По светлым водам Рейна, будто белоснежное облако, плыл огромный лебедь. Он влёк за собою ладью, и в ладье стоял воин — белокурый, в белом с алыми крестами плаще, в кольчуге, сверкающей серебром.

— Прекрасная герцогиня Эльза! Я — рыцарь Лоэнгрин. Я пришёл вступиться за твою честь. Признаёшь ли ты меня своим защитником?

Синие глаза юноши лишь на миг встретились с глазами Эльзы, и надменная дочь герцога Брабантского почувствовала, как дрогнуло её сердце.

— Признаю!

— Тогда коня мне! Если он падёт, я за него заплачу!

Трижды сшибались в страшном поединке рыцари. Трижды сталь высекала искры, кони с громким храпом взвивались на дыбы. Наконец они зашатались, и противники спешились.

— Ещё один такой удар, и я не выдержу! — прошептал в лицо Фридриху Лоэнгрин.

— Я же предупреждал, что не смогу драться «понарошку»! — выдохнул Тельрамунд. — Руби, не бойся — мой шлем крепкий, а голова ещё крепче!

И тотчас рухнул под могучим ударом белого рыцаря. Божий суд совершился.

— Как мне отблагодарить тебя, отважный витязь? — прошептала, подходя к Лоэнгрину, Эльза.

— Я люблю тебя, герцогиня! Но знай: орден, которому я служу, запрещает мне открывать своё происхождение и имя моего отца. Станешь ли ты женой того, кто не может назвать себя при всех? Поклянёшься ли до венчания не спрашивать, кто я, а после, когда я тебе это скажу, никому этого не открывать?

Девушка подала ему руку.

— Мне кажется, я знаю о тебе достаточно!

Фридрих Барбаросса смотрел на них, качая головой. Как легко сдалась неприступная Эльза!

— Что с рыцарем Тельрамундом? — спросил император, — Он убит?

— Да жив я! — приподнимая голову и отирая кровь со лба, прохрипел барон. — Не повезло, что поделаешь...

— Ты не выдержал Божьего суда! — воскликнул, гневно сдвигая брови, Барбаросса. — Поражение доказывает, что ты солгал. Солгал, поклявшись своим мечом, а оскорбление меча недостойно рыцаря. Прочь с моих глаз, клятвопреступник! Если захочешь в боях искупить свой позор, я буду рад. Но тебе больше нет места ни на ристалищах, ни при дворе. Прочь!..

— Вот так и стал самый знаменитый рыцарь Германии, герой стольких баллад и преданий, изгнанником и бродягой, — помолчав, закончил Эдгар, поймав в ладонь мелькнувшего перед ним светящегося жучка и тут же снова его выпустив. — Правда, многие, кто знал Тельрамунда, всё равно сохранили к нему уважение. И тот же император Фридрих, спустя восемь с половиной лет, рад был узнать, что воин, которому у него в стране нет равных, присоединился к Крестовому походу германской армии. Правда, они так и не поговорили меж собой — Тельрамунд шёл с войском и сражался как самый обыкновенный рыцарь, не знакомый с императором. Тем не менее после Барбаросса передал барону через своих придворных, что прощает давнюю вину и вновь признаёт его своим вассалом. Однако, как я понимаю, Тельрамунд и по окончании похода не вернулся в родные места.

— Ещё бы! — воскликнула Мария. — После такого незаслуженного позора.

— Да, — кивнул Эдгар. — У настоящих рыцарей это считается несмываемым. Опять же, сама видишь, жена, как благородно он себя ведёт: его гонят из родных мест, предают позору, а он, позабыв зло, идёт со своими в поход во славу Креста. Ведь он не мог быть заранее уверен, что император тоже проявит благородство и объявит ему прощение. Удивительный человек!

— И удивительный друг! — Мария сморгнула слезинку с пушистых ресниц и шмыгнула носом. — Кто бы ещё ради друга отказался от любимой женщины? А он не просто отказался, а ещё и унизить себя дал! И какая же дрянь этот его Лоэнгрин!

— Тамплиер, что с него взять? — Эдгар пожал могучими нагими плечами и отмахнулся от того же светлячка, который упрямо вился возле лица. — Храмовники привыкли ко лжи.

— Послушай, — спохватилась Мария, — а ты-то откуда узнал правду? Если Тельрамунд так никому и не признался, что нарочно затеял всю эту историю?

Молодой рыцарь рассмеялся.

