И Луи вдруг забыл о правилах куртуазного обращения. Эмма сидела, опустив голову, кормчему уж точно было не до них, но если бы в это мгновение их видели и сотни людей, молодому рыцарю было всё равно! И Алисе, кажется, тоже. Слившись губами, он и она отпустили верёвку, намотанную на мачту. И очнулись, когда новый толчок рухнувшей на них воды опрокинул обоих на палубу. Однако на этот раз им не было страшно — он и она почему-то расхохотались. Ответом было изумлённо-испуганное восклицание Эммы и обиженный рокот грома — похоже, он обиделся на то, что его перестали бояться...

Вилли Морской не ошибся: спустя примерно час ветер начал стихать, и волны сделались заметно ниже. Шторм слабел на глазах. Тучи прорвались сразу во многих местах, их лохматые клочья как-то незаметно разметались, открывая тёмное закатное небо. Солнце садилось, окрашивая горизонт в багровые тона. И на этом багровом горизонте прорисовалась высокая береговая линия.

— Я так и думаль, што занесёт нас именно сюта! И это не самое плохое. Мокло занести хуже!

Кормчий давно уже приказал матросам отвязаться от мачты и подозвал старшего, чтобы тот сменил его у руля, а сам спустился с кормовой надстройки.

Луи только теперь подумал, что в течение суток Вилли ничего не ел, да и выпил скорее всего только этот ковшик воды пополам с морской солью. Но вид у него был бодрый и весёлый.

— А у вас софсем нет морской болеснь. Как у меня. Вы мокли бы быть моряк. Но вы рыцарь. Тоже карашо. Прафта, што вы хотили в поход с император Фридрих?

— Правда. Это был один из двух самых великих воинов и полководцев нашего времени. Теперь такой остался один. А что это за берег? Или пока непонятно?

Вильгельм усмехнулся. Его мокрая шевелюра воинственно вздыбилась вокруг загорелого, блестящего от воды лица.

— Што непонятно? Это остров Кипр. Отсюда не такой уж далеко до Палестина. Только придётся захотить в порт: у нас нушно будет осматрифать борта и рулефой весло. И может быть укреплять машта.

Луи вздохнул. С одной стороны, Кипр — это хорошо, это всё же христианская земля, хотя местные греческие князья и не любят крестоносцев. С другой стороны — снова задержка!

— А для чего непременно в порт? — спросил юноша кормчего. — Пристали бы к любому берегу, где есть удобная бухта. Нам ведь не нужно пополнять запасы провизии и воды.

Вилли Рыжий посмотрел на рыцаря так, как смотрят на ребёнка, который пока не понимает простых вещей.

— Утобный бухта утобно и не только тля нас! Вы ше снаете, што во многий земля есть береговой право.

Береговое право! Тут Луи всё понял. Да, по соглашению между многими прибрежными странами, имущество выброшенного на берег корабля законно принадлежало тому или тем, кто его находил. Если корабль не выбрасывало, а просто прибивало к берегу, право тоже действовало. Действовало при условии, что никого из владельцев и команды корабля не оставалось в живых. И жители многих прибрежных селений, бедные рыбаки и крестьяне, промышляли тем, что грабили потерпевших крушение, а то и просто приставших к их берегу после сильной бури мореходов. Иной раз даже зажигали ложные маяки, заманивая корабли на мель или на скалы. Опытные моряки обычно знали, в каких местах такое может случиться, и не шли на огонь маяка, покуда не светало и не было возможности убедиться, что впереди действительно гавань, а не полоса рифов, на которых их ждёт гибель. Разбойники, захватив судно, убивали всех, кто на нём был, и выкидывали трупы в море — ведь иначе им было не воспользоваться береговым правом и не завладеть грузом корабля. А на купеческих галерах и барках добра обычно хватало. И на всех участников шайки, и на сеньора, владельца прибрежной земли, который, отлично зная о промысле своих селян, брал с них солидную долю «выброшенного морем» богатства.

— Вы правы, Вильгельм, — вздохнул молодой человек. — Лучше не рисковать. На нашем корабле не написано, что он не купеческий и не везёт никаких товаров.

— А если и написано? — махнул рукой кормчий, кажется, принявший эти слова всерьёз. — Тумаете, расбойники умеют читать? Та для них и сам корапль, и парус, и машта — всё тобыча. Лутше прихотить в гавань.

