– Это лишь предположение, – говорит Морган Тернер.

– Констебль, прочтите, пожалуйста, свою запись.

Дэни дрожащей рукой открывает нужную страницу блокнота.

– Читайте, констебль, мы ждем.

– Из разговора с ней у меня создалось впечатление, будто она его защищает или считает необходимым защитить его память.

Дэни дословно записала мою реплику.

– Что заставило вас думать, что Элизабет Вокс защищала своего мужа?

– Это было просто ощущение. Ничего конкретного.

– Вы знаете, от чего она могла его защищать?

– Нет.

– Мы ходим по кругу, сержант, – говорит Тернер.

– Хорошо, пойдем дальше, – говорит Барнздейл. – Вы знаете, кто сообщил вашей матери и Элизабет Вокс новые имя и адрес Абигейл Лангдон?

Я медлю, и Барнздейл решает меня поторопить:

– Мистер Харпер?

– Нет, – отвечаю я.

Не вижу смысла впутывать сюда Мадлен.

– Давайте-ка уточним, чтобы я была уверена, что поняла вас правильно. Вы встретились с Элизабет Вокс в пятницу утром?

– Да.

– Она сказала вам, что знала, кто такая на самом деле Дэми Портер, сказала, что ездила в Фарсли, а вы – журналист-расследователь, лауреат профессиональной премии – даже не подумали спросить, откуда ей все это стало известно?

– Детектив Барнздейл, к чему вы ведете? – спрашивает Тернер.

– Я просто прошу мистера Харпера помочь мне с установлением фактов.

– В таком случае я хотел бы отметить, что вытаскивать его сюда посреди ночи – не лучший способ наладить сотрудничество.

Барнздейл упирается ладонями в стол.

– Элизабет Вокс говорила вам, почему ее муж сбежал из Хадли?

– Сбежал? – отвечаю я, прежде чем Тернер успевает меня остановить. – Он не сбегал.

– Разве? Разве он не сбежал, боясь, что станет известно о его отношениях с Лангдон и Фэрчайлд?

На рассвете – после очередной четырнадцатичасовой смены – Коррин шла по ярко освещенной парковке. Прямо перед ней проехал грузовик, направлявшийся по берегу в сторону Дувра, и, пропустив его, Коррин накинула на голову капюшон ветровки. Небо было затянуто тучами, и она поплотнее закуталась в куртку, спасаясь от безжалостного пронизывавшего ветра, который дул с моря.

Покупателей в магазине не было. Когда она вошла и взяла корзинку, юный продавец лениво поднял голову от своего мобильника, но тут же вновь опустил ее – покупательница не вызвала у него интереса. Три недели непрерывных ночных смен изнурили Коррин, и в это утро она почувствовала, что ей просто необходимо выпить. Ночью стало плохо двум постояльцам. В обоих случаях – ничего серьезного, так что она даже подумала, что это приключилось из-за лососевого фрикасе, которое подавали на ужин. Молли все равно заставила ее занести обе истории в медкарты и не нашла ничего забавного в том, что в карте миссис Белл она написала «пронесло в 3:30». Перебранка с Молли по поводу уборки дерьма на время отвлекла Коррин от мыслей о Чаде и Дине, но этим утром ей требуется что-нибудь покрепче, чтобы перестать о них думать.

Она ненавидела свою работу.

Она ненавидела свою жизнь.

Заглянув в кошелек, Коррин увидела, что ей хватает на четыре банки скола[12]. Плюс булочка и кусок сыру, чтобы можно было съесть в постели сэндвич. Когда она брала с полки большую пачку чипсов с уксусом и солью, из кухоньки позади витрины с выпечкой донеслось:

– Тайлер, если мне придется выйти и распаковывать газеты самой…

Подросток закатил глаза и, сняв ноги с полки за прилавком, поплелся по залу. Вяло распечатав первую пачку газет, оставленных у входа в магазин, он буркнул:

– Уже делаю.

Из кухни пахнуло свежими булочками с пеканом и кленовым сиропом, и у Коррин аж слюнки потекли. Она пошарила в кармане в надежде, что там завалялась мелочь и ей удастся себя побаловать. Пусто. У нее, правда, еще осталась десятифунтовая банкнота мистера Талисбрука, однако ее тратить не хотелось. Можно было бы поставить обратно две банки скола, но этого она делать не собиралась.