— Это — один из тех случаев, что бывают раз лет этак в сто... Незадолго до Крестового похода в Лионе объявили турнир. Знатный турнир, на него съехалось множество рыцарей. Луи тоже в нём участвовал, а я тогда только смотрел да втайне завидовал, хотя и сам себе в том не признавался. Да ещё работы у меня в те дни хватало! Представь: понаехала куча рыцарей — дерутся, доспехи портят, мечи ломают, шлемы проламывают. И всем им говорят, что лучший кузнец в Лионе — мастер Эдгар. Ну что ты усмехаешься? Знаешь ведь, что я такой и был.

— Я усмехаюсь оттого, что ты мне рассказываешь про турнир, точно я его не видела! — проговорила Мария. — «Малыш Ксавье» три раза отпрашивался у барона в город, чтобы посмотреть на рыцарей и их битвы. Я даже на дерево залезала! И тебя видела, как ты сидел сбоку, среди ремесленников. Смотрела и представляла, что ты тоже — рыцарь, тоже бьёшься на турнире, побеждаешь и награду даришь мне... представляешь? А ведь потом так и случилось!

— Да, — он опустил подбородок на её худенькое плечо и прижался щекой к щеке. — Но я ведь не о себе хотел рассказать. На третий день турнира, вечером, ко мне в кузницу пришёл молодой рыцарь, белокурый, красивый. Говорил с немецким акцентом. И я ещё подивился его щиту: никогда не видел, чтоб на щите рисовали лебедя... А один из моих подмастерьев возьми да скажи мне, что этот парень — известный рыцарь Лоэнгрин, герцог Брабанта. Ему, подмастерью, на турнире это кто-то рассказал. У Лоэнгрина этого щит был продырявлен в двух местах, ну а шлем впору было просто выкидывать! Видать, не очень ему на турнире везло. Ну, пока я работал, он вытащил бутылку рейнского портвейна. Предложил мне. Я говорю, что у меня ещё работы полно, какая выпивка? Стакан выпил... А он прикончил всё остальное. И его развезло. В кузнице-то жарко! Разболтался тамплиер вовсю. Нет, тамплиерских тайн выдавать не стал — побоялся. Зато взял вдруг и по пьяному делу рассказал мне всю историю своей женитьбы на Эльзе Брабантской и как ему всё это устроил Тельрамунд. Я, признаюсь, не выдержал: «И как, — говорю, — вам, мессир, не стыдно? Я — человек простой, но никогда бы такого не сделал!» А он мне в ответ: «Значит, ты никогда с такой силой не любил!» Вот что правда, то правда: тогда я вообще не знал, что значит любить.

— А теперь? — тихо спросила Мария.

— Что теперь?

— Теперь, когда знаешь? Ты бы предал друга из-за любви? Принял бы такую жертву?

Эдгар поцеловал её в шею и осторожно повернул к себе мокрое от слёз личико.

— Теперь? Теперь и подавно не сделал бы так! Разве ты, узнав об этом, простила бы меня? Думаю, Эльза Брабантская, если узнает, тоже не простит.

— Дура она, эта Эльза! — вдруг сорвалась Мария. — Дура и пустышка! Как можно было выбрать Лоэнгрина, когда рядом с ней столько лет был Тельрамунд?!

Эдгар снова засмеялся:

— Я знал в своей жизни трёх умных женщин. Первой была моя матушка. Вторая — королева Элеонора. Эта не просто умна, она, пожалуй, поумней любого мужчины. Третья — ты, малыш Ксавье. А все прочие — дуры. Им так положено. И нечего на это обижаться!

Если что и сохранилось от прежней роскоши, к которой привык в своих французских замках и владениях богатый граф Анри Шампанский, ставший бедным королём Иерусалимским — так это красота и быстроходность его кораблей. Он перевёл из Франции весь свой небольшой, но надёжный флот — четыре большие, недавней постройки галеры, которые могли ходить и под парусами, три галеры поменьше, зато куда быстроходнее да ещё четыре когга, заказанных и славно сработанных в Германии.

На одном из этих коггов год с небольшим назад граф Анри и прибыл к берегам Палестины, привезя в лагерь под Птолемиадой свою юную родственницу принцессу Алису, на которой обещал жениться, но затем так и не женился Ричард Львиное Сердце, а также молодого графа Луи Шато-Крайона, за время морского путешествия окончательно пленённого рыжеволосой красавицей-принцессой.