Белая ведьма странно дёрнулась, перевела взгляд на серых.

— Только если мы будем каждый раз, когда внутри тоска волками воет, истерику закатывать и ножками топать, то пустят нас в расход за милую душу и не поморщатся. — пояснила женщина. — А если тебе того и надо, то давай ты сразу мне об этом скажешь — мол, не в моготу, не хочу-не буду даже пытаться привыкнуть, учится ничему не желаю, все вы тут ужасные и воротит меня от вас. И смерть кажется славной и приятной!

И Хэла взяла девушку за подбородок:

— И я тебе с удовольствием помогу, отведу тебя на реку, она тут недалече, и камень тебе на шею повяжу, хоть сегодня вечером пойдем, на закате красота там невообразимая. Только учти вместо тебя они новую девицу выдернут, потому как им она позарез нужна — надоело всем задницы морозить.

Белая хотела что-то возразить на это, но лишь открыла и закрыла рот в полной тишине.

— А не у всех получается сразу, — ответила ей чёрная. — Это тебе не криком орать, что ты с рождения умеешь делать, этому учится надо.

Было видно, что Хэла уже успокоилась и голос её становился ровнее, она не шипела с придыханием, злость сходила, и стоящий от неё сбоку Роар видел это по приходящему в норму лицу.

— И еще вот что, — Хэла указала на девушку пальцем. — Коли ты решишь всё же с нами остаться, то запомни раз и навсегда одну вещь…

И женщина почти вплотную придвинулась к её лицу:

— Если ты хоть кому здесь причинишь вред своими словами намеренно или бездумно, то ты будешь иметь дело со мной. И поверь мне, детка, ты пожалеешь о каждом дне своей жизни и проклянёшь тот, в который родилась на свет.

Девушка сглотнула и глаза её снова наполнились слезами, она действительно испугалась. И на самом деле было чего бояться. Хоть белая и не знала пока что тут к чему, но сам Роар наверное дрогнул бы от такой угрозы, потому что сильнее этой чёрной ведьмы они еще не видели.

Сила в ней била через край и эйол говорил поминая богов, что это оттого, что Хэла взрослая женщина, а не девица неразумная. Если бы чёрная была девушкой, какими обычно призывали серых, то и силы в ней было бы немного, сила бы росла постепенно вместе с тем как взрослела бы чёрная. Так было с предыдущей, и старожилы говорили, что злючей и ненавидящей всё и вся она стала уже после того как пробыла в их мире с десяток тиров. Правда причину этой перемены никто так и не смог припомнить. Но, даже несмотря на это, у прошлой ведьмы силы было в разы меньше, чем у этой.

— А теперь, достопочтенные и иже с ними, — Хэла развернулась к нему, Рэтару и зевакам за их спинами, — представление окончено, оваций не надо, идите с богами вон из нашей комнаты!

Она сделала жест руками, прогоняя их, но сама пошла за ними следом:

— А мне ещё деточек надо выгулять, а то и не выйти теперь, чтобы не бояться, что тут всех чума не поразила, или черти не утащили кого, — проворчала женщина недовольно.

Рэтар развернулся, чтобы уйти, а Роар с тоской смотрел на молчащую девушку, которая была настолько несчастной сейчас, что ему хотелось завыть харагой.

— Идите, достопочтенный митар, всё будет хорошо, — поймала его взгляд чёрная ведьма.

Он обречённо нахмурился и развернулся на выход.

— Ты сказала, что поможешь ей утопиться, — отозвался Роар в коридоре, когда они шли прочь из покоев серых и здесь уже к ним вернулась возможность говорить.

— Скажу так, достопочтенный митар, если она действительно белая, и исходя из того, что я о них вообще знаю и представляю, она ни за что не согласится убиться зная, что это повлечёт за собой призыв новой несчастной девицы. Так что не переживайте — на вид она настоящая белая.

— Никогда не видел такого у серых, я про её состояние, — недоумевал он.

— Это потому что нам её рано отдали, — отозвался идущий впереди Рэтар.

— В смысле? — не понял митар.

— В смысле, истерики серых случаются там, у магов, — отозвалась ведьма. — Все истерят, достопочтенный митар, все до единой. А когда успокоятся маги их уже отдают тем, кто их призыв заказывал. Я же не зря тебя вчера предупреждала, что она ещё шороху тут наведёт, или забыл?