И с этими словами кормчий зашагал к носовой надстройке, с которой рассматривать берег было удобнее. Однако, проходя мимо Эммы, всё ещё сидевшей на бочонке с самым измученным видом, мореход бросил на неё внимательный взгляд и улыбнулся.

— Храпрый девушка! — повторил он. — И красивый.

Платье Эммы, насквозь мокрое, облепило её так, что Вилли мог оценить не только красоту и свежесть её личика, но и всё прочее, чем наградил её Бог. Луи и Алиса заметили этот взгляд и улыбку и вновь покатились со смеху. Но бедная Эми ничего не поняла. Она была совершенно невинна...

Однако приблизившись к одной из кипрских гаваней, молодой рыцарь и пришедший в чувство граф Анри Шампанский подумали, что, кажется, безопаснее было бы высадиться на безлюдном берегу, подальше отсюда. Даже издалека было очевидно, что в порту идёт сражение.

Вильгельм Рыжий сразу узнал это место — то был порт богатого города Лимасола, известного обширной торговлей, богатыми винодельнями, а также частыми появлениями и бесчинствами Кипрского князя. Этот князь по имени Исаак вызывал отчаянную ненависть у местных жителей и ещё более у приезжих, потому что умудрялся брать дань со всех и за всё что угодно, дочиста разорил некоторых купцов и несколько ремесленных цехов, имевших неосторожность с ним поссориться. Кипр был его вотчиной, и жил он в старинном городе Амафунте, однако в близлежащий Лимасол наведывался постоянно — его привлекала возможность облагать данью, а проще говоря, безнаказанно обирать приплывавших сюда многочисленных купцов. Жадность и тупость князя раздражали многих, но до сих пор с ним никто не воевал — на Кипре были хорошо укреплённые крепости и неплохая армия.

— Что за дьявольщина?! — воскликнул, стоя бок о бок с Луи, граф Анри. — Не сарацины же приплыли сюда и высадились на кипрском берегу? Но там определённо дерутся — я вижу, как горят портовые укрепления. И кажется... Ну да! Дым и над крепостью! Что будем делать? Отойдём в море, чтоб не вмешиваться в то, к чему не имеем отношения?

Луи нахмурился:

— А вы уверены, мессир, что не имеем? Кто мог совершить нападение на Кипр? Если неверные, то наш христианский долг вмешаться, хоть греки нас и не жалуют, и их церковь не ладит с нашей. Если же это не сарацины, то кто? Простите, но мне приходит в голову одна странная мысль...

— И какая? — с живостью спросил граф Анри.

— Мы с вами отплыли из Мессины, ведь так? Король Филипп-Август отплыл за три дня до нас. Он, конечно, успел пройти на своих кораблях тот участок моря, где потом бушевал шторм. А вот Ричард Львиное Сердце уехал всего за день до того, как мы прибыли. Помните, мы оказались в мессинском порту вечером, в последний день февраля, а корабли короля Англии, как нам сказали, вышли в море поутру, даже ближе к полудню. То есть он опередил нас меньше, чем на сутки. Значит, тоже был застигнут штормом. Велика ли возможность того, что его корабли тоже могло вынести ветром и волнами к острову Кипр?

— Это надо спросить Вилли, — задумчиво проговорил граф Шампанский. — Хотя, пожалуй, я заранее соглашусь, что это возможно. Ну и что же с того? Вы полагаете, мессир Луи, что Ричард принял греков за сарацинов, а Лимасол за Акру и вступил в битву?

Молодой рыцарь продолжал в задумчивости смотреть на берег, а когг меж тем всё шёл и шёл к окутанному дымом пожара порту.

— Король Английский не раз и не два видел сарацинов, — сказал Луи. — И он уж никак не спутал бы их с греками. Но я отлично помню, как эти самые греки встречали отряды крестоносцев на пути к Палестине. Не спорю — толпы рыцарей и воинов, чаще всего голодных, — тяжкое бремя для любого края. Однако это всё же не даёт право разбойничать и нападать на пилигримов! А о князе Кипра Исааке поговаривают, что он не зря носит еврейское имя! Это глупый, подлый и жадный негодяй. Что если он решился напасть на прибитые бурей корабли?