Когда Коррин направилась к кассе самообслуживания, парнишка все еще, нагнувшись, возился с газетами. Лениво сканируя покупки, она взглянула в его сторону. И увидела это.

От кричащего заголовка на первой полосе «Сан он Санди» ее бросило в дрожь. Пришлось даже напрячь руку, чтобы удержать равновесие. Коррин заставила себя дышать, но оторвать взгляд от крупных букв она была не в силах.

Словно в трансе, Коррин потянулась за газетой и, просканировав ее в автомате, быстро сложила. Она высыпала из кошелька все монеты, но на экран выскочила надпись: «Необходимо подтверждение». Повернувшись к продавцу, она ощутила, что по лицу течет пот.

– Подождите минутку, – бросил он небрежно.

Коррин расстегнула куртку, но капюшон не откинула. Чувствуя, как колотится сердце, она велела себе дышать, сосредоточив внимание на экране. И только когда продавец рассеянно ввел код, Коррин смогла наконец отвести взгляд в сторону. Парень посмотрел на просканированные товары, и она сделала два шага назад, к двери. Нажав «Одобрено», он в упор взглянул на нее, и она инстинктивно вскинула руку к залитому потом лицу. Сердце интенсивно качало кровь, не давая ей упасть.

– Теперь можно снова ввести деньги, – равнодушно сказал продавец.

Торопливо засунув дрожащей рукой десятифунтовую банкноту мистера Талисбрука в прорезь аппарата, Коррин принялась складывать покупки в свою огромную сумку. Уже выходя из магазина, она не выдержала и обернулась – газеты были теперь разложены на полу. Чтобы не подпасть вновь под гипноз заголовка «Сан», она поспешно вышла, но успела еще услышать слова парня: «Так ей и надо!».

Пройдя обратно через двор, Коррин сделала глубокий вдох. Морской воздух дарил спокойствие, и она постояла на углу переулка, прислонившись к витрине ресторана восточной кухни, где каждую пятницу позволяла себе обед. Только убедившись, что улица пуста, она достала из сумки газету. Открыла разворот на второй и третьей страницах и просмотрела статью до последнего абзаца. Именно там обнаружилась подробность, которую она искала.

Место проживания соучастницы детоубийцы Лангдон, Джоузи Фэрчайлд, по-прежнему неизвестно.

Коррин сложила газету и сунула обратно в сумку. Как она ненавидела это имя!

Коррин Парсонз.

Если б только снова стать Джоузи. И прожить жизнь заново.

Борясь с дувшим с Ла-Манша ветром, Коррин перешла через дорогу, идущую вдоль береговой линии Дила. Этот городок, казавшийся ей тюрьмой, из которой ее никогда не выпустят, медленно просыпался – начиналась монотонная дневная жизнь. По тропе у моря колесили велосипедисты, дворник сметал накопившийся за субботний вечер мусор, а женщина с собакой потуже завязала на голове шарф, направляясь к замку.

Стремясь уединиться и скрыться от чужих глаз, Коррин пересекла приморский парк и по поросшему травой склону поднялась к стоящей на отшибе эстраде. Там она села на ступеньки, лицом к берегу, и достала из сумки банку скола. Почувствовав в горле пощипывание холодного горьковатого напитка, она закрыла глаза, слушая шум волн, разбивающихся о гальку. Коррин пыталась представить себе, что сидит далеко отсюда на берегу теплого моря, а волны плещутся у ее ног, но не могла думать ни о чем, кроме второй банки пива и страстного стремления насладиться ею. Только допив и ее, она стала немного успокаиваться и поднялась повыше по ступенькам эстрады в поисках более укромного места. Достав из сумки смятую газету, она принялась читать.

Осужденная за детоубийство Абигейл Лангдон была найдена мертвой у себя дома в Западном Йоркшире ночью в среду. По имеющейся у нас эксклюзивной информации, у Лангдон было перерезано горло – жуткое повторение ее собственного преступления: убийства школьников Ника Харпера и Саймона Вокса.