— Не забыл, — Роар тоже стал угрюмым, как и его феран.

Хэла улыбнулась, повела плечом и вышла в морозный двор следом за Рэтаром.

“А куда собственно они идут?” — в недоумении остановился митар, наступив на мёрзлую землю.

Во дворе к ведьме тут же подлетели две хараги. Они были еще маленькими, всего по четыре луня каждому. Но даже сейчас спины их были на уровне бедра Хэлы, а ведь твари вырастут и станут примерно в три раза больше, чем сейчас. Роара передернуло.

— Как ты их не боишься, — хмыкнул он, видя как женщина немного нагнулась и подставила лицо навстречу пастям зверей, которые поочередно лизнули её своими серыми языками.

— Бояться надо людей, достопочтенный митар, а не животных, — ответила ему Хэла. — Здесь, если чувствуешь их, читаешь с умом повадки, то всегда можно понять, что к чему.

— А у людей?

— А у людей, — она вздохнула, и повела головой. — Сейчас улыбаются в лицо, а как отвернешься — нож под лопатку и дело с концом.

Роар ничего не ответил, Хэла выпрямилась цокнула языком и две ужасающие твари встали от неё с одного бока:

— Достопочтенный феран, сходите к Мите и попросите у неё отвар, что я вчера сварила. Она знает. Пары глотков хватит, — обратилась она к Рэтару.

— А? — феран в недоумении посмотрел на ведьму.

— Чтобы голова прошла, — улыбнулась она и пошла прочь, а твари посеменили следом, за крепостную стену, в поля, чтобы вдоволь набегаться.

— Чего ты сюда пришёл? — поинтересовался Роар у тана, глядя вслед ведьме и двум её чудищам.

— Ты потренироваться хотел, — отозвался Рэтар и стал снимать свою верхнюю куртку.

Роар улыбнулся:

— Только жалеть тебя, старик, я не буду.

— Посмотрим кто кого в конечном итоге пожалеет, малец, — фыркнул феран и обнажил меч.

Глава 4

После того как Хэла вышла из комнаты, тишина, наступившая с её приказом, прошла. Милена осела на пол, ошарашенная и пораженная. Ей было отчаянно стыдно, обидно, слёзы душили, но словно не было больше сил на то, чтобы они выходили наружу. К ней подошла одна из девушек, мягко обняла за плечи:

— Не надо сидеть на холодном полу, милая, хвори у серых никто не лечит.

Голос её был таким приятным, тягучим, глубоким, а сама она была такая небольшая, круглая, ладная. Лицо из-за круглости было без единой морщинки, выглядело детским, приятным. Светлые глаза и волосы могли бы сделать её внешность бледной, но румяные щёки давали ей столько цвета и яркости, что прилагательное “бледная” было последним, что приходило на ум глядя на неё.

Милена поддалась и встала. Её усадили на кровать.

— Вот так! Меня зовут Грета. А это Сола, — она указала, на худенькую девчушку, которая присела на кровать с другой стороны от белой ведьмы. — А вон там Анья и Карлина, а еще есть Донна, Маржи, Оань, Лорана, Томика, Куна и Йорнария. Мы хотели звать её Йорна, но она злиться страшно, так что не уменьшай её имя ни за что.

Кто-то хихикнул, кто-то улыбнулся.

— А я Милена, но можно Мила, — ответила она, ей было так пусто, что хоть действительно иди топись.

— Мы понимаем, что тебе плохо, правда, — проговорила та, которую Грета назвала Сола, голос у неё был высоким, даже писклявым. — Я, когда попала в белую комнату рыдала до беспамятства, а потом приходила в себя и снова рыдала. Даже не знаю, сколько времени я там провела. У меня мамочка больная совсем, мне надо ей помогать, но я здесь, а она теперь там, а может и нет её больше. Я тут уже больше одного тира, наверное и у меня там итор прошел целый.

Девушки начали горестно вздыхать, кивая.

— А у меня было исследование, были подопытные, были отчёты — работа всей жизни! А теперь я стираю и полы мою, — проворчала высокая, стройная девушка, с темной кожей и светлыми волосами, вытянутым, но приятным лицом с глазами цвета миндаля и голосом гулким и очень похожим на мужской. — Я Карлина.