– Оливер Хьюз – вы могли меня слышать. Я комментирую матчи, а потом еще отвечаю на вопросы в прямом эфире.

Тед задумывается.

– Вроде как слышал. И, по-моему, добрую половину времени вы и сами не знаете, о чем говорите.

– Так и есть, – вворачивает Дэни, и мы все смеемся.

– Как вы оцениваете сегодняшние шансы Лидса? – спрашиваю я.

– Какие там к черту шансы! – отвечает Тед, высыпая в чай два пакетика сахара. – Простите, что я вот так с ходу завелся.

– Ничего страшного, – говорит Дэни, успокаивающе кладя свою руку на руку Теда. – А что это вы говорили про происшествие в магазине? Что какая-то девушка умерла? Вам, наверное, нелегко сейчас.

– Ужасно. – Тед трет ладонями лицо. – Дэми не вышла на смену, а потом мы узнали, что в городе нашли труп. Когда менеджер сказал, что она умерла, нетрудно было сложить два и два.

– Должно быть, это всех тут напрягло, – говорю я, откусив от сэндвича. – Кому-то же пришлось за нее работать?

– Да она особо и не работала, – говорит Тед, понизив голос. – Только товар на полках раскладывала. Часто брала ночные смены. На кассу ее никогда не ставили. Называли какой-то «непрезентабельной».

Некоторое время мы сидим молча. Я вижу, что Тед проникается к нам симпатией, и боюсь его спугнуть. И вскоре он, разумеется, не выдерживает:

– Девка-то она была неплохая. Срывалась иногда, но по мелочи. Поговаривали, правда, что в прошлом у нее не все было чисто.

– В каком смысле? – спрашиваю я, избегая смотреть на Дэни.

– Не мне судить, но, кажется, по молодости она была кое в чем замешана.

Тед заговорщицки понижает голос:

– Дурь.

Мы с Дэни изображаем должную степень потрясения.

– Да вы что?!

– Вроде бы даже приторговывала.

– Вот это да! – говорю я.

– Но точно я не знаю, – спохватывается Тед.

– Не всегда можно знать наверняка, – говорит Дэни.

– Это да. Ведь у дилеров – их же по телеку показывают – всегда полно денег. А Дэми жила в квартирке над столовой на центральной улице. Денег у нее отродясь не водилось. Она каждую неделю занимала на сигареты и выпивку. Не знаю, как она на аренду-то наскребала.

– У нее тут было много друзей? – спрашивает Дэни.

– Теперь ты меня допрашиваешь, – Тед грозит Дэни пальцем. – Скажем так: держалась она от нас всех в сторонке.

– Тихоня? – говорю я.

– Ну, не то чтобы. Дурака, готового угостить ее в пабе, на раз находила.

Я предлагаю Теду заказать ему еще чаю, но он говорит, что тогда в сортир не набегаешься. Мы вместе выходим из магазина, и по дороге к парковке я спрашиваю, казалась ли Дэми – с ее-то темным прошлым – когда-нибудь испуганной.

– Вовсе нет. Она была уверена, что всегда как-то выпутается. Да, похоже, в этот раз просчиталась.

Проход позади магазинов центральной улицы Фарсли пустынен. Лишь у задней двери углового паба мы видим мусорщика, который собирает выброшенные бутылки. Из прачечной самообслуживания валит пар; возле салона «У Грейси» парикмахер закуривает первую утреннюю сигарету. Два верхних этажа каждого дома – жилые. В квартиры ведут наружные лестницы. Ворота во двор ресторана восточной кухни открыты, там полно пустых коробок и синих пакетов, готовых к сдаче в переработку.

Дэни трогает меня за руку и взглядом указывает на констебля в форме, клюющего носом у перил возле задней двери одной из квартир. Голова его упала на грудь, глаза закрыты.

– Должно быть, это ее квартира, – говорит Дэни.

Я без колебаний ускоряю шаг, жестом приглашая Дэни следовать за мной.

– Бен, не надо… – пытается она остановить меня, но я уже поднялся по ступенькам.

– Констебль! – произношу я отрывисто.

Повернувшись ко мне, он одергивает китель, изо всех сил стараясь держаться прямо.

– Детектив-сержант Лесли Барнздейл, столичная полиция. А это констебль Дэни Каш. Прошу прощения, если мы вас разбудили.

– Нет, сэр, простите, сэр, – бормочет констебль. – Я просто…

– Давали отдохнуть ногам? – подсказываю я с улыбкой. – Вас можно понять.

