дела её довёл?

Ворг втянул воздух и выдохнул жалобное, но старательно членораздельное:

— Она меня приворожила!

Если бы Хела могла уничтожать мыслями — он бы уже обратился в кучку пепла у её ног. Хорошо, что не может, божечки, как хорошо!

Она задрала голову, чтобы видеть лицо мужчины:

— Приворожила? — переспросила, как можно мягче.

— Да, — кивнул он, набираясь вот такой уверенности, когда сказал ложь и словно сам в неё поверил и теперь уже ничего не страшно.

Она оттолкнулась от него и, повернувшись спиной к ферану, который горой возвышался над всеми, стоя за своим столом и храня гробовое молчание.

— Зачем? — поинтересовалась Хэла сдерживая себя изо всех сил, чтобы не наслать все возможные и невозможные проклятия на голову этого героя-любовника.

Тот же уставился на неё отупевшим взгялдом, и внутри его черепной коробки начали шевелиться мысли о том, что всё идёт не так гладко, как он подумал изначально. Остальные воины, присутствующие здесь, хоть и застыли, но казалось повернулись к своему боевому товарищу спиной.

— Зачем что? — выдавил из себя Ворг.

— Зачем приворожила она тебя? Ты такой ценный мех, что тебя ворожить надо срочно?

— Мех?

— Ну, мужик, — улыбнулась Хэла и с триумфом экзекутора заметила на лбу своей жертвы испарину. — Ты такой ценный мужик, что очередь к тебе стоит, что тебя только ворожбой заполучить себе можно?

Он потупил взгляд, но грудь всё ещё выпирала колесом, в попытке казаться больше, придавая себе большие размеры, чем были на самом деле.

— Что в тебе такого значимого? Красавец? — она повела рукой в сторону Роара. — Да вон достопочтенный митар стоит, и уж прости меня, дорогой, намного красивее тебя будет. Да только не вижу я вокруг него баб ворожбой его к себе притягивающих, или я чего не знаю?

Хэла приподняла бровь и вопросительно глянула в сторону митара и тот, ухмыльнувшись, отвел взгляд.