– Да, сэр, – с благодарностью откликается он. – Давал отдохнуть ногам.

– Вы ведь знаете, что мы работаем над этим делом вместе с полицией Западного Йоркшира? Паршивая история.

– Да, сэр. Приехали из Лондона, сэр?

– Можно вас на минутку, сэр, – говорит мне Дэни, делая большие глаза.

– Не сейчас, констебль, – отвечаю я.

– Мы приехали только на одно утро, – говорю я местному полицейскому. – Откройте дверь, пожалуйста.

Он шарит по карманам в поисках ключа от квартиры Лангдон.

– Мы пробудем там не дольше десяти-пятнадцати минут.

Я захожу внутрь, Дэни следует за мной по пятам.

– Закройте дверь, Каш, – командую я, как только мы оказываемся в квартире.

– Ты знаешь, что, выдавая себя за полицейского, можешь попасть в тюрьму… Лесли Барнздейл?

– Гендерно нейтральное имя, – отвечаю я. – Начинай искать. Все, что может рассказать о ее жизни после освобождения. Или связать с Хадли.

– Бен, ты же в курсе, что полицейские из группы по обследованию мест преступлений уже все тут облазили?

– Это те самые полицейские, которые не знали, что ее личность была раскрыта десять лет назад? – отвечаю я, распахивая дверцы и выдвигая ящики на тесной кухоньке.

– Она была на удивление аккуратной, – спустя пару секунд замечаю я, видя, в каком порядке находятся нехитрые пожитки Лангдон.

– Одиннадцать лет в заключении, – отвечает Дэни. – Быстро научишься класть все на место. А то, что хочешь сберечь, на ночь будешь прятать.

– Хорошо, что тюрьма приносит хоть какую-то пользу! – И я перехожу в маленькую гостиную.

– Черт, – бормочу я, отводя взгляд от светло-серого диванчика, покрытого засохшей кровью.

Дэни проходит вперед и осматривает место убийства.

– Много крови, – информирует она спокойно, – но нет особого беспорядка. На обивке отсутствуют ножевые порезы, ничто не свидетельствует о борьбе. Так что, похоже, хватило одного удара…

Я, стоя у стены, энергично растираю шею.

– Кто-то вошел через кухню, подобрался к ней сзади и, прежде чем она опомнилась, прикончил, – предполагаю я.

– Следов взлома нет, – говорит Дэни.

– Рад слышать, что ты проверила это, пока я отвлекал констебля. Думаешь, Лангдон сама пригласила убийцу в квартиру? Если так, то они, вероятно, были знакомы. Наркотики? Сделка прошла неудачно?

– Не исключено. И кто-то узнал, как были убиты Ник и Саймон, и убил ее тем же способом, чтобы запутать полицию.

– Но гораздо вероятнее, – возражаю я, – что этот «кто-то» был связан с ней и с теми убийствами. И еще с Хадли.

Часть комнаты отделена занавеской; отдернув ее, я вижу тщательно застеленную узкую тахту и одежду, аккуратно развешанную на открытой вешалке.

– Роскошью тут и не пахнет, – говорю я, вставая на колени и вытаскивая выдвижной ящик для белья. – Чистые полотенца и запасная подушка.

– Жизнь на грани выживания, – говорит Дэни.

Я поднимаю на нее взгляд.

– У Ника не было и такой.

Я переползаю к изголовью тахты и дергаю второй ящик. Его загораживает тумбочка. Я заглядываю в нее, но там нет ничего, кроме романа Э. Л. Джеймс. Я отодвигаю тумбочку в сторону и вытаскиваю второй ящик. Он пропах заплесневелыми газетами. Я сразу узнаю их. Общенациональные издания десятилетней давности. Перебирая их, я снова и снова натыкаюсь взглядом на все ту же фотографию: моя мама тем вечером на берегу Темзы.

Это сообщения о маминой смерти.

– Я кое-что нашел, – и я раскладываю газеты на тахте.

Дэни внимательно всматривается в мамино лицо. Перевернув страницу таблоида, я снова вижу печально известный снимок: улыбающиеся Ник и Саймон стоят в обнимку со своими убийцами. День триумфа, который теперь вызывает только ужас.

Я отворачиваюсь, и Дэни гладит меня по спине.

– Как ты? – спрашивает она.

– Видеть ребят здесь, в этой комнате… – отвечаю я, едва сдерживая дрожь в голосе. – С ней. Как будто она все еще имеет над ними